Атаманы Петро Матьяш, Тимофей Разя, Тимофей и Корнилий Яковлевы остались в степях до особого приказа.
К кибитке привалило войско, которого атаман совсем не ждал. Пришли казаки из городков Мигулина, Сиротина, Трех Изб, Распопинского городка; пришли деды из Вешек, Курман-Яра, из Кременных, из Глубоких, из Чира. Шли они и ехали кто с саблей острой, кто с рогатиной, кто с самопалом. Татаринов велел составить из них налетные – «соколиные» сотни. Дьяк записал всех стариков в походный список. Татаринов приказал дать им коней из лучших табунов. Построились двенадцать сотен и, перебравшись через Дон, пошли в засаду.
Внизу по реке плыли челны смоленые, нагруженные порохом. На стругах казаки переправили к курганам лестницы, пробойные машины, арканы с якорями. Скрытно везли казаки подводами и стругами селитру, порох, свинец и серу. Пушечные ядра перевезли в надежные места. Для лазутчиков татарских и турецких поставили приманку: по берегу Дона стояли на приколах струги. А в стругах – ни души. Лазутчики – народ пронырливый: по стругам судят и вести носят. Глаза лазутчика, татарина иль турка, всегда прикованы к воде. А морское Донское войско отсыпалось пока в бурьянах и ждало приказа атамана Старого.
Но случилось неожиданное: из Азова прискакал турок, привез казака Ивана Арадова – пропавшего подкопщика.
Солнце клонилось к заходу. Степь притаилась: затихли камыши. Не слышно шороха нигде. Надвигалась ночь.
Вместе с турком вошел в кибитку Татаринова Иван Арадов с желтым, измученным лицом, в потрепанном кафтане.
– Э, брат Иван! – сказал Татаринов. – А я тебя, по совести сказать, не ждал. Приехал вовремя… Турка сведите в погреб и накиньте ему цепь на шею!.. Что с Ванькой Арадовым сделали, сатаны! Лишь кожу оставили да кости. Ироды!
Турка поволокли из кибитки.
– Почто не проломил стены в Ташкане? – спросил Татаринов.
– Подкоп повел низко. Водой подплыл и порох подмочило, – ответил Арадов.
– Поесть охота?
– Ой-ой, как охота! Сморили голодом, треклятые!
– Вина попьешь?
– Коль дашь – попью и вина.
Татаринов налил вина в серебряную чашу и протянул Арадову, а сам испытующе глядел в поблекшие его глаза.
– Где схвачен был? – спросил атаман неожиданно.
– Тебе, должно, известно где. Под Ташканом.
– Куда ж глядел?.. Дело порушил начисто.
– В подкоп глядел, а со стены арканом царапнули за шею и потащили наверх по стене, едва не удушили.
– А турку ты не сам ли продался?
– Грех говоришь, Михайло. Скорее камень треснет в крепости, чем я продамся турку.
– Ну-ну! – похлопал Татаринов казака по плечу. – Ты не сердись. Почто же чашу оставил с вином?
– А не по правде за сердце рвешь. Пошли еще меня. Буду подкоп вести повыше.
– Повыше подкопали, – сказал Татаринов. – И пороху всадили столько, что ежели взорвет Ташкан – султану будет слышно! Пойдешь с запалами?
– Пойду! Не убоюсь! Хотя сейчас!
– А в крепости прихода от нас не ждут?
– Нет. Турки с Царьграда порох ждут.
– Ну, пей еще, – сказал Татаринов. – Поешь, поспи, а на заре поедешь под крепость. С запалами пойдешь. С тобой отправятся два человека, в твоих делах навычные: Любен – булгарин и Дионисий – грек. Был тут грузин еще Георгий Цулубидзе – за порохом поехал в Грузию и за вином столетним. Вина уже попьем в Азове, ежели грузин поспеет. А может, и в крепости найдется.
– Приехала Варвара, – войдя в кибитку, таинственно объявил Нечаев. – Дорожку сгладить захотелось да с милым попрощаться. – Дьяк хитро улыбнулся.
Татаринов нахмурился:
– Кажись, прощались раз. Пойди, скажи Варваре: в Азове встретимся. Два раза Мишка не прощается – примета выйдет нехорошая.
Дьяк вышел из кибитки. Конь Варвары тут же рванул галопом обратно.
– Поспим, Иван Арадов?
– Поспим, – сказал Иван.
– Заря поднимется – Нечай толкнет.
– Толкну, – сказал стоявший у входа Григорий.
Походный атаман, одевшись в ханское платье, склонился на подушку. Арадов улегся на ковре.
Конь атамана стоял наготове, оседланный.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Черная ночь. На небе ни месяца, ни звезд. Холодный ветерок, дующий с моря, шепчет в кустарниках. Шуршит камыш и трепещут листья на молодых деревьях. В черном просторе, совсем близко, высятся крепостные башни.
Колеса телег скрипнули и затихли. Кони остановились, насторожились.
Испуганный Серапион шептал молитвы. Казаки-возчики повторяли их. Спасет ли ночь-помощница?
Из темноты раздался окрик по-турецки:
– Эй! Стой! Какие люди едут?
Наум Васильев велел Сорокоумову остановиться.
Подъехали к нему шестеро конных турок.
– Откуда, куда едете? – спросили.
Наум ответил:
– Купцы из Астрахани. Везем вам в крепость товары русские.
– Купцы ли? – спросил один. – Купцы в такую пору к нам не ездят.
– Купцы! – сказал Наум Васильев. – Разбойников мы сами боимся. Едва ушли от разбойников – донских казаков. А вас нам бояться нечего! – И велел Наум первым делом дать азовским шестерым конникам каждому по три хороших белки.
Турки жадно схватили шкурки и поехали назад. В Азове они сообщили Калаш-паше, что к нему едут русские купцы из Астрахани и везут с собой всякие товары. Калаш-паша послал к купцам других восемь конных, велел осмотреть товары во всех возах и крепко расспросить купцов, зачем они приехали.
Блеснув саблями, спахи остановились возле возов.
– Какие люди вы? – спросили они и зажгли фонари.
– Торговые мы люди, – отвечал спокойно Васильев. – Едем из Астрахани. Везем к вам товары.
Увидав дорогие платья на купцах, турки смягчились, но сказали:
– А дайте нам письмо от астраханского воеводы. И покажите товары, какие везете к нам.
Васильев открыл кожи на десяти возах. Казаки скинули кожи на землю, открыли товары. Турки глядят, головами качают. Они увидели котлы медные, холсты дорогие, сукна доброй выделки, лисиц, куниц и белок.
– На всех ли возах у вас такой товар? – спросили они.
– На всех! – сказал Наум. – Только в двух возах у нас есть для вашего Калаш-паши другой товар. Те возы развязать нельзя. А как будем в крепости, то те подарки сами принесем завтра Калаш-паше.
Серапион шептал молитвы. Сердце у него готово было от страха выскочить. Один турок слез с коня и поднес фонарик к лицу атамана. Приглядевшись, турок сказал:
– Якши-адан! Добрый человек! Покажи-ка мне письмо из Астрахани.
– Аслан! – сказал другой турок, слезая с коня. – Вглядись в его глаза. Глаза – хитрые!
Но первый успокаивал второго:
– Аман! Помилуй! Буйадам! Он добрый человек! Письмо у него правильное. Их надо допустить в Адзак!
Турецким досмотрщикам возов Васильев дал по лисице, а главному из них – белку, куницу и соболя.
Турки помчались к крепости, мигая фонариками. Калаш-паше они доложили:
– Купцы из Астрадани, товары всякие, русские, хорошие. Товары – для нашей выгоды. И в двух возах везут тебе дорогие подарки.
Потирая руки, Калаш-паша приказал пропустить купцов в город.
Огоньки фонариков снова метнулись к казачьим возам.
– Аллах велик и милостив! – сказали турки. – Поезжайте за нами.
А главный, наклонившись к Науму Васильеву, сказал по-татарски, чтоб другие не слышали:
– Акча барабыз? Деньги есть?
Васильев сунул турку несколько монет. Турок жадно схватил их и помчался к крепости.
Железные ворота открылись, – подводы медленно въехали в крепость. Тяжелые ворота закрыли плотно железными засовами. Серапион поежился на возу.
Возы «с товарами» остановились на главной площади Азова. В крепости было тихо. Вокруг площади возвышались мечеть и круглые башни. В другом конце крепости были еще две круглые башни. Четыре неприступные башни стояли по углам. Впереди чернела приречная стена; за этой широкой и высокой стеной был глубокий ров; за ним насыпан вал; за валом – Дон-река. Налево чернела Азовская стена – со стороны моря. За нею также были глубокий ров, высокий вал. С Азовской стены видно море… Направо – Ташканская стена. А позади, откуда въехали донские казаки, – Султанская стена. К ней подступиться трудно. Перед крепостной Султанской стеной – два рва, каменный и земляной. Четыре грозных бастиона по углам.
Вверх по Дону – о том знал Васильев – стояла Водяная башня. А перед ней, выше по Дону, – две Каланчинские башни. Все эти башни на берегах Дона – от берега до берега – соединялись тремя железными цепями, преграждая выход в море.
Пересчитав возы, турки сказали:
– Якши, купец! Хорош товар! Сложите его в гостиный двор или снесите свои товары в наши лавки.
Серапион обомлел. «Купцы» спрыгнули с возов. Наум сказал туркам:
– Пускай полежат товары до утра тут. Сейчас темно. А утром осмотрим все и перепишем. Нас здесь, купцов, десятка три. Товар тут разных рук: не перепутать бы.
Возницы развели костер и стали готовить пищу.
От Калаш-паши в это время пришли люди с приказом, чтобы главный купец явился к паше с «бумагой».
Васильев взял четырех надежнейших казаков и пошел к паше. Калаш-паша был в замке один. Он сидел на высоких шелковых подушках среди ковров. Глаза большие, черные. Лицо красное и губы толстые, красные. Атаман снял купеческую шапку, поклонился. Калаш-паша потребовал отпускной лист. Васильев подал паше лист и таможенные выписки. Тот взял лист, перевернул его, тщательно осмотрел и спросил:
– Здоров ли князь-воевода в Астрахани? Много ли к нему приезжает теперь купцов из Кизилбашии?
– Воевода здоров, – сказал Васильев. – Купцов персидских в Астрахани бывает много.
– Не продают ли персидские купцы порох и свинец казакам?
– О том нам ничего не ведомо. Торгуют они шелком и утварью, а покупают хлеб да девок для персидского шаха.
Калаш-паша снова спросил:
– А не собираются ли донские казаки к Азову приступить?
– Проездом слыхали, что казаки пойдут на службу к персидскому шаху, счастья себе искать. На Волге зипунов им не добыть, – стрельцы побивают крепко. В Азов, люди сказывали, им никак не подступиться, тебя боятся! Башни для них – что пугало!