Так как вызов пришелся на Рош-ходеш (новомесячие), то вопрос, заданный Бешту на знание Галахи был следующим: «Каким правилом должен руководствоваться тот, кто во время молитвы на новомесячие забыл произнести специальную вставку на этот день „Яале вэ-яво“» («Взойдет и придет…»)
Вопрос сам по себе носил издевательский характер, поскольку ответ на него был известен даже ученикам хедера: надо начать читать молитву с начала. И ответ Бешта был соответствующий: «Мне знать это правило не нужно, так как я никогда не забуду произнести эту вставку. Да и вам это не нужно, так как сегодня вы, ваша честь, забыли произнести эту вставку во время утренней молитвы, начали читать снова — и снова забыли!».
И Дубнов, и Визель, и другие авторы популярных книг по истории хасидизма обычно приводят только первую часть ответа, и делают из него вывод, что Бешт и в самом деле был несведущ в Галахе, не знал того, что делать если по забывчивости или рассеянности забыл прочитать столь важную вставку, но нашел остроумный способ уйти от ответа: «Мне это не нужно, так как я никогда не забуду!».
Однако смешно даже предполагать, что Бешт, работавший в свое время меламедом, да и, как мы уже не раз убеждались, обладал поистине гигантской религиозной эрудицией; прекрасно знал и ТАНАХ, и Талмуд, и каббалу, труды великих еврейских мудрецов, и то и дело сыпал цитатами из них; Бешт с его особым вниманием к каждому слову молитвы, мог не знать такого простого правила.
Больше того: без второй части ответ Бешта теряет смысл, тем более, что эта история имела продолжение.
Слова Бешта обожгли р. Авраама-Абу, как удар плетки, поскольку в тот день он действительно забыл во время молитвы прочесть вставку, начал читать все сначала — и снова забыл (видимо, потому, что ему не хватало той самой «каваны» в молитве, о которой говорил Бешт).
Эта проницательность Бешта была прямым подтверждением ходящих о нем слухов, и поразила р. Авраама-Абу до глубины души. И все же он отказывался поверить даже самому себе, и потому решил тайно за ним проследить. Для этого р. Авраам-Аба загодя отправился на постоялый двор, где должен был остановиться Бешт, и стал за ним подглядывать. Хозяин постоялого двора, будучи одним из почитателей Бешта, отвел ему большую комнату с роскошной кроватью. Однако, когда слуга ввел его в номер, Бешт воскликнул: «Ох, на этой кровати еврей переспал с христианкой. Нельзя мне на ней спать!».
Тут пришел хозяин гостиницы и стал жаловаться Бешту, что его зять изменяет дочери с христианкой, и однажды он застал их на этой самой кровати.
— Реб Аба, слышишь, что он говорит? — с усмешкой громко сказал Бешт, и р. Аврааму-Абе не оставалось ничего, как выйти из своего укрытия, и признать, что Бешту и в самом деле ведомо тайное о любом человеке.
В другой истории рассказывается, что некий раввин-талмудист однажды специально прибыл в Меджибож, чтобы проверить, насколько хорошо Бешт знает Галаху.
— Если у меня возникает какой-либо вопрос, я заглядываю в «Шульхан арух» и нахожу там нужный закон, — сказал Бешт.
— Но, если, например, в городе возникнет пожар в субботу, пока ты разберешься в «Шульхан арухе», уже все сгорит! — заметил на это раввин.
— Вы же меня считаете чудотворцем. Ну, так я попрошу огонь, чтобы он подождал, пока я разберусь в «Шулхан арухе», — парировал Бешт, и было непонятно, шутит ли он или говорит всерьез.
Как уже говорилось выше, одним из свидетельств признания Бешта духовным лидером своего поколения был тот факт, что именно к нему обращались евреи в случае любого грозящего им бедствия.
Одна из таких историй произошла в Заславе[273], судя по всему, в 1750-х годах. Местные жители нашли в поле тело нееврея и притащили его в город, чтобы обвинить евреев в ритуальном убийстве. С этим наветом они направились к вдове покойного князя Заслава Павла Сангушко (1682–1750).
Однако вдовствующая княгиня поверила версии, согласно которой ее супруг сошел с ума и умер в страшных муках именно за то, что в 1747 казнил по аналогичном ложному обвинению пятерых евреев. Поэтому она заявила, что отдаст приказ арестовать евреев лишь в случае, если их вина будет однозначно доказана. Тогда было решено послать представителя общины р. Айзека к Бешту с тем, чтобы тот попытался отвести кровавый навет от общины города.
Когда р. Айзек явился к Бешту, тот слушал, как его писец р. Цви читает вслух книгу «Зоар», а Бешт повторяет за ним, и при этом кажется, будто он весь охвачен пламенем.
Р. Айзек оцепенел от этого зрелища, а Бешт сделал ему знак рукой, чтобы тот уходил. Тогда к Бешту послали другого посыльного — старого р. Давида, и, выслушав его, Бешт сказал, что был в Небесном чертоге, но там ни о чем о таком не говорили.
Через некоторое время Бешт после еды задремал, лежа на сундуке, а руку при этом положил так, словно к чему-то прислушивался. Пробудившись, он попросил, чтобы ему согрели микву, пошел окунуться, а когда вернулся, сказал собравшимся вокруг него евреям: «Не бойтесь! Ничего не будет!».
Тем временем стало известно, что поляки направились к княгине просить, чтобы она арестовала евреев и провела дознание. В ответ княгиня заявила, что желает, чтобы ее личный врач сначала осмотрел труп и постановил, насильственной или естественной смертью умер покойный.
Решив не полагаться на слова Бешта, евреи вручили доктору тридцать золотых. Тот, получив взятку, объявил, что смерть наступила по естественным причинам, и на этом дело было закрыто.
Эта история, кстати, не прибавила популярности Бешту, так как евреи Заслава начали говорить, что если он и в самом деле великий провидец, то почему не предвидел, что в поле найдут убитого, а после того, как нашли, сразу не сказал, что бояться нечего?! Да и трудно было сказать, что помогло больше — молитва Бешта или те деньги, которые вручили доктору.
Сам Бешт на это заметил, что, когда отправился в микву, и стал там молиться и спрашивать, почему ему не открыли грозящей евреям опасности, получил ответ, что так он был наказан за леность в оплакивании скончавшегося недавно мудреца р. Хаима из Бродов.
Широко известна и история о том, как Бешт ошибся в своем предсказании о том, что беда пройдет мимо евреев.
События, о которых идет речь, произошли в 1753 году, когда в окрестностях Житомира было найдено тело трехлетнего ребенка, на евреев возвели очередной кровавый навет. Киевский епископ инициировал процесс по обвинению евреев в ритуальном убийстве. Одиннадцать обвиняемых были казнены, а двое — супружеская пара — купили себе жизнь ценой крещения. Но еще во время процесса раввин Коростышева р. Давид приехал к Бешту в Меджибож, и тот заверил его, что процесс закончится благополучно, и обвиняемые спасутся.
После их страшной казни р. Давид снова явился к Бешту накануне субботы, и тот, узнав о случившемся, разрыдался. Бешт продолжал рыдать и по дороге в микву, и когда вышел из нее, и прочел предсубботнюю минху с такой великой скорбью, что его настроение передалось всем молящимся.
Затем за первой субботней трапезой он также с плачем прочел освящение над вином, совершил омовение рук, сел за стол, но вскоре оставил гостей, а сам удалился в спальню, там распростерся на полу и так и остался лежать, явно нарушая тем самым субботу, в которую, как известно, нельзя предаваться скорби.
В какой-то момент в спальню вошла жена Бешта Хана и сказала, что скоро погаснут свечи, а гости сидят за столом и ждут, когда он вернется, чтобы произнести проповедь и благословение после трапезы. Но Бешт ответил, что пусть гости произнесут застольную молитву без него и уходят, а сам остался лежать, как лежал.
После этого жена Бешта пошла спать, а р. Давид так и остался стоять у двери, чтобы узнать, как поведет себя Бешт дальше. Час проходил за часом; устав стоять, р. Давид взял скамеечку, но не покинул своего поста.
Около полуночи он услышал, как Бешт сказал жене: «Прикрой лицо!» — и в тот же миг комната озарилась сиянием, которое пробилось сквозь щели, став видимым р. Давиду.
Затем р. Давид услышал, как Бешт сказал: «Благословен входящий рабби Акива!» и понял, что тот приветствует сожженного заживо по приговору суда в Житомире арендатора Акиву, а затем и других казненных по кровавому навету. И р. Давид услышал, как Акива ответил и узнал его по голосу.
Вслед за этим р. Давид услышал, как Бешт повелевает казненным совершить отмщение тому, кто возвел на них ложное обвинение, и тогда души мучеников стали рассказывать, что слезы Бешта и то, что он нарушил субботу, произвел большой переполох в высших мирах, так что когда они поднялись в один из самых высоких «чертогов», то им закричали: «Пойдите и уймите слезы Бешта!».
Дальше праведники рассказали, что хотя они предпочли мучительную смерть крещению и освятили Имя Всевышнего, в какой-то момент мысль о спасении путем крещения появилась и у них, из-за чего они вынуждены были полчаса страдать в Преисподней, и только после этого их пустили в райские кущи.
Что касается отмщения, то им сказали, что для этого еще не пришло время, и если они хотят отомстить, то должны согласиться на новое воплощение. Но так как они не хотят вновь спускаться в материальный мир, опасаясь совершить там какие-то грехи, то просят Бешта, чтобы он отказался от данного им приказа.
И вот тогда Бешт задал им вопрос о том, почему с Небес ввели его в заблуждение, и не открыли, что впереди осужденных ждет казнь?
«Узнав об этом, — последовал ответ, — вы бы неотступно молились, и отменили бы этот приговор, и тогда, упаси Боже, была бы еще большая беда. Поэтому вашей чести ничего и не сообщили».
Смысл этого рассказа, безусловно, заключается не только в том, чтобы реабилитировать Бешта, но и предостеречь евреев от перехода в христианство; напомнить, что даже самая мученическая смерть лучше такого шага.
Следует понять, что христианское духовенство того времени, и особенно, католическое предпринимало немало усилий для обращения евреев в христианство, и крещение нередко становилось предметом торга для избавления от того или иного наказания — не только смертной казни по обвинению в ритуальном убийстве, но и порки или тюремного заключения те или иные провинности.