— Ух ты!
Дядя Леша, Сашкин папа, узнав об эксперименте юных физиков, от смеха чуть не опрокинул стопку с водкой:
— Ученый мне нашелся. Яйца вздумал калить!
— Это не я, — спокойно отреагировал на дяделешин пессимизм жилпоселовский естествоиспытатель. — Так в книге написано.
Что писалось в книгах о закалке яиц дядя Леша не знал, но Славкина уверенность насторожила его. Он выпил водку, молча закусил.
— Закипает! — улыбнулся Славка, а дядя Леша, отложив вилку, блаженно закурил «беломорину».
— Вот, Сашка, учись. Выучишься, будешь яйца на керосинках калить, — сказал он, но теперь в его голосе было больше неуверенности, чем спеси.
— Кипит! — важничал Славка. — Теперь наливаем в ведро холодной воды, берем половник и…
Грозно булькала вода в кастрюле, удивленно корчился Сашкин нос, покрылся потом одержимый физик. С неистовостью настоящего ученого — экспериментатора Славка переносил в обыкновенном половнике из обыкновенной, даже не эмалированной кастрюли московские яйца в ведро с холодной водой и через несколько секунд закладывал их обратно в кипяток. Он дерзал. Мысль работала четко.
— У, черт! Вода-то в ведре нагревается! — понял он вовремя.
— Ха, физики нашлись! — дядя Леша сменил папиросу.
— Под проточную воду надо! — сообразил Славка. — Под кран.
Эксперимент продолжался.
— Уже пятнадцать раз. Может, хватит, Славка!
— Чем больше, тем лучше. Как ты не понимаешь?!
— Ой, что вы тут устроили?! Потоп целый! — вернулась из магазина Славкина мама.
— Я все уберу, — отмахнулся сын. — Не волнуйся.
— Двадцать девять раз. Ух, сейчас будет, — сказал Сашка голосом человека, отправляющего ракету на какой-нибудь Марс.
Дядя Леша нетерпеливо засопел. Сашкина мама вышла на кухню в новом сером пальто, отругала мужа:
— Ты долго будешь курить? Люди ждут.
— Иду — иду, — дядя Леша одел плащ, вернулся к мальчишкам.
Все молча склонились над яичками — словно бы в ожидании чуда.
— Попробуем! — загорелся детским огнем Сашкин отец.
— Давайте! — гордо принял вызов Славка.
— Только точно бей, не в бок! — позаботился дядя Леша, с тревогой в глазах протянул в большом кулаке маленькое яичко.
— Не бойтесь, — Славка ударил точно в «носик».
— Ого-го! Вдребезги! — загоготал победитель.
— Подумаешь, — не сдался Славка. — В таких условиях ничего толком не закалишь. Суп-то варится полдня.
Дядя Леша ушел, не победив, — сказать ему на это было нечего.
— Ой, Слава, совсем забыла! — крикнула мама. — Иди сюда.
— Ну что еще?
— Да вот же! Тетя Настя угостила, ей из деревни привезли. Саше дай одно. Смотри, какие большие. А вкусные, наверное.
— Ух ты! А носик какой острый. Ма, я на улицу, ладно?
— Ступай — ступай.
За Игорем по поселку бродили мальчишки. Яичек у них уже не было: они, побитые, оттягивали карманы счастливчика, важного, как индюк. Он не знал, почему Славка и Сашка так спешат к нему.
Рыба-вьюн
В начале лета Васька поймал на Рожайке 90 пескарей, через день Славка принес домой 80 пескарей и 15 пузух — его кошка поедала и эту бледную рыбку с отвислым пузом. Жилпоселовские рыболовы заволновались, а рекордсмены стали ловить рыбу бутылками. У одной отколют горлышко, у другой — дно, вставят одну в другую, набьют белого хлеба в эту стеклянную вершу, поставят в тихую воду, и лезут в нее голодные рыбешки!
Еще через неделю рыбу стали ловить корзинами. Это — здорово! Если умело орудовать корзиной, то можно поймать и головля и плотвичку. Корзиночную ловлю мальчишки освоили быстро. Три-четыре рыбака собирались по утру в артель и шли на речку. Рожайка отдавала все свои запасы, но на следующий день новая артель, а то и две-три, вновь вылавливали огромное количество (для речки то в метр глубиной) рыбы.
В эту хлопотливую жизнь вмешалась осень. Еще август гулял по земле, а уже холодно стало, тучи повисли над Рожайкой, дожди затюкали по ее доброму сердцу. А когда до школьного сентября осталось совсем немного, не выдержали два друга.
— Десять дней никто рыбу не ловил. Представь, сколько ее скопилось! — сказал Славка, и Васька легко вообразил, как из речки на берег вываливается крупная, жирная рыба.
Ловить! Ее нужно было ловить, не смотря на запреты, холода и Илью Пророка. Ловить! И только корзиной, потому что рыба наверняка в осоке сидит — греется.
Ранним утром они взяли корзину, большой бидон и пошли на речку. Рожайка встретила их неприветливо. Как будто обиделась, что долго не ходили. Серая, постаревшая, струилась она несмелым потоком, обнажая на мелкой воде свои жилы и кости.
Первым полез в воду Славка.
— Уй ты! — крикнул он от зябкого удовольствия, вышел на середину реки, оттуда — резко к берегу, загребая воду корзиной. — Смотри! — обрадовался, выбрасывая снасть на берег. — Такой вьюн! В жизни не видел!
Вьюн — серый, скользкий, вертлявый — был сантиметров на двадцать. Зло трепыхаясь в корзине, он не давался в руки, но Славка загнал его в угол, зажал в кулаке.
— Не выпускай, покажем. Такого вьюна никто не ловил.
— Сейчас вся рыба ожирела. А зачем его домой тащить, если его даже кошки не едят?
— Пусть останется. На затравку. Наловим, тогда выбросим.
— Ладно, держи.
Вьюн крутанул в воздухе резвый пируэт, упал у васькиных ног. Славка пошел в воду. Те же натренированные движения, та же уверенность, тот же четкий подъем корзины, но… рыбы не оказалось. Только тина да две ракушки.
— Сейчас попрет! — улыбался Васька, но пока только перли мурашки по славкиному телу.
Третья попытка — пусто в корзине, четвертая, пятая. Васька сменил друга, но безрезультатно: исчезла рыба. Но куда?
Славка вытащил из бидона недовольного вьюна.
Вьюн смотрел на них тяжелым рыбьим взглядом, полном водяной тоски и бессильной злобы. Глаза его не просили, не требовали — они жаждали воды. Речка шевелилась осокой совсем рядом, он чувствовал ее своею склизкой чешуей, и только бы пальцы разжал человек, дополз бы до воды, дотянул, говорили глаза рыбьи, усталые.
— А ну его! Зачем он нам? — Славка сунул кулак в воду, медленно разжал его. Соскользнув с ладони, рыба юркнула в глубь и, даже не попрощавшись со своими спасителями, презрительно вильнула хвостом.
Через несколько минут они рассказывали друзьям о вьюне.
— Таких вьюнов не бывает! — даже не выслушал их до конца Игорь Волков. — 15 сантиметров, не больше.
— Вот такого вьюна Славка поймал, точно говорю.
— Не бывает таких вьюнов, сказал.
— А Славка поймал! Я его в руках держал — вот такой!
Эх, жалость-то, какая! Никто не верит. Последний рекорд уходящего лета остался в реке. Но он же был! Его Славка поймал!
Спорили мальчишки, пока не вышел Колька, явно чем-то взволнованный.
— Пацаны, вот такой белый гриб принес братан из Юсуповского леса. Я завтра туда пойду.
— Никитский лес не хуже, — заявил Васька, и участь всех рыб и рыбешек речки-Рожайки была решена — про них мигом забыли.
А вьюн-рекордсмен, не догадываясь об этом, забился в осоку и, тяжело ворочая жабрами, вспоминал недоброе свое приключение.
На льдине
Земля с радостью освобождалась от рваных пятен снега и подставляла бока свои жаркому солнцу. Все вокруг так и играло: чистые лужи, грязные лужи, Васькины глаза, Славкины глаза, кривые пальцы тополей, длинные пряди берез. Два друга бежали к реке. Она, пухлая, словно ее оса укусила, тянулась по окраинам города в сторону Москвы. Два рыбака, рыжая дворняга, поле, ожиревшее за зиму, и ни одной льдины! Какие-то огрызки плавают вместо льдин.
Сразу стало грустно. Вспомнились учителя и мамы.
— Васька, пойдем в Константиновку: должна же где-нибудь нормальная льдина плыть!
— Маленькие есть и большие должны быть, — вывел несложную, весеннюю формулу Васька и побежал к реке.
Настроение быстро улучшалось. Живучий дух витал над речкой, веселя друзей. Они верили — найдется льдина! Они даже палки прихватили с собой из штакетника у водокачки.
— Смотри! — крикнул Славка. — Льдина!
— Здоровенная!
Большая серая льдина прижалась боком к противоположному берегу и будто бы спала.
— Как хряк в огороде, — зачарованно прошептал Васька. — Надо только от берега ее оттолкнуть. Побежали на тот берег!
Льдина покоилась в безмятежной лени в трех метрах от берега.
— Пузом на мель села, — Васька попробовал палкой глубину.
— Пройти можно.
И вот счастливые друзья уже плыли на льдине:
— Ура! Крейсер!
Но радость их поутихла сразу же, как только они попытались снять льдину с мели — у крейсера был прочный якорь.
— Она здесь все лето хочет загорать?! — разозлился Славка.
— Не столкнем, — сдался Васька. — Вчера надо было.
— Всю весну прозевали! — Славка сошел со льдины и охнул. — Ого! Воды-то сколько стало, чуть не залил!
— Дай-ка я, в воду полез Васька и… залил сапоги: река стала глубже. — Кранты! Надо идти босиком.
Они разулись, завернули повыше брюки, прошли, поеживаясь метра два и оглянулись. Но что это! Льдина сама, без всяких палок стала медленно разворачиваться — проснулась!
— Васька, куда это она? — последняя надежда поплавать на льдине ускользала от них. — Бежим! — Ну никак нельзя было упускать ее!
Льдина тяжелая, ленивая, повернулась широким боком к реке и, подхватываемая течением, подалась вперед. Мальчишки устремились за ней. Успели!
— Толкай ее! — кричал Васька, упираясь палкой в дно реки и не замечая, что стоит босиком на снегу, пятки обжигает колкий холод, а правая брючина совсем промокла.
— Давай, давай! — рычал Славка, и льдина слушалась их!
Будто соскользнув с бугорка, она отдалась спокойному течению реки и поплыла. Но не успели мальчишки обуться, как льдина вдруг клюнула носом, потянулась головой вниз, на дно.
— Славка, ко мне! Утонешь!
Тот шагнул к другу, льдина приподняла голову, выпрямилась, быстро приближаясь к берегу. Нужно было срочно вырулить ее на середину реки, но мальчишки стояли в центре неуклюжего крейсера и править им не могли.