(köndgärk — кондгарк — кондарк — кондак — kontákion).
На Руси певческие рукописи XI–XIV веков включали в себя собрание кондаков и назывались «кондакарь». Эта фонетическая адаптация еще ближе к тюркскому первоисточнику, нежели греческая (köndgärk — кондгарк — кондагарк — кондакарь).
Кондакарное письмо, к сожалению, так и не расшифровано. А причина неудачи в игнорировании тюркских традиций. Европа не желает замечать, что кондакарное письмо имеет тюркские истоки.
Кукуль — головной покров монахов-великосхимников. В отличие от клобука покрывает голову и спускается на оба плеча, грудь и спину и везде покрыт изображениями святого равностороннего креста. Кукуль — знак беззлобия, напоминающий монаху о незлобии и младенческой простоте. Кукуль, как и клобук, имеет бесспорно тюркское происхождение, название состоит из двух слов: kü- (охранять) и qul (раб Божий). Перевод «охраняй раба Божьего» говорит о прямом назначении кукуля и передает его символическую суть.
Лабарум — название знамени с крестом, которое утвердил император Константин. Происхождение слова «лабарум» (labarum) считается неизвестным.
Культ креста пришел в Европу вместе с тюрками-кипчаками. Равносторонний крест — символ Тенгри.
Византия, заимствуя у тенгриан обряды почитания Бога Небесного и приспосабливая к ним христианство, переняла и культ креста. Вот почему в IV веке равносторонний крест украсил знамена Константина.
Саккос Московского митрополита сшит в 1364 году. Он позволяет судить об одежде тенгрианских священнослужителей: голубого (небесного) цвета, с равносторонними крестами. Самое главное — сшит до официального учреждения христианской Церкви в Московском княжестве
«Лабарум» есть явная адаптация тюркского выражения ala barïm (ala barïm — алабарым — алабарум — лабарум — labarum). В его основе: ala (в значении «недобрые помыслы», «козни») и barпm (погибель), образованное сочетанием глагола bar- (исчезать, умирать) + аффикс — пm. Перевод этого выражения — «погибель недобрых помыслов» — очень точно отражает ситуацию, после которой малоизвестный грек Константин стал Великим государем. Имея за плечами тюркское войско, сделать это было не трудно.
Монастырь — общины монахов или монахинь.
Первые западные монастыри возникли через тысячу лет после буддийских, в III–IV веках. Это были поселения отшельников в Египте, которые имели облик крепостей. Но только в середине V века по правилам IV Вселенского собора (451) монахи были причислены к христианам и подчинены ведению епархиальных архиереев.
Уже одно это показывает, что идея монашества не могла возникнуть в христианской среде.
Но официальная версия слово «монастырь» выводит из греческого «монос» (один), отсюда — monastérion (келья отшельника). Однако это совершенно не согласуется с историей монастырей.
Налицо очередная неудачная греческая «адаптация»! У древних тюрков была молитва manastar χïrz-a («прости мне мои прегрешения»). Эта формула пришла из санскрита. Особого внимания заслуживает в ней первое слово manastar. Оно состоит из manasá (душа) и tar (спасать), что переводится как «спаси душу».
Золотые дробницы с саккоса Московского митрополита. Их сделали на сто с лишним лет раньше самого саккоса. Видимо, они сняты с другой одежды. Судя по орнаменту и технике изготовления, это типично тюркское украшение: подобные изделия не раз находили в древних курганах Великой Степи
Видимо, эту короткую молитву тюрки читали при входе в монастыри или около святых мест. Она абсолютно точно передает чувства тех, кто искал в монастырях спасения от мирской скверны.
Нимб — изображение сияния вокруг головы (символ святости). Происхождение его не установлено.
В Европе слово «нимб» обычно выводят из латыни, от nimbus (туча, облако). Между тем нимб — один из древнейших символов восточной культуры, означающий истечение жизненной силы, мудрости, сияние святости. Нимбы были разной формы и разного цвета.
Этот термин — явная адаптация древнетюркского выражения jaη im ba (jaη im ba — янимба — нимба — нимб — nimbus), состоящего из трех слов: jaη (сияние), im (знак) и ba- (обвязывать).
Перевод понятен — «окружи знаком света», «высвети». Он — наставление иконописцам.
Орарь — длинная лента, которую носит на плечах христианский священник.
Историки Церкви не установили, когда орарь стал облачением священнослужителей. Расходятся их взгляды и на происхождение самого слова «орарь».
По дурной традиции слово «орарь» считается греческим. Одни настаивают на греческом «видеть», «наблюдать». Другие производят его от «хранение», «попечение», подразумевая, что лица, имеющие орарь, пекутся о душах верующих. Есть и латинский вариант — orarium, от orare (молиться).
Тенгрианский крест — фрагмент украшения седельных ремней. Типичная деталь торжественной упряжи
Такая разноголосица объяснима. Слово это тюркское, в его основе лежит ö r— arï-, состоящее из ö r- (вязать, плести) и arï- (очищаться) (ör— arï- — орары — орари — орарь).
Особого внимания в выражении ö r— arï- заслуживает слово arï-. В древнетюркских религиозных текстах слово arï- означает «очищаться от грехов». Вот цитата: «jazuquη arïγa mujan bulγa sen» («очистятся твои грехи, и ты добьешься справедливости»).
Таким образом, перевод слова «орарь» с древнетюркского — «завяжи и очистись» — совершенно точно передает символическую суть носимого облачения. Здесь нет ни малейшей натяжки.
Надевая орарь, священнослужитель опускает его концы вниз, а прочитав молитву, он перевязывается орарем, показывая тем самым свою духовную чистоту. Это — тенгрианская традиция.
Язычник — сторонник многобожия, идолопоклонник.
Слово «язычник» имеет явную древнетюркскую основу jaz- (грешить). Сочетание jaz— + аффикс — ïgčï переводится как «грешник» (jaz— + — ïgčï — языгчи — язычиг — язычник).
Не исключен и другой вариант этимологии этого слова: тюркская основа jazïnč (грех) + русский суффикс — ник (jazпnи + — ник — язынчник — язычник). Однако это менее вероятно.
Таким образом, можно полагать, что русское слово «язычник» есть заимствование тюркского слова «грешник»…
Как видим, криминалистам открываются неплохие перспективы в исторических исследованиях. Их методики здесь кстати. А мы взяли лишь одну область «преступлений» — религиозную… Так, куда исчезли тюркские духовные ценности? Этот вопрос уже, кажется, не зависает в воздухе, как прежде.
Но религиозная история не закончилась «потерянными» словами, она имела продолжение.
К концу первого тысячелетия пространство Европы раскололось на две враждующие стихии — Рим и Константинополь возненавидели друг друга. Причины для тайной и явной вражды между ними были давние.
Во-первых, экономические. Византия долго и успешно общалась с тюрками: знаменитый Шелковый путь заканчивался в Византии, проходя по Дешт-и-Кипчаку. Путь «из варяг в греки» тоже вел в Византию и тоже через Дешт-и-Кипчак. Успешная торговля с восточными соседями усиливала позицию греков в их противостоянии Риму. Вот Рим и желал выгодных ему перемен.
Вторая причина противоборства Рима и Константинополя была не менее весомой — религиозные разногласия. Они выткали канву всей политической жизни Европы: «Чья власть, того и вера». Эти слова служили девизом. Речь шла о владении миром, о претензиях двух держав, которые лишь маскировали свои желания теологическими спорами: не Бог, а золотой телец вдохновлял правителей.
Приняв в IV веке христианство, и Рим, и Константинополь быстро из рабов превратились в господ, и они не жалели сил, чтобы после смерти Аттилы отмыть, обелить свое рабское прошлое. Греческие императоры первыми поняли, как это сделать — с помощью религии, которую обе страны приняли все-таки насильственно и которую теперь важно было сделать себе подвластной.
Лишь религия несмываемой печатью указывала им на былое.
В Центральной и Западной Европе преуспевали римляне, переманившие много кипчаков. Восточная Европа осталась за греками, которые умело балансировали между Римом и степняками. А поскольку политическое давление в Европе велось через Церковь, то правители двух враждующих стран обратили взоры именно на Церковь, через нее надеясь влиять и на противника, и на соседей, через нее возвышаться и творить себе будущее и прошлое. Христианство все больше и больше становилось инструментом политики. И только политики.
В Риме вплоть до IX века светская власть очень активно вела дела папства — церковные нововведения, догматы и правила исходили, как правило, от светских политиков, которым прислуживала Церковь.
И это было объяснимо. После блестящих побед Аттилы Западная империя долго не могла восстановиться — ее терзали «варвары» и многочисленные «варварские королевства», которые появились в Европе.
Лишь в 591 году, заключив мир с варварами-лангобардами, римские власти получили передышку. И за дело взялась Церковь, центр которой был тогда в Византии, — папа римский обязан был согласовывать свои действия с Вселенским патриархом, но он не всегда делал это.
В VII–VIII веках Римская церковь с благословения папы Григория Великого тайно начала блестящую идеологическую агрессию на север, к тюркам, где господствовало тенгрианство (или «арианство», по христианской терминологии). Тысячи и тысячи людей через десятилетия оказались в плену Рима. И они даже не узнали об этом!
Папа умело повел диалог с королем Испании, нашел общие слова с воинственной Брунгильдой — королевой Австразии, стал едва ли не своим человеком на южных землях Британских островов. Вся Западная Европа почувствовала на себе миротворческую активность Рима — войны надоели всем.