Тем же завершилось и поползновение учредить в России городское самоуправление на европейский манер. Как я уже писал, первым административным начинанием молодого Петра после заграничного турне было введение бурмистерских палат (1699), которые руководили бы городской жизнью: собирали налоги, решали имущественные судебные споры, управляли кабаками и так далее. В ратуше как органе городского самоуправления должны были заседать выборные люди из купцов и промышленников, а государственному наместнику оставались лишь функции воинского начальника да отправление уголовного суда. Петр совершенно верно полагал, что такое устройство местной жизни нанесет сильный удар по коррупции и очень оживит торгово-промышленную деятельность. Однако начавшаяся вскоре война заставила государство отказаться от еще не успевшегося утвердиться новшества в пользу прежней системы голого администрирования, более простой и привычной.
Когда наступил мир, Петр вернулся к полюбившейся ему идее, тем более что нужно было восстанавливать подорванное войной хозяйство. В начале 1721 года была начата новая городская реформа. Города по своему размеру разделились на пять разрядов (Петр очень любил такие градации). Перворазрядным считался город, в котором не менее 2000 дворов, то есть от десяти тысяч жителей. Таких в России набралось всего одиннадцать: Москва, Петербург, Новгород, Рига, Ревель, Архангельск, Ярославль, Вологда, Нижний Новгород, Казань и Астрахань.
Жизнью города должен был ведать выборный орган магистрат во главе с президентом или, в общинах меньшего размера, с бургомистром. Население делилось на 4 категории: крупные купцы и всякого рода мастера относились к первой гильдии, мелкие торговцы и ремесленники – ко второй, наемные работники числились по разряду «подлых людей» (это слово еще не приобрело обидного смысла, оно означало просто подчиненность), а дворяне и духовные особы существовали наособицу и магистрату не подчинялись. Помимо этого ремёсла и «художества» должны были объединяться в цеха, возглавляемые альдерманами и имеющие собственный устав. В городах побольше на центральной площади предписывалось иметь ратушу, притом непременно каменную и двухэтажную – чтоб все было, как в Европе. Эта реформа вообще пыталась воспроизвести городское устройство, возникшее в Европе еще в Средневековье и к XVIII веку, с развитием капитализма и промышленности, уже становившееся анахронизмом.
Было, впрочем, одно «усовершенствование» типично «ордынского» свойства. Петр не был бы Петром, если бы разрешил городам своей державы действительное самоуправление. В столице учреждался контрольный орган под названием Главный Магистрат, который сам устанавливал, когда проводить местные выборы, а потом вызывал к себе избранных и на месте решал, годны они для своей должности или нет. И лишь получив одобрение этой высшей инстанции, президенты с бургомистрами могли приступать к исполнению полномочий.
При такой постановке дела магистраты так и остались декорацией при настоящей власти – исполнительной, и на практике полными хозяевами городов по-прежнему являлись губернаторы и воеводы. Со временем магистраты стали ведать лишь второстепенными хозяйственными вопросами и разбирать тяжбы между горожанами, а в конце столетия были вовсе упразднены. Городское самоуправление в империи не прижилось, да и не могло прижиться, поскольку противоречило основополагающему принципу «вертикального» государства.
Помимо «великорусских» областей в стране имелись иноэтнические и иноверческие окраины и анклавы, и в управлении ими Петр проявлял известную гибкость.
Главным, недавно еще полуавтономным образованием, своего рода протекторатом была Украина, избиравшая себе гетмана и имевшая собственные вооруженные силы. Измена Мазепы дала царю возможность значительно ограничить прежние украинские вольности. Не удовлетворившись назначением в гетманы своего ставленника (Ивана Скоропадского), Петр приставил к нему наблюдателей, «государевых министров», подчинив им все русские воинские части.
В 1722 году появляется Малороссийская коллегия, «министерство» по делам Украины, отобравшее у гетмана остатки власти и превратившее его в фигуру номинальную. Как раз в это время умер послушный Скоропадский, и старшина попробовала сама выбрать нового гетмана, которым стал популярный Павел Полуботок, но Петр не признал его полномочий и арестовал вместе со всеми приближенными, предъявив совершенно надуманные обвинения. По царскому указу украинское казачество теперь лишалось права избирать себе даже полковников – их отныне назначали сверху. Император, по-видимому, воообще не собирался сохранять институт гетманства, а намеревался превратить Украину в обычную губернию. (Лишь после смерти Петра, в период ослабления центральной власти, Малороссийская коллегия будет упразднена и в Малороссии снова появятся гетманы.)
Народный избранник в Главном Магистрате. Рисунок И. Сакурова
Вместе с тем, памятуя о легкости, с которой казачество бралось за оружие, Петр опасался настраивать украинские низы против самодержавной власти и, по выражению Костомарова, «ласкал малороссийский народ», облагая его меньшими тяготами, чем русских крестьян. В 1710 году царь даже выпустил специальный указ, строго запрещавший чиновникам и военным оскорблять украинцев под угрозой смертной казни. В результате недовольство выражала только старшина, а народных восстаний в Малороссии не происходило.
Еще осторожнее Петр вел себя в новоприобретенных балтийских провинциях. Он не стал покушаться ни на административное устройство бывших шведских городов, ни на местный суд, ни на права остзейского дворянства, которому даже были возвращены «редуцированные» владения. В благодарность прибалтийские немцы станут служить Романовым верой и правдой, став одним из прочнейших столпов империи. Петр не пытался искоренять местные языки, не трогал лютеранскую церковь и пообещал покровительство Дерптскому университету – пока единственному в России.
В то же время с иноверцами внутренних областей, поволжскими мусульманами, царь не церемонился. В 1715 году вышел указ о «мурзах, которые креститься не хотят». Таковым воспрещалось владеть православными крепостными. Зато крестившиеся получали все права российского дворянства. С простолюдинами власть вела себя мягче: крестить татар и башкир насильно запрещалось, но тех, кто добровольно сменит веру, освобождали от податей. (Так же действовали русские воеводы в Сибири, но с мусульманами «метод материального стимулирования» работал хуже, чем с язычниками.)
Главный смысл петровской региональной политики заключался в достижении лучшей управляемости, и с этой задачей административная реформа, в общем, справилась. Во всяком случае, Российская империя стала более слаженным механизмом, чем Московское царство. Но казенная «вертикаль» не умела бороться со злоупотреблениями собственного аппарата, и параллельно с его усилением возрастали масштабы коррупции.
Чем дальше от самодержца, тем привольнее было наместникам, и самый дальний из них, сибирский губернатор князь Матвей Гагарин, чувствовал себя неограниченным владыкой своей громадной территории. Этот энергичный администратор царствовал в Сибири больше десяти лет. Чем-то он был похож на Петра, одинаково размашистый в добрых и злых деяниях. Он немало способствовал развитию края, разрабатывал новые месторождения полезных ископаемых, исправно поставлял в казну меха и «рыбий зуб», твердую валюту того времени. Гагарин гуманно и с умом обошелся с пленными шведами, сосланными в Сибирь после Полтавы: их было девять тысяч человек, и князь относился к ним как к ценным работникам, берег их, даже содержал за свой счет. Но с не меньшим усердием губернатор ратовал о собственных барышах, обирая купцов, наживался на контрабандной торговле и винных откупах, чем нажил себе сказочное богатство.
Знаменитый обер-фискал Нестеров (как уже говорилось, впоследствии сам казненный за лихоимство) долго интриговал против сибирского наместника и в 1719 году наконец добился его ареста. Петр велел торжественно, при всем дворе, повесить этого своего соратника в знак того, что за воровство пощады не будет никому, и целых семь месяцев не давал снимать труп с виселицы. Никто, впрочем, особенно не испугался…
Законы
Петр энергично вмешивался во все сферы российской жизни, но нигде его деятельность не была столь кипучей, как в области законотворчества. Тому имелись две причины – объективная и личная.
Обновление государства безусловно требовало новых письменных правил, по которым отныне будет существовать империя. Изменилось самое назначение государства. Прежде оно, по очень точному выражению М. Богословского, ставило перед собой только три задачи: обеспечивать оборону от внешних врагов, блюсти внутреннюю безопасность и собирать необходимые для этого средства. В общественную и частную жизнь подданных оно вмешивалось очень мало. «Регулярное» государство, хотя бы внешне берущее за образец Европу, подобными функциями ограничиваться не могло, а военно-бюрократическая империя, которую строил Петр, и подавно. Как мы помним, согласно петровскому идеалу, держава должна была работать как часы, а это требовало составить строгие предписания и инструкции для каждого «колесика» и «винтика».
Но помимо рациональной мотивации в том извержении законов и указов, который Петр обрушил на страну, безусловно ощущается и характер преобразователя, одержимого страстью к регламентации всего и вся. Царь верил, что ему достаточно расписать жизнь до мелочей, ничего не упустив, обо всем распорядиться, и тогда наконец наступит порядок.
Обстоятельства, правда, были таковы, что всерьез заняться любимым законотворческим делом Петр смог только в самый последний период царствования – раньше он был слишком занят борьбой со шведами.
Впервые самодержец взялся за переписывание российских законов еще в начале 1700 года, под впечатлением от европейского путешествия. Тогда была создана большая комиссия по составлению нового уложения, но скоро началась война и пошла так трудно, что стало не до мирных забот.