За дверью гремят шаги по железному мостику, и в кабинет Сириля затаскивают упирающегося Дидье – по пояс голого, с громадным кровоподтёком под левым глазом и разбитым ртом.
– А вот и наследничек, – комментирует его появление коренастый лысеющий мужик, потрошащий ящики стола.
Дидье видит тело Сириля на полу, бледнеет, бросается к нему.
– Месье Сириль! Месье!.. – Голос срывается, мальчишка давится, зажимает себе рот.
– Шаман, этот стервец уложил пятерых, – сообщает тот, кто привёл Дидье.
– Хороший мальчик. Славный боец. Достойный сын своего отца, – чеканя каждое слово, произносит Рене, с интересом разглядывая мальчишку. – Дидье, мне нужны такие люди. Будешь на меня работать?
– Шаман, ты… – начинает коренастый.
– Тибо, заткнись! – обрывает его Клермон. И снова обращается к Дидье: – Ну?
Мальчишка молчит. Стоит на коленях над телом, протягивает руку, закрывает Сирилю глаза. На запястье Дидье откуда-то сверху падает тёмно-красная капля. Жиль поднимает голову и видит тонкую руку, свисающую со второго яруса. На руке – яркий браслет из ниток, Жиль запомнил его, когда мадам Элоди при знакомстве погладила его по голове.
Она пахла травами – как в Соборе, в комнатке, где отец Ксавье хранил лечебные растения. Жиль даже помнил некоторые из них. Розмарин, мята, ромашка, герань…
– Нет.
Жиль не сразу понимает, что это говорит Дидье. Слишком твёрдо для двенадцатилетнего мальчишки звучит это коротенькое слово.
– Подумай, – хмурится Клермон. – Правильный ответ не только сохранит тебе жизнь, но и…
– Нет!
Дидье встаёт, гордо расправляет плечи, сжимает кулаки так, что белеют костяшки пальцев. Рене мрачно кивает, разводит руками.
– Шаман, ты это… – бурчит Тибо. – Не надо. Перебей ему руки или глаза лиши, но не тро…
Дидье бросается на Клермона, как распрямившаяся пружина, но тот отшвыривает его к ногам Жиля – как игрушку.
– Акеми. Дай сюда меч, – требует Рене, не сводя с Дидье глаз.
Она повинуется с таким же пустым взглядом. Рене вынимает вакидзаси из ножен, делает шаг.
– Я тебя последний раз спрашиваю. Ты со мной?
Кончик меча касается подбородка Дидье. Мальчик поднимается с пола, выпрямляется, оглядывается на Жиля. И кажется взрослее своего старшего приятеля лет на десять.
– Я не трус. И не предатель, – говорит сын кузнеца Йосефа.
– Да, – отвечает Жиль еле слышно.
Рене разворачивает мальчишку спиной к себе, перерезает ему горло и отталкивает прочь вздрагивающее тело. Жиль оторопело смотрит, как кровь Дидье пропитывает ковёр.
– А теперь ты расскажи, что здесь делал, – слышит он голос Рене словно издалека.
Слов нет. Язык превратился в неподвижный инородный предмет, губы словно смёрзлись, заперев любые звуки. Вокруг шумит и рокочет море. Жиль беспомощно моргает, понимая, что теперь он один. Совсем один, и никто…
И даже не слышит, как кричит и плачет Акеми. И не сразу понимает, чьи руки смыкаются вокруг него. Мир возвращается слишком медленно, Жиль не успевает дышать, смотреть, думать, слышать…
– Рене, родной, хороший, любимый, не трогай! – причитает Акеми, прижимая Жиля к себе так крепко, как будто хочет спрятать внутри себя. – Что хочешь делай, только не убивай его, я тебя умоляю! Это же Жиль, это мой Жиль, разве ты не узнаёшь?
На неё хмуро смотрят, отводят глаза. Рене вытирает вакидзаси о кресло, убирает меч в ножны, хлопает Акеми по заду:
– Всё, хватит. Прекращай орать, забирай своего засранца и пошли отсюда. Тибо, общий сбор. В здании чисто?
– Ну да, кого не перебили, тех я ледком посыпал. Оставил привет полиции, – ухмыляется коренастый.
– Валим. Лица прикрыть – и через подвал, как пришли, – распоряжается Рене.
Он покидает кабинет Сириля последним. Вытряхивает из браслета кристалл льда, подращивает его на ладони, ломает пополам и бросает на пол. С тихим потрескиванием Синий лёд начинает расти. Рене склоняется над телом Дидье Йосефа и с сожалением говорит:
– Мне действительно жаль. Ты достойный сын, ученик и преемник. И ты бы жизнь положил, чтобы достать меня и поквитаться. Потому иначе я не мог. Лети под Купол с миром.
Синий лёд тонкими щупальцами поглаживает сжатые в кулак пальцы Дидье. Рене ощущает в этом что-то похожее на осуждение. И прежде чем уйти, он брезгливо давит каблуком лёд возле тела Дидье.
XIIIДурная кровь
– Месье Каро? – вежливо окликает юная секретарша в очередной раз.
Это двадцатый. Или двадцать первый. А может, и больше.
Бастиан сидит за столом, заваленным бумагами, закрыв руками лицо. Отчёты, доклады, сводки… Третьи сутки он не вылезает из полицейского управления Второго круга, куда стекается вся информация о происходящем в трущобах. Да, Советник Каро не на своём месте. Но он считает себя причастным к событиям последних дней и активно работает вместе с Пьером Робером.
Чёртово утро. Чёртова полиция. Чёртово кресло, скрипящее под задницей. Чёртова трёхдневная рубаха, воняющая потом. Чёртова ситуация, в которой не только Бастиан чувствует себя бессильным.
«Когда всё это началось? Что истинная причина? Кто виновник того, что люди друг друга режут на улицах и ненавидят тех, кто их кормит? Почему я из снабженца превратился в карателя? Почему мне приходится таскать с собой оружие и ходить по улицам в окружении охраны?» – морщась от головной боли, размышляет Бастиан.
«Пейте нашу Кейко», – лозунг, которым пестрят стены Второго и Третьего круга. Напились уже. Сполна напились. Под сотню жертв. Тридцать девять детей, сорок семь взрослых. Старики в основном. Совет лишился де Ги и Фейада. Когда Бастиан осознал, что осталось лишь пятеро градоуправленцев, на него обрушилось понимание, насколько их мало – жителей Ядра. И как легко их – защищённых высокой бетонной стеной и полицией, имеющих куда лучший доступ к лекарствам и продуктам, чем все прочие, – уничтожить.
Просто швырнуть дохлых крыс в трубу, несущую воду в их дома.
«Пейте нашу Кейко»…
Сейчас он своими руками задушил бы Акеми Дарэ Ка. Только, как невесело пошутил Робер, руки коротки.
«Где же ты, тварь? С кем ты? Почему ты до сих пор где-то свободно разгуливаешь? Кто ж такой тебя взял под опеку, что полиция не может тебя выловить?»
Две недели назад Бастиан урезал в три раза поставку продуктов в родной сектор девицы. Выставил условие: выдача Акеми в течение суток. Сириль честно обещал помощь, и Бастиан верит, что помог бы. Но и Сириль не знает, где прячется чёртова тварь. Робер распорядился взять под стражу всех японцев, но и это не дало результата.
«И я, как дурак, не верил в террористов… – Бастиан давит кончиками пальцев на виски, ощущая пульсацию крови. – Считал это отцовской паранойей. А это реальность. Эти нелюди убили Ники. Отравили воду. И затаились где-то, как крысы. И щерятся мне в спину…»
– И поступать с ними я буду, как с крысами, – цедит он сквозь зубы.
– Месье Каро, – жалобно-плаксиво тянет секретарша.
– Ну что ещё? – вздыхает Бастиан, убирая руки от лица.
Судя по взгляду, брошенному на него девушкой, выглядит он жутковато.
– Вам бы позавтракать…
– Вы меня за этим двадцать раз окликнули?
Девушка становится сперва пунцовой, потом бледной. Поправляет форменную курточку, испуганно улыбается. «Я – страшный зверь, – ухмыляется мысленно Бастиан. – Юные плебейки цепенеют от одного моего взгляда. Давай, валяй, бойся».
– Час назад пришёл месье Канселье. Что-то страшное случилось в Третьем круге вче…
– И вы только сейчас мне это сообщаете?
Лавина бумаг с шелестом низвергается со стола, отброшенное кресло с глухим стуком врезается в стену. Бастиан быстрым шагом проходит по коридору в кабинет главы полиции, распахивает дверь. Хозяин кабинета прерывает беседу с двумя офицерами, хмурится при виде Советника.
– Вам здесь не место, месье Каро, – не терпящим возражений тоном заявляет он.
– Я это третий день слышу, – отмахивается Бастиан. – Что произошло в Третьем круге?
– Я прошу вас выйти из кабинета.
Бастиан вежливо улыбается, вытаскивает на середину кабинета стул, садится.
– Я предпочитаю послушать. Чтобы выпроводить меня отсюда, вам придётся заручиться письменным разрешением Советника Робера. Чем терять время на пререкания, введите меня в курс дела.
Спокойствие даётся Канселье с трудом. Он поправляет воротник рубашки, приоткрывает створку окна и только после этого докладывает:
– Вчера около семи часов вечера неизвестными были убиты Сириль, Альбер и Элуа. А также члены их семей и охрана.
До Бастиана не сразу доходит смысл сказанного.
– Погодите… Все трое королей трущоб?! В семь вечера?!
– Да. И вы окажете городу огромную услугу, если не будете соваться в это дело.
В кабинет заглядывает та самая робкая секретарша:
– Месье Канселье, слайды с мест преступления готовы.
Начальник полиции кивает и указывает Бастиану на дверь:
– Вы можете подождать месье Робера в приёмной. А ещё лучше – поезжайте домой, Советник Каро. Там безопаснее.
Бастиан, ошарашенный новостью, даже не находит, что ответить. Покидает кабинет, бредёт коридорами в маленькую комнатушку, где среди пыльных папок коротают время его охранники.
– Доброе утро, месье Каро! – радостно приветствуют его шестеро парней. – Какие указания?
– Сходите позавтракайте. Меня можно оставить тут до появления Робера, – отвечает Бастиан. Садится на подоконник и смотрит на улицу сквозь мутное толстое стекло.
За окном проливной дождь. На бетонном выступе ограды сидит одинокая фигура раннего посетителя, ожидающего начала приёма. Бастиан прищуривается, разглядывая его, точнее, её: огненно-рыжие мокрые волосы, сплетённые в плотные валики, кажутся ему знакомыми. Где-то он уже видел эту женщину…
Усталость берёт верх над памятью. Бастиан прислоняется лбом к прохладному стеклу и проваливается в короткий неспокойный сон. А проснувшись, снова видит рыжеволосую: она что-то кричит, вырываясь из рук телохранителей Советника Робера. Пьер, идущий по залитой дождём дорожке к входу в управление полиции, останавливается, оборачивается. Смотрит на женщину, коротко распоряжается – и вот она уже бежит за ним следом.