— Не думаю, что у Гали серьезные намерения, — заявил Виктор решительно. — Она хочет проучить меня, наказать. К реальному разрыву она не готова.
За стеклами очков мелькнуло удивление. Глеб Михайлович оценивал ситуацию иначе.
— Не обольщайтесь, — посоветовал многозначительно.
Виктор, немного приукрашивая ситуацию, возразил:
— Галя сказала, что любит меня. И вернется.
— Когда? — Уточнил Глеб. — Кажется, вы живете раздельно уже больше года?
— Да. — Осин отмахнулся небрежным жестом. — Но это не существенно.
— По-моему вам следует трезво взглянуть на вещи.
— Я не пью и смотрю на мир трезво, — вспылил Осин.
— Я выразился фигурально.
— А я конкретно.
Молодой Полищук недоуменно пожал плечами.
— Когда вы планируете помириться с Галей?
— Сначала мне надо уладить одно дело, — пояснил Виктор.
— А как же господин Алексеев? Вас не смущает его присутствие? — В голосе Глеба Михайловича не было иронии и издевки. В вопросе не было второго смысла. Между слов не витало снисхождение к мужу-рогоносцу. И подленькое любопытство не сияло в умных глазах. Кроме живого конкретного интереса: можешь ли, ты, Виктор Осин, на развалинах былого счастья построить новую жизнь, ничего не занимало Глеба Михайловича.
— Если Галина вернется ко мне… — сказал Виктор и исправился, — когда Галина вернется ко мне, господин Алексеев останется в прошлом. Как и мои художества.
— Хороший ответ. Достойный. Хотелось бы верить — честный.
— Не сомневайтесь, — уверил Осин.
Старый Полищук кривовато усмехнулся. Клятв и обещаний от Виктора он выслушал немало.
— Не сомневаюсь в чувствах Галины Леонидовны. Она не раз доказала как предана вам. Однако, смею предположить: при разделе имущества, если таковое произойдет, Галя займет жесткую позицию. Очень жесткую позицию.
— Да… — задумчиво протянул Виктор. На счет жестких позиций супруга была великая мастерица.
— На стороне Галины Леонидовны право и закон, — внес свою лепту молодой Полищук. — Хочу отметить, что против вас не выдвинуто ни одного лишнего требования. Тем ни менее, если дело дойдет до суда, вы останетесь нищим.
Возмущенный Виктор вскочил.
— Но это невозможно. Галка пришла в нашу семью с парой трусов и двумя простынями. А теперь красуется в бабкиных бриллиантах, и шикует за мой счет. Воровка! Попрашайка! Нищенка!
— Нет, — продолжил Глеб. — Галина Леонидовна требует только то, что ей положено. Если у вас имеются конкретные претензии, мы готовы обсудить их.
— У меня есть претензии! — взвился Осин. — Галка выдурила у бабки кучу драгоценностей. Все они принадлежат мне!
Глеб недовольно покачал головой.
— Украшения принадлежат не вам, а Вере Васильевне. И подарив их Галине, она приняла меры предосторожности, направленные против вас, лично против вас. Вы забыли?
Он не забыл. Он ничего не забыл.
Увидев, подаренный Галке на свадьбу изумрудный гарнитур, прикинув его стоимость, Осин ликовал недолго. На следующий день Полищук ознакомил его с распоряжением старухи: за каждую исчезнувшую побрякушку придется платить отлучением от «кормушки».
— Почему? — воскликнул Осин, дрожащим от разочарования голосом. Он уже сторговал изумруды одному барыге. — Галка — хозяйка, пусть сама отвечает.
— Плюс штрафные санкции самого строгого порядка, — добавил Глеб Михайлович.
Через год, на пробу, Виктор рискнул «приделать ножки» сапфировому перстеньку и очень пожалел об этом. Взамен трем вырученным тысячам он недополучил двадцать. Себе, что говорится, вышло дороже.
— Впрочем, нет. У меня нет претензий. Кроме одной! Меня ограбили! — всплеснул руками Виктор.
— Побойтесь Бога, — не вытерпел старый Полищук, — Вы выбросили на ветер бездну денег. Исключительно по собственной инициативе.
Осин промолчал. Не твое дело осуждать меня, утверждал раздраженный взгляд. Не твое собачье дело.
— Вам не понять. У меня натура широкая, в деда, я не могу жить на гроши. Старый Полищук неодобрительно нахмурился.
— Виктор Викторович, не в пример вам, хоть и тратил много, но всегда и зарабатывал отлично. К тому всегда заботился о своей семье. Что вы могли бы завещать Даше?
Осин вскипел:
— Хватит с нее того, что дала ей бабка!
— То есть ничего? — уточнил Глеб.
— Давайте, оставим пустые философствования, — отмахнулся от упреков Осин. — Я вернулся для серьезного разговора. Мне нужна помощь. Я оказался в сложной ситуации…
«Я сделал все что мог. Кто может, пусть сделает больше» — немного напыщенно рассудил Осин, вверяя судьбу в опытные руки.
Выслушав историю, Глеб Михайлович переглянулся с внуком и предложил:
— Виктор, выпей кофейку в приемной. Нам надо посоветоваться.
Спустя четверть часа беседа продолжилась:
— Вам нужен человеческий совет или юридическая консультация? — поинтересовался Глеб.
— И то, и другое.
— У вас есть сто тысяч?
— Есть, — признался Виктор.
— Отлично. Вы готовы в крайнем случае передать их вымогателю?
— Да.
— У вас есть предположения кто мстит вам?
— Нет. Я перебрал всех. Подозревать можно каждого, доказать нельзя ничего. Одно ясно: мститель прекрасно осведомлен о моих делах и привычках. И точно бьет в самые больные места.
— Вы полагаете, это кто-то из близких вам людей?
Виктор кивнул.
— Сомневаться в близких очень неприятно.
— Сколько времени у нас есть?
— Мало. Меня торопят с ответом.
— Правильно ли понял: с вас требуют сто тысяч без всяких гарантий?!
— Да.
Глеб Михайлович поднялся, стал вышагивать за спиной Осина. Наконец променад по кабинету закончился. Полищук замер у окна. Ничего интересного, из окон первого этажа видно не было. Однако, погружаясь в раздумья, Глеб Михайлович всегда искал взглядом простор и перспективу, словно надеялся отыскать там ответы на сложные вопросы. Виктор замер. От ответа старика зависело его будущее.
— Мы продолжим разговор завтра. Я…мы должны подумать…
На следующий день Осин еле дождался, пока Полищуки закончат с внушительных размеров пожилой дамой. Едва она покинула приемную, Виктор бросился в кабинет.
— Ну, что? Вы возьметесь за мое дело?
— Да, если мы придем к консенсусу по финансовым вопросам.
— Бабка пообещала оплатить ваш гонорар. К тому же она оставила мне немного денег, их должно хватить на любые непредвиденные расходы.
— То есть свою часть Отрадного вы уже не продаете? — перехватил инициативу Глеб
Виктор обреченно махнул рукой:
— Если понадобится, я продам особняк без сожаления.
— Но вы понимаете, что сто тысяч и половина особняка — это ваши последние резервы?
— Конечно, понимаю. Но возможно, Вера Васильевна изменит свое мнение и пересмотрит завещание?
— Нет, — отрезал Глеб Михайлович. — Вера Васильевна не имеет привычки менять свои решения.
— Но она же рассказала мне свою историю, хотя раньше тщательно скрывала ее? Кстати, Глеб Михайлович, вы знали ее секрет?
— Конечно, — ответил адвокат, — моя обязанность знать секреты клиента. И хранить их. Если бы не мои старания скандал разразился бы давно, — Глеб Михайлович улыбнулся. История двух сестер, умной и глупой, бедной и богатой, воплощенный в жизнь сценарий индийского фильма, изрядно позабавил его в свое время. — Настоящая Вера Васильевна доставляла нашей Вере Васильевне множество хлопот и неприятностей. Одиозная была особа. Жадная, распущенная, пустая. Даже не верится, что женщины так похожие внешне, могли так различаться внутренне. Наша Вера Васильевна — барыня до мозга костей, голубая кровь, рафинированная интеллигентка; ей и старость к лицу. Та — дурой была, дурой и осталась. Пыталась меня соблазнить, — хмыкнул Глеб Михайлович, — сумасшедшая.
От невероятной догадки Осин чуть было не подпрыгнул:
— Вы были бабкиным любовником? Признайтесь! Да?
— Да, — согласился Полищук. — Но не долго и много раньше того, как женился на бабушке Глеба. Однако не думайте, что вам удалось разоблачить Веру Васильевну. Она просила намекнуть о нашей связи.
— Глеб Михайлович, — восторженно протянул Виктор, — снимаю шляпу. И перед вами, и перед бабкой.
Все-таки они были знакомы бездну лет и кое-какую вольность в обращении Осин мог себе позволить.
— Расскажите-ка, как вы обольстили столь высоконравственную особу. Иначе я лопну от любопытства.
Полищук рассмеялся. Воспоминание доставило ему удовольствие.
— Увы, похвастаться не чем. Я был молод, скромен. Мною управляли комплексы: отношения адвоката и клиента представлялись в обрамлении радужной кондовой морали. Должен… не должен…обязан…не обязан…Вера прямо заявила что хочет меня. Я мгновенно влюбился. И, наверное, влюблен до сих пор. Это — необыкновенная женщина, да простит меня Глеб.
Внук с индифферентным взглядом разглядывал пейзаж за окном. В этой части беседы он участвовать не собирался.
Осин хмыкнул:
— Как не влюбиться в богатую и хромую бабу, способную устроить отличную карьеру молодому юристу, — не удержался от язвительного замечания.
Старый Полищук, нисколько не смущаясь, парировал:
— Вы циничны и мыслите утилитарно. Есть категории выше корысти и расчета. Есть эмоции, страсть, понимание, взгляды, родство душ. Вера Васильевна прекрасная страница моей жизни. Я горжусь тем, что завоевал расположение такой гордой, независимой и сильной женщина.
Виктор с удивлением наблюдал за Полищуком. Великий фарисей говорил искренне! Более того, взволнованно. Умиленно даже. Во, блин, ахнул Осин; бабка и здесь, в заведомо проигрышной ситуации сумела одержать победу! Немолодая, покалеченная, связанная условностями и условиями, она не купила любовь, не вымолила, как поступали многие одинокие женщины, а влезла в душу, в печенку, в сердце и стала предметом гордости тщеславного и умного мужчины. Такой подвиг не каждой красавице по плечу. Такое под силу лишь роковым героиням.
— А как же условия деда? Родня небось глаз с бабки не спускала? Следила за каждым шагом? — спросил Осин с живым интересом.