Новые законодательные акты выпускались, но бессистемно, по мере надобности. Прошло немало лет, прежде чем у Петра появилось время взяться за дело всерьез – это случилось после Полтавы. Ключевский подсчитал, что до 1710 года в России появилось около пятисот указов, а после перелома в войне – две с половиной тысячи. Но лишь с 1720 года, покончив с военно-кочевой жизнью и поселившись в Петербурге, государь занялся сочинением законов в ежедневном режиме.
Во многих из них ощутим неповторимый петровский слог и стиль. Царь рассматривал текст закона еще и как своего рода педагогический трактат, поэтому в начале обычно следовало обоснование: понеже обстоятельства (или мировая практика, или предписания разума) таковы и таковы, повелеваем следующее. Однако, не слишком надеясь на умственные способности подданных, в конце Петр обычно переходит к угрозам, очень подробно описывая, как будет караться нарушение данного закона.
Петровский указ
В оформлении законодательной системы Петр снова взял за образец Швецию.
В 1718 году началось составление уставов для коллегий, чтобы для начала навести порядок в самом правительстве. Юстиц-коллегия занялась переводом шведских законов и их адаптацией к российским реалиям. Сотрудникам этого ведомства предписывалось тратить половину присутственного времени на текущие дела, а вторую половину – на составление уложения.
Петровское законодательство стремилось к всеохватности. Это не просто перечень правил, по которым устроено государство с перечислением наказаний за нарушение этих правил, а нечто вроде подробной и мелочной инструкции «правильной жизни».
Помимо сотен указаний, касающихся вещей действительно важных – уголовного и гражданского права, военных и торговых уставов, промышленности, межведомственных отношений, градостроительства и прочего, – петровское государство произвело на свет массу постановлений избыточных и даже удивительных.
Как можно и как нельзя строить собственные дома; как одеваться; кому носить бороду, а кому бриться; как веселиться и как скорбеть; как лечиться и в каких гробах ложиться в могилу. Иногда вмешательство в семейную жизнь, впрочем, оказывалось и полезным. Например, Петр запретил родителям принуждать сыновей и дочерей к браку, если те не согласны. Тем же указом 1724 года помещикам не позволялось поступать подобным образом с крепостными.
Нельзя без удовольствия читать и петровский «Закон о дураках и дурах» (1722). Царь обеспокоился, что дворяне завещают свое имущество необразованным детям, то есть «дуракам» и «дурам», а те, если состоятельны, потом без труда находят себе пару, «несмотря на их дурачество, но для богатства», отчего плодятся новые дураки. Посему Сенату предписывалось вести учет «дуракам», и буде те окажутся вовсе не способны к обучению, наследства им не давать и брака не позволять. Более действенного стимула для образования дворянства придумать было трудно.
Мало было издать законы, требовалась система, которая могла бы их применять, – судебная система. Ее в старой Московии, по сути дела, не существовало. На местах исполнительная власть являлась и судебной. Можно было обратиться за правдой и прямо к царю, но его суд редко бывал скорым.
Петр попытался учредить иерархию судов, внешне очень похожую на европейскую: внизу – земские суды, потом провинциальные, потом окружные. Неднократно выходили указы о том, чтобы никто не обращался с просьбами лично к государю, не подав прошения в установленных учреждениях и не пройдя всех инстанций. Назначением судейских чиновников ведала юстиц-коллегия, что обеспечивало если не независимость судебной власти, то по крайней мере ее обособленность от губернаторов и воевод.
Но сама идея разделения властей была чужда «ордынскому» государству, и продержалась эта полунезависимость очень недолго. Традиционно судебная власть была неотделима от административной. Сама концепция независимой судебной власти казалась диковинной и прижиться не могла. Уже через несколько лет отправление правосудия было возвращено воеводам, которым в помощь придавались асессоры (судейские чиновники), его подчиненные.
Личность Петра, обладавшего крутым нравом, нашла отражение и в системе наказаний. Как я уже писал, составляя законы, царь апеллировал к разуму подданных, но при этом больше полагался на страх. Кары, предписанные новым законодательством, выглядят еще суровее, чем старомосковские, к тому же смягченные в 1680-е годы при правительстве Василия Голицына.
Обширнейший спектр наказаний, несомненно придуманный самим царем, поражает своим многообразием и дает представление о том, что Петр считал легким преступлением, а что тяжелым.
За праздную болтовню в церкви с нарушителей брали денежный штраф – очень немаленький, в рубль. Штрафом же наказывали чиновников за прогулы или неслужебные разговоры.
Нетерпимый к всякому ослушанию, Петр жестоко наказывал нарушителей своей воли – даже в мелочах. Например, после обязательного введения европейской одежды, всякого торговца, продававшего русское платье не тому, кому следовало, ждала каторга.
Человека, наносящего ущерб государству, ждала смертная казнь даже за мелкие шалости вроде подкладывания в казенный груз некачественной продукции.
Впрочем, и в смертной казни существовали градации: от обычной, быстрой до долгой и мучительной, в зависимости от тяжести содеянного.
Просто за убийство вешали, но за убийство офицера ломали на колесе. За святотатство прижигали язык железом, а потом рубили голову. За колдовство сжигали живьем. Так же карали фальшивомонетчиков.
Самое жестокое наказание полагалось за преступление, более всего ненавистное Петру, – измену. Предателей, тайно общавшихся с врагом, равно как и заговорщиков, которые замышляли зло против государя, предавали четвертованию: поочередно отсекали конечности.
Российское население и раньше не испытывало особого уважения к законам, которые всегда вводились не для защиты народа, а для еще худшего угнетения, но по крайней мере прежние законы были немногочисленны и понятны. Теперь же отторжение официального Закона, недоверие к нему, часто непонимание его буквы и смысла становятся константой во взаимоотношениях власти и народа. Вместо того, чтобы укрепить общество некоей системой договоренностей и твердо установленных правил, петровское законотворчество сделало ставку на принуждение и страх. Правами в этом государстве обладал только один человек – государь, он же был высшей инстанцией, решавшей, когда, как и в каком объеме применять тот или иной закон.
Армия и флот
Петровское государство являлось прежде всего военным, главным его институтом были вооруженные силы, и в этой области произошли наиболее значительные перемены.
Войско Московской державы было многочисленным, но слабым. В семнадцатом веке в Западной Европе быстро развивались воинские науки. Возникли тактическое искусство и новый принцип боя, при котором огромные массы войск действовали как единый механизм, сформировался профессиональный офицерский и унтер-офицерский корпус. В России же всё оставалось по старинке. Основную часть вооруженных сил составляли иррегулярные войска – недисциплинированное и плохо оснащенное дворянское ополчение, отряды казаков и «инородцев». Стрельцы как род войск безнадежно устарели и вместо опоры престола превратились в угрозу стабильности. Так называемые полки иноземного строя в годы правления Натальи Кирилловны были по большей части распущены из-за скудости бюджета.
Первые военные кампании Петра (1695–1696) продемонстрировали низкую боеспособность русской армии. Потребовалось напряжение всех сил страны ради взятия второстепенной турецкой крепости Азов. В 1699 году, в канун Северной войны, где России предстояло столкнуться с лучшей армией Европы, австрийский дипломат Иоганн Корб излагает свои впечатления о российской военной мощи следующим образом: «Войска московских царей страшны только для одних татар… Московские цари легко могут вывести против неприятеля тысячи людей; но это только беспорядочные толпы, слабые уже вследствие своей громадности, и, даже выиграв сражение, толпы эти едва могут удержать за собой победу над неприятелем». Вскоре разгром под Нарвой подтвердит эту нелестную характеристику.
Но всего четверть века спустя российская армия числилась одной из сильнейших в мире – и по численности, и по вооружению, и по боевым качествам.
В 1725 году, в мирное время, регулярное войско, согласно С. Соловьеву, насчитывало 210 тысяч солдат и еще 109 тысяч человек состояли в казачьих и инородческих частях. В ту эпоху более многочисленным войском обладала только Османская империя.
Путь, который пришлось пройти русской армии, чтобы достичь такого состояния, был долгим и трудным. Мы видели, как долго училась она воевать, как нескоро Петр отважился на генеральное сражение со страшным Карлом. Победа досталась не по счастливому стечению обстоятельств, а лишь после того, как «беспорядочные толпы» превратились в настоящую армию. Для этого пришлось решить много непростых задач: создать инфраструктуру мобилизации; обзавестись национальным офицерским корпусом и наладить военное образование; обеспечить воинов хорошим оружием отечественного производства; организовать систему снабжения; разработать уставы, без которых не бывает ни дисциплины, ни порядка – ну и, самое главное, найти достаточно денег для исполнения всех этих задач.
Если гражданская деятельность петровского правительства часто бывала непродуманной и малоэффективной, то в области военного строительства русские, по выражению Петра, «великия прогрессы учинили» и добились весьма впечатляющих успехов за довольно короткий срок – от Нарвы до Полтавы прошло всего девять лет.
Легче всего – сравнительно – решилась вроде бы громоздкая проблема с вооружением. Дело в том, что еще при отце и деде Петра в Туле появились хорошие оружейные мастерские, на базе которых в 1705 году открылся первый казенный завод, еще один, оборудованный по последнему слову тогдашней техники, возник семь лет спустя. Известно, что к 1720 году в Туле ежегодно производилось 22 тысячи ружей и пистолетов – вполне достаточно для армейских нужд. Пушечное литье на Руси было налажено и до Петра, московское войско славилось своей артиллерией. Правда, не хватало сырья, так что, потеряв под Нарвой весь артиллерийский парк, Петр оказался вынужден переплавлять церковные колокола. Но эта проблема была решена с открытием новых месторождений меди на Урале и ускоренным строительством заводов. (О развитии горнорудной и металлургической промышленности будет рассказано в следующей главе.) Очень неважного качества был русский порох, из-за чего пушки не смогли пробить стены Азова и Нарвы, но уже к 1704 году наладилось и это производство.