„Ой, Владыка мира!.. Слова Всевышнего чисты, серебро очищенное…“
„Ох, Хозяин мира!.. Проверял меня Всевышний и испытывал, очистил мои внутренности, вынул грязь из сердца…“
„Отец, родной мой!.. Помилуй меня, Творец, помилуй, потому что уповает на Тебя душа моя…“
А один кричал что было сил:
„Гевалт! На помощь!.. Рассеются Его враги, побегут прочь ненавистники!“
А этот рыдал:
„Ой, Отец… Даже у птицы есть дом…“
Сливаясь вместе, эти голоса рождали песню еврейской молитвы, напев нашей жизни. Ученики Бешта сидели с закрытыми глазами, и слезы текли из-под ресниц, и сердца их были разбиты, и овладели ими мысли о том, как искупить свой грех… А какой?
Разве они не знали о еврейских горестях, об испытаниях, которые выпадают на долю простых людей? Или мало знать, надо уметь услышать…
Бешт убрал руки с плеч учеников. Цепочка разомкнулась. Голоса исчезли.
Но слух остался. Осталось редкое умение услышать чужое сердце. Ученики Бешта были праведниками, поэтому они усвоили это искусство с первого раза»[275].
Глава 6. Бешт и рыцари его «круглого стола»
Как уже знает читатель, почти сразу же после «раскрытия» вокруг Бешта образовался небольшой круг сподвижников. Круг этот год от года расширялся, буквально на глазах превращая созданное им учение в мощное движение, в результате чего сам древний еврейский термин «хасид» изменило свое значение и стало означать приверженцев пути Бешта — его философии, его подхода к пониманию Торы, его системы жизненных ценностей.
После того, как Бешт в 1740 году обосновался в Меджибоже, в течение нескольких лет сформировалось своеобразное ядро «атома» хасидизма, включающее в себя самых преданных и наиболее выдающихся его учеников, вокруг которого уже, подобно электронам вращались возникавшие в самых разных местечках и городах хасидские общины.
Ядро это в хасидской литературе принято называть «святой общиной Бешта», «святыми товариществом» или «святым братством». В исследованиях по истории хасидизма, помимо этого обозначения, иногда прибегают к понятиям «школа Бешта», «академия Бешта» и т. п.
Это и в самом деле было «братство» или «товарищество», поскольку всех, кто постоянно собирался в Меджибоже объединяли и самозабвенная тяга к познанию Торы, ее сокровенных тайн, и любовь к Творцу, и стремление найти и претворить в жизнь лучший путь служения Ему, и Бешт играл для каждого из них роль духовного наставника.
Это была, вне сомнения, и своеобразная «академия», в которой Бешт был и «академиком», беспрекословным авторитетом, и примером для подражания, и в которой шла непрерывная исследовательская работа по постижению мироздания и путей его управления — пусть сам «объект» и методы исследования были отличны от привычного для многих понимания этих слов.
Что касается апостолов, то и это сравнение и в самом деле напрашивается. Несмотря на то, что сам Бешт постоянно разъезжал по всей Подолии и Волыни, а иногда и далеко за их пределами, распространяя своей учение, решающую роль в превращении хасидизма в столь мощное течение в иудаизме сыграли именно его ученики.
Все они были верными последователями хасидизма, готовыми терпеть гонения и сражаться за его идеалы всем пылом своей души. При этом ни одного из них нельзя было заподозрить в неспособности к самостоятельному мышлению, к натурам, легко подпадающим под чужое влияние или склонным к конформизму. Скорее наоборот: большинство из них, как уже не раз говорилось на страницах этой книги, поначалу были страстными противниками Бешта; каждый еще до знакомства с ним уже считался выдающимся знатоком Торы, имел свой круг учеников, с трепетом ловивших каждое их слово; каждый успел немало достичь в жизни, заняв пост раввина или члена раввинского суда в том или ином местечке; почти за каждым стояла целая община, и порой очень немаленькая.
Именно поэтому их признание авторитета Бешта, значительная корректировка своих прежних взглядов и убеждений в соответствии хасидизмом и оказали столь мощное влияние на сотни тысяч других евреев, разнящихся и по уровню еврейского образования, и социальному положению.
Стоит вспомнить и то, что значительная часть бесед учеников с Бештом, в ходе которых он формулировал те или иные аспекты своего учения, происходила именно во время застолий, обычно — трех предписанных субботних трапез. За столом Бешта царила та особая атмосфера, которая отличает любые собрания единомышленников.
Что, впрочем, отнюдь не исключало возникавших время от времени взаимных трений, и острых споров, и соперничества за внимание и особую близость к Бешту. А поскольку, как уже было сказано, каждый из них был неординарной, самостоятельно мыслящей личностью, то время от времени кто-то из этих «рыцарей» вступал в спор и с самим Бештом. И — что особенно характерно — если в вопросах мировоззренческого характера это случалось довольно редко, то спор по какому-то бытовому вопросу возникал куда чаще, и в ходе него Бешт из учителя моментально превращался для них в такого же еврея, как и все остальные. Вспомним хотя бы как ведет себя по отношению к нему р. Зеэв Куцис в истории о свадьбе двух сирот.
Но в любом случае в течение всего времени, пока там жил Бешт, Меджибож был для них своего рода Камелотом, куда они спешили при первой же возможности. Многие, оставив в стороне свои повседневные дела и даже служебные обязанности, жили здесь долгие недели, а порой и месяцы, получая подлинное наслаждение от возможности постоянно видеться и беседовать с Бештом и стараясь как можно больше за это время успеть для собственного духовного роста. Так закладывалась одна из главных традиций хасидизма — обязательность время от времени посетить своего Ребе и хоть немного пообщаться с ним лично и помолиться с ним в одном миньяне; провести рядом с ним тот или иной праздник; прежде всего, разумеется, Песах и десять «грозных дней» от еврейского нового года Рош а-Шана до Дня Искупления.
Со временем в Меджибоже и других местах сформировался обычай, согласно которому Бешт участвовал в утренней субботней трапезы вместе со всей общиной, для чего на улице раскладывались огромные столы, и каждый желающий мог послушать, как Бешт рассуждает по поводу того или иного раздела Торы, а также по различным жизненным вопросам, а также задать беспокоящий его вопрос, но вот третью трапезу между минхой и молитвой исхода субботы он проводил в доме, где за столом собирались только члены «святого товарищества», а остальные, в том числе и приехавшие в Меджибож поклонники из других местечек по-прежнему собирались за общим столом во дворе или бейт-мидраше. И, разумеется, именно там, в доме, и раскрывал Бешт самые сокровенные тайны Торы, и присоединиться к этой его трапезе считалось за большую честь — и об этом также есть немало занимательных историй.
Как и историй о том, что над всем святым братством Бешта пребывала Шехина, и вместе они могли творить немалые чудеса. В одной из этих историй свидетелем Шехины или осеняющего учеников Бешта Небесного огня становится его жена Хана. Происходит она во время праздника Симхат Тора, «святое товарищество» веселились и танцевали и по ходу дела выпили немало вина из подвалов Бешта.
«И сказала праведная жена Бешта: „Не оставят они вина ни на освящение, ни на разделение, — и вошла к Бешту и сказала, что надо бы прекратить петь и плясать, ибо: — Не останется у тебя вина ни для освящения, ни для разделения“. Сказал ей Бешт со смехом: „Хорошо говоришь, поди и скажи им, чтобы прекратили и разошлись по домам“. Когда открыла дверь — а они шли в танце по кругу, — то увидела, что их, как шатер, окружает пылающий огонь. Взяла ведерки, и сама спустилась в подвал, и принесла им столько вина, сколько они хотели. Позже спросил ее Бешт: „Ты им сказала, чтобы уходили?“. Ответила ему: „Сам бы пошел и сказал“».
Разумеется, «шатер из пылающего огня» можно в данном случае истолковать как метафору — просто жена Бешта оценила ту огромную искренность, с какой сподвижники мужа праздновали праздник в честь начала нового цикла чтения Торы. Но многие хасиды воспринимают этот рассказ в самом буквальном смысле. — ведь такой же пылающий огонь окружал рабби Шимона Бар-Йохая и его учеников, когда они занимались величайшими тайнами Торы.
Наконец, подобно рыцарям круглого стола, некоторые из этих постоянных сотрапезников Бешта сами со временем стали легендой, героями многих историй, часть из которых связана с Бештом, но большая часть обходится вообще без его присутствия, и почти все эти истории заслуживают того, чтобы быть рассказанными.
Хасидские источники, канонизируя фигуру Бешта и стараясь провести параллели между ним и другими великими героями еврейской истории, утверждают, что у Бешта было ровно шестьдесят ближайших учеников — подобно тому, как у царя Соломона было шестьдесят Б-гатырей, охранявших его покои. Такое условие — чтобы у него было шестьдесят доблестных воинов, которые будут защищать его от противников — Бешт, по хасидскому преданию, поставил еще в горних высях в качестве условия спуска его души в мир.
На самом деле однозначного ответа на то, кого считать «самыми близкими и выдающимися» учениками Бешта, кого просто «близкими», а кого «всего лишь» «входившими в его окружение», нет. Списки его учеников с попытками расставить их «по ранжиру» разнятся в зависимости от того, какими критериями руководствовался их составитель, но все они включают в итоге более ста имен.
К примеру, д-р рав Ицхак Алфаси открывает это список именами семью учеников Бешта, которые впоследствии получили титул АДМОРов, пользовались огромным авторитетом и внесли наибольший вклад в распространение его учения:
Рабби Дов-Бер из Межирича.
Рабби Яаков-Йосеф Акоэн из Полонного.
Рабби Пинхас из Кореца.
Рабби Хаим из Красного (ум. В 1793 г.).
Рабби Иехиэль-Михл из Злочева.
Рабби Лейб из Шполы.
Рабби Меир из Перемышлян.
К ним он добавляет еще двух АДМОРов, которые в юности успели побывать у Бешта: рабби Менахем-Мендла из Витебска и рабби Нахума из Чернобыля.