– Жиль! – зовёт она, озираясь. – Жиль, где ты?
Её сбивают с ног подсечкой, наваливаются сверху. Акеми дёргается и бьётся, не давая поудобнее себя ухватить, впивается зубами здоровяку в руку. «Убьют и меня, и Жиля», – мелькает в голове отчаянное. Кровь из разбитого носа соперника капает ей на щёку, стекает по шее. Саднит пальцы, ободранные об челюсть здоровяка. Акеми шипит, как кошка, молотит кулаками, брыкается, стараясь посильнее попасть по ногам. Собственная боль только распаляет её.
– Достаточно! – доносится откуда-то сверху, и Акеми тут же оставляют в покое.
Девушка отползает к рядам ящиков, тяжело дыша, поднимается на ноги, и лишь потом озирается в поисках источника голоса.
Её спасение стоит на крышке одного из контейнеров, держа в правой руке её, Акеми, фамильный меч, и смотрит на девушку с восхищением. Непонятно, почему паренька, который на вид не старше Акеми, эти беспринципные уроды послушались. Крепкий, скорее среднего роста, светлая безрукавка поверх ярко-голубых джинсов, короткие, живописно растрёпанные тёмные волосы, чисто выбритое лицо, синие глаза – ещё ярче, чем у Жиля; громоздкий толстый браслет на левом запястье… нет, парень точно не из местных. «Начальство?» – ёкает у Акеми сердце.
– Ну ты даёшь! – восторженно выдыхает темноволосый. И улыбается так открыто и по-доброму, что Акеми тут же перестаёт паниковать. – Скромная птичница, где ты этому научилась?
Девушка вспоминает про распахнутое кимоно, и щёки вспыхивают неловким румянцем. Она наскоро завязывает пояс, косится на двух полудурков, охающих поодаль, и отвечает:
– Когда в команде сейнера ты одна без яиц – быстро учишься.
Парень спрыгивает с ящиков, протягивает ей левую руку:
– Прости за проверку, но это было необходимо.
Акеми недоверчиво разглядывает открытую ладонь.
– Меч. Верни, это моё.
Он передаёт ей вакидзаси, прищёлкивает языком:
– Отличная штука. И что – умеешь с ним обращаться?
Акеми прячет меч за пазуху, игнорирует вопрос и задаёт свой:
– А если бы я её не прошла?
– Чего, проверку? Ну дожила бы остаток своих дней так, как это обычно бывает с бабами. Обслуживала бы мужиков всё свободное время.
Всё это произносится с такой же обезоруживающей улыбкой и настолько безмятежным тоном, что Акеми снова вскипает:
– Какой же ты урод…
– Да ну? А говорят, симпатяга, – смеётся он. И тут же серьёзнеет: – Быть уродом часто необходимо. Потом поймёшь.
Парень оборачивается и кричит кому-то в углу ангара:
– Малыша отвяжи!
– Жиль! – вскрикивает Акеми.
– Да цел он, – улыбается парень.
Жиль появляется из-за нагромождения ящиков, несётся к Акеми, на ходу отплёвываясь и кашляя. Девушка порывисто обнимает его, ощупывает беспокойно:
– Ты в порядке?
– Д-да, – торопливо кивает Жиль. И бросает на спасителя Акеми уничтожающий взгляд: – Г-говнюк ты! Я т-тебе самому п-при случае рот паклей набью! И п-прирежу, св-волота!
– Да-да, обязательно. – Парень фыркает и снова переключается на Акеми: – Я Рене.
– Угу, – кивает девушка. – Жиль, идём.
Им позволяют уйти беспрепятственно, один из мужиков даже услужливо открывает перед ними дверь. На пороге Акеми вдруг останавливается.
– Т-ты чего? – удивляется Жиль. – Идём же…
– Рене. Его зовут Рене, – бормочет девушка. Она оборачивается и переспрашивает: – Рене Клермон?
Парень манерно раскидывает руки, кланяется.
– Давай-ка обратно, Жиль, – шепчет Акеми на ухо мальчишке. – Это тот человек, которого нам велела разыскать Сорси.
Жиль смотрит на неё исподлобья, качает головой.
– Н-не стоит. Хреновый это человек, в-вот так вот.
– А куда нам возвращаться, подумай, – еле слышно говорит она. И идёт туда, где, прислонившись спиной к ящику, стоит и ждёт Рене.
– Ну что, я в тебе не ошибся, – радостно восклицает тот. – Предлагаю пройти в более уютное место и пообщаться. А уж как тебе поступать дальше, решишь сама.
Акеми кивает, неловко жмёт протянутую ей руку – и оглядывается через плечо, услышав отчаянный вопль:
– Дура! – и гулкое эхо быстро удаляющихся по тоннелю шагов.
– Он подросток, я сам таким был, – понимающе комментирует Рене. – Остынет. Ну, идём?
– Идём, – отвечает девушка. И неожиданно для себя улыбается.
Всё-таки зря она его ударила. Ладно бы подзатыльник или шлепок по заднице, но не с размаху же, так, что мальчишка отлетел, держась за щеку, и стремглав унёсся куда-то. И отбитая ладонь потом гудела.
Акеми злилась всю ночь. Что ему до того, с кем она ушла и почему не рассказывает подробностей? Какая разница, почему у неё вид такой довольный… Может, его с собой везде теперь таскать? Чего он вообще о себе возомнил?
– Ты мне не парень! – рявкнула тогда Акеми. – Я тебе ничем не обязана, поэтому заткнись и не лезь не в своё дело!
Жиль после этих слов побледнел так, что ярко-красным проступили все шрамы на левой стороне лица.
– Зн-наешь, если б-бы т-тебя вч-чера от-трахали те двое, мне не б-было бы т-так противно, как…
Тогда-то она его и ударила. И вот уже пять дней Жиль не появляется дома. Акеми сперва не придавала этому значения, но потом начала волноваться. Нет, ночевать одна она больше не боялась: судя по всему, Рене действительно распорядился её не трогать, и обитатели Подмирья перестали к ней соваться. Но вот то, что её юный приятель неизвестно где пропадает, волновало её куда сильнее. Он же тут совсем один, кроме неё, нет у него никого. И да – Акеми мучила совесть. Нельзя было с ним так, ох, нельзя.
В очередной раз возвратившись с работы и найдя их с Жилем обитель пустой, Акеми не выдерживает и идёт к соседям.
– Люсьен, доброго вечера. Вы Жиля не видели? – спрашивает она здоровяка, стараясь дышать ртом.
– Я что – нянька ему? – фыркает тот, но, наткнувшись на умоляющий взгляд Акеми, оттаивает: – Вроде мелькал вчера на погрузке.
– Пожалуйста, если увидите его, передайте, что я беспокоюсь. И жду его.
Она вежливо кланяется и уходит. Собирает грязное бельё, наволочку с подушки, потрёпанное полотенце и несёт стирать к подземной реке. Тихонечко спускается по вырубленным в стене ступеням в узкий лаз на нижележащий уровень, долго стоит у двери, прислушиваясь, прежде чем выйти в тоннель. Осторожность нужна каждую минуту. Особенно после того, как заканчивается рабочий день и люди расходятся по домам, покидая подземные цеха и ангары. У сторожей любой человек, встреченный в неурочный час, мигом вызовет подозрение. Бояться нечего, только когда ты в своём подземном селении, скрытом где-то в стороне от цехов между уровнями. И то вошло уже в привычку разговаривать вполголоса, постоянно прислушиваясь к звукам, доносящимся из-за стены склада.
Акеми бесшумно проходит до нужного поворота, толкает тяжёлую дверь и оказывается на металлическом балкончике над чёрной гладью реки. Отсюда можно спустить на тросе канистру и набрать воды для стирки, но девушке надо помыться, и она спускается по винтовой лестнице вниз. Осторожно ступая, Акеми проходит по наклонному бетонному жёлобу, озирается, прислушивается: точно ли она здесь одна? Быстро скидывает кимоно, майку и короткие штаны и с наслаждением заходит в прохладную воду. Ныряет, проплывает несколько метров, возвращается обратно. Течение здесь слабое, но кто знает, что водится в этой реке. Жиль как-то приволок отсюда жутковатого вида рыбину: слепую, зубастую, с шипастыми плавниками. И очень вкусную. Суп из неё получился наваристым, сладковатым.
«Вот вцепится в мягкое место такая тварюка – и что ты будешь делать? – с опаской думает Акеми, стоя на берегу и натирая мокрые волосы брусочком мыла. И тут же эту мысль сменяет другая, куда более любопытная: – А как Жилю удалось поймать ту рыбину? На что, интересно?»
Она черпает воды тазом, опускается на колени, тщательно смывает с волос мыло. Вытирает насухо покрытую мурашками кожу, треплет полотенцем остриженные выше плеч волосы. Теперь надо быстро выстирать вещи – и можно возвращаться.
Когда она полощет бельё в реке, то краем глаза замечает движение на балконе. Акеми быстро оборачивается, но никого не видит.
– Жиль? – зовёт она в надежде.
Тишина. Лишь выше по течению раздаётся слабый всплеск. Рыба. Всего лишь рыба. Акеми нагибается, чтобы сложить выстиранное тряпьё в таз, и получает по спине маленьким камешком.
– Жиль! – восклицает она уверенно и оборачивается. И улыбка застывает на её лице нелепой гримасой.
В нескольких шагах от девушки на бетонной плите сидит Рене Клермон.
– Привет. Это всего лишь я, – миролюбиво машет рукой тот.
– Ты откуда взялся? – настороженно интересуется Акеми.
– Оттуда.
Там, куда указывает Рене, нет ничего, кроме бетонной стены.
– Думаешь, я глупая? – прищуривается Акеми. – Или ты призрак, который…
– Ага. Ходит сквозь стены.
Рене встаёт, отряхивает джинсы и забирает у Акеми таз с бельём. Замечает её недоверчивый взгляд, улыбается белозубо:
– Когда мы расставались прошлый раз, ты так не смотрела. Ну ладно, это была обычная уличная магия. Идём.
Подойдя к стене, Рене толкает её ладонью, и на глазах у изумлённой Акеми часть бетонной конструкции бесшумно отъезжает вбок, открывая проход.
– Рама с маскировочной тканью. Сверху – тонкий слой бетона, на ощупь не отличить. В толще стены автоматические двери, но сейчас они все открыты. Последние лет пять – точно, – поясняет Рене. – Прошу, мадемуазель.
Акеми следует за ним, касаясь рукой стены в темноте. «Ничего удивительного. Он же сказал, что работает инженером и знает весь подземный Азиль как свои пять пальцев. Значит, может вывести отсюда Жиля. Только где его теперь искать?»
– Рене, – окликает она.
Тот останавливается так резко, что Акеми налетает на него. Утыкается лбом в плечо – и спешит отпрянуть, унося с собой тонкий пряный запах с ноткой чего-то сладкого.
– Эй-эй, всё в порядке? Не ушиблась? – заботливо спрашивает Рене.
– Нет. Я хотела… – начинает она – и замолкает.