Среди рассказов о Беште, которые ждут нас впереди есть и немало таких, в которых в его сверхъестественные способности и творимые им чудеса начинают верить и завзятые скептики, поначалу не просто иронично, а даже враждебно к нему настроенные.
Любопытно, что большинство дошедших до нас рассказов, связанных с деятельностью Бешта-целителя связано с меджибожским периодом его жизни, когда он уже был, без преувеличения, знаменит на сотни верст вокруг и имел множество последователей.
Согласно одному из этих рассказов, однажды, когда Бешт был в Заславе, ему сообщили, что заболела тринадцатилетняя внучка местного раввина. Бешт осмотрел больную, пришел к выводу, что у нее почечуй (геморрой) и велел назавтра позвать лекарку и поставить ей пиявки.
Этот диагноз показался отцу девушки, р. Айзеку сомнительным. Он подумал, что Бешт, возможно, великий человек, но все же не профессиональный врач, и решил обратиться к личному доктору местной помещицы с вопросом, бывает ли вообще почечуй у детей? Тот ответил, что такое случается, после чего р. Айзек все же послал за знахаркой.
Надо заметить, что если Бешт правильно поставил диагноз, то правильно и назначил лечение: как известно, одной из причин геморроя является отсутствие оттока крови от кишечника.
Однако, когда знахарка появилась, Бешт выразил недовольство и сказал: «Неужели в городе нет другой лекарки, что вы позвали эту» — намекая, видимо, что речь идет о дурной женщине, которой не стоит доверять.
После пиявок состояние юной больной (которая, к тому времени, надо отметить, была уже замужем) не улучшилось, и отец решил повезти ее к Староконстантинов к другой местной знаменитости — лекарю-татарину. Узнав об этом, Бешт страшно обиделся за то, что ему не доверяют настолько, что прибегают к помощи иноверца, и, поняв это, р. Айзик пообещал, что никуда не поедет.
Но не успел Бешт выехать из Заслава, как р. Айзик все же поехал в Староконстантинов, однако лекарь-татарин тоже ничем помочь не смог. Между тем, состояние больной ухудшалось, и в субботу ухудшилось настолько, что в доме раввина собрали меламедов, чтобы читать псалмы. Молодой женщине дали другое имя, чтобы обмануть ангела смерти, и, учитывая всю серьезность ситуации, послали нееврея в Меджибож, чтобы тот попросил Бешта молиться за спасение дочери р. Айзика.
На исходе субботы Бешт отослал нееврея в Заслав со следующим письмом: «Перед мусафом получил я сообщение и молился за нее с большим усердием. Но не ответили мне ни слова, ни полслова, и я не знаю в чем дело. Может быть, вы благословили ее другим именем, так сообщите мне скорее!».
Через некоторое время выяснилось, что больная была беременна (геморрой у женщин часто бывает следствием беременности — П. Л.), ее состояние начало улучшаться, а после родов она окончательно выздоровела.
Эта история, видимо, вызвала сомнение в проницательности Бешта, и когда он снова оказался в Заславе, спросил его р. Айзек: «Как же так? О лекарке узнал, о новом имени узнал, а о беременности не узнал?».
Видимо, он имел в виду, что узнать заранее о репутации знахарки, и о новом имени было несложно — Бешт мог столкнуться с ней и раньше, а обычай давать новое имя больному в случае угрозы для жизни был общеизвестен, и догадаться, как поведет себя семья больной в этой ситуации было несложно. На что Бешт ответил: «Ты думаешь, она взаправду была беременной? От моей молитвы и молитвы твоего отца она понесла!»[134].
Из этой, чрезвычайно характерной истории можно сделать, по меньшей мере, два вывода.
Во-первых, рассказы о Беште-целителе далеко не всегда носят комплиментарный характер. Скорее, наоборот — его те или иные промахи, видимо, запоминались куда лучше, чем более частые, ставшими для современников привычными, успехи. Во-вторых, признавая важность пиявок, травяных отваров и других средств, Бешт все же решающую роль отводил молитве, помогавшей проникать в незримые небесные выси и влиять на принимаемые там решения.
Так как его духовный уровень был настолько высок, что он мог, подобно Аризалю, видеть многое из того, что скрыто от глаз простых людей, то и исцеления он нередко добивался сверхъестественным путем, влияя не незримые остальным сущности, а нередко и обладая полной властью над самыми темными и страшными из них.
Именно так происходит в рассказе о неком р. Лейбуше из Межерича, который приехал в Меджибож, чтобы провести с Бештом Десять дней трепета от праздника Рош а-Шана (Новолетия) до Судного дня. Однако перед самым Рош а-Шана р. Лейбуш заболел; Бешт лечил его весь день и всю ночь, наконец удостоверился, что его жизни ничего не угрожает оставил больного и ушел на утреннюю молитву.
Тем временем р. Лейбушу стало хуже, его начал мучать изнуряющий кашель, и в доме решили снова послать за Бештом. Ученики попытались дать Бешту знак, что ему надо прервать молитву и пойти домой, но он, как обычно, был в это время настолько отрешен от действительности, что ничего не замечал, а крикнуть они боялись.
Наконец, один из них все же закричал, Бешт услышал, обернулся и сказал: «Что же вы раньше не сказали?!» — и поспешил в дом. Здесь он увидел возле больного Ангела Смерти, накинулся на него с бранью и тот поспешил исчезнуть. После этого Бешт взял р. Лейбуша за руку, тот тут же выздоровел, и они вместе пошли молиться в бейт-мидраш, так как Бешт боялся, что Ангел Смерти может вернуться в его отсутствие.
Сам Бешт после этого пенял на себя, и говорил, что за ошибочное мнение о том, что жизнь р. Лейбуша вне опасности, и оставил его одного, он сам мог умереть безвременной смертью и лишиться своей доли в будущем мире.
В другом рассказе Бешт ведет себя подобно пророку Элише, спасшему жизнь ребенка, который уже был практически мертв. Прибыв в пятницу в очередной городок, Бешт вдруг услышал с Небес глас, повелевающий ему остановиться в таком-то доме. Однако, когда Бешт вместе с верным писцом р. Гиршем добрался до указанного дома, хозяйка наотрез отказалась пускать их на постой, заявив, что не находит места из-за тяжелой болезни сына, и ей сейчас не до гостей.
Когда же Бешт стал настаивать, несчастная женщина осыпала его проклятиями. Затем из дома вышел ее муж и попытался объяснить пришельцам, что они никак не могут их принять, поскольку их сын при смерти. И тогда Бешт поклялся, что если он остановится в доме, то ребенок будет жить.
Не успев расположиться в доме, Бешт пошел в микву, и во время окунания ему было открыто, что мальчик обречен умереть, и он не должен вмешиваться в это решение. Вернувшись, он потребовал, чтобы все вышли из комнаты и остался наедине с ребенком. Минху он молился рядом с его постелью, и даже не сделал субботний кидуш.
Час проходил за часом, наступила глубокая ночь, а Бешт все не выходил из комнаты. Все это крайне обеспокоило р. Гирша, и он решил подкрасться к двери, приоткрыть ее и послушать, что там происходит.
И тут он услышал, как Бешт обращается к душе мальчика: «Входи в тело! Я заставлю тебя войти, ибо не даю ложных клятв!» — и невозможно было понять из этих слов, жив ли еще ребенок или уже умер, хотя второе было более вероятно, чем первое. Р. Цви поспешил отойти от двери, но через некоторое время не выдержал и снова осторожно заглянул в комнату. Теперь он увидел Бешта лежащим на полу с распростертыми руками и ногами.
Бешт лежал неподвижно, но вдруг поднялся и сказал в пространство: «Не говорил ли я тебе, что заставлю войти в тело ребенка?!». А затем крикнул: «Гирш, неси бокал для кидуша!».
Совершив с писцом вечернюю трапезу, Бешт снова уединился с мальчиком, провел у его кровати ночь, а утром велел р. Гиршу присматривать за больным пока он будет на молитве.
В это время хозяйка дома, поняв, что болезнь отступила, начала рыдать и говорить р. Гиршу, что казнит себя за то, что проклинала такого великого праведника, и боится, что он ее не простит. Р. Гирш, разумеется, поспешил утешить ее словами о том, что Бешт, безусловно, ее простит, ибо его доброта и любовь к каждому еврею безграничны.
Когда Бешт вернулся, р. Гирш пересказал ему этот разговор с женщиной, но Бешт лишь улыбнулся. «Скажи ей, — велел он, чтобы она приготовила хорошую третью субботнюю трапезу, и я обещаю ей, что ее сын будет сидеть за столом вместе с нами. И передай, что он проживет больше шестидесяти лет, у него будут дети и хороший достаток на протяжении всей жизни».
На вопрос о том, почему он распростерся на полу, Бешт ответил, что получил удар «огненной плетью» за то, что дал клятву, которая была в принципе невыполнима, так как изначально мальчику было суждено умереть в этом возрасте, и он молился за то, чтобы ребенку дали то, что, по словам мудрецов, не зависит от его личных заслуг, а изначально предопределено свыше — долгую жизнь, детей и достаток.
Сама эта история чрезвычайно важна, так как является воплощением одной из базовых истин хасидизма, основанной на словах о том, что «молитва, раскаяние и добрые дела отменяют тяжелый приговор».
С хасидской точки зрения с помощью глубокой искренней молитвы каждый человек может изменить вынесенный ему и другим людям приговор Небес. Вмешательство в дела «Небесной канцелярии» может быть значительно усилено общественной молитвой, но молитва праведника и знатока Торы и Каббалы, способного подниматься в высшие миры и непосредственно заступаться за души живущих в материальном мире, может оказаться даже сильнее общественной молитвы.
Существует еще одна история, в которой Бешт воскрешает ребенка, считающегося умершим, то есть выступает скорее в роли чудотворца, а не целителя. Местом ее действия называется Меджибож, у одного из жителей которого не было детей, и он непрестанно донимал Бешта просьбой упросить Творца даровать ему сына. Наконец, на старости лет жена родила ему сына, но через несколько дней младенец умер. Потрясенный отец прибежал к Бешту с обвинениями, что тот тешил его ложной надеждой, и чем переживать смерть сына, ему было бы лучше вообще не иметь детей.