В другом варианте Элиэзер и Сара встречали субботу вдвоем, за стол, к ним постучал нищий — грязный, в лохмотьях, с котомкой за плечами. Однако старики приняли незнакомца с дорогой душой, не обращая внимания на его внешний вид и одежду, и без всякого осуждения, хотя странник с котомкой явно нарушил закон. Ну, а прощаясь, пророк Элиягу открылся и предсказал, что в следующем году они уже не будут одиноки так, как сейчас, поскольку у них родится сын, которому предстоит стать одним из светочей народа Израиля.
В одной из еще более расцвеченной народной фантазией версии этого предания говорит, что р. Элиэзер славился на всю округу своим гостеприимством; тем, что сам выходил на дорогу и зазывал к себе в гости на субботу бедных путников. Но Сатан, как и во многих других историях, обвинил р. Элиэзера в лицемерии, и предложил его испытать: действительно ли он будет готов принять люБ-го странника — в том числе и того, чей внешний облик отталкивает от себя, и кто нарушает заповеди. И потому пророк Элиягу является к р. Элиэзеру под видом грязного, вызывающего отвращение нищего, да еще и заявляется едва ли не в полдень в субботу, то есть грубо нарушает закон о субботнем покое. И тем не менее, р. Элиэзер радушно его принимает и не произносит ни слова упрека в связи с нарушением.
В этом рассказе при желании можно усмотреть глубинную суть хасидизма с его проповедью терпимого отношения к грешникам и убеждения, что нет греха, который невозможно было бы исправить.
Но в любом случае, согласитесь, параллель (хотя и с вариациями) между рассказами об истории рождения двух великих сыновей еврейского народа просматривается довольно четкая.
И она не случайна: подобные параллели между биографиями Бешта и Аризаля возникают постоянно, и не исключено, что сам Бешт намеренно строил свою жизнь так, чтобы она вызвала ассоциации с жизненным путем р. Ицхака Лурии Ашкенази, на которого он старался равняться, а некоторые параллели, возможно, были «по экспоненте» рождены его верными последователями. Стоит также заметить, что сама книга «Шивхей Бешт» была составлена по образцу книг «Шивхей Гаари» («Восхваления Ари») и «Шивхей рабби Хаим Виталь» («Восхваления рабби Хаиму Виталю[63]»).
Что же касается того, что Бааль-Шем-Тов родился, когда его родителям было «около ста лет», то так как их точный возраст не указан, то речь, видимо, идет об эвфемизме, обозначающем глубокую старость. Которая, заметим, по понятиям той эпохи наступала гораздо раньше, чем в наши дни.
Но и в этом мотиве нет ничего нового: вспомним, что, согласно Торе, Ицхак рождается, когда его отцу Аврааму было 100 лет, а матери Саре — 90. В весьма немолодом возрасте находились и родители Шимшона Маноах и Цлельпонит, а также отец будущего царя Давида Ишай и его мать Ницевет. Далеко не молоды (по понятиям своего времени), как следует их вышесказанного, были и родители Аризаля.
Рождение ребенка в преклонном возрасте, когда детородная функция и плотские желание вроде должны угаснуть, призвано, таким образом, еще раз подчеркнуть, что речь идет об особом Божественном вмешательстве и сам ребенок предназначен для великой миссии.
О величии Бешта, а точнее, о том, какая великая душа жила в нем и для сколь великих дел он был предназначен, свидетельствует и письмо, которое незадолго до своей кончины, согласно хасидским источникам, направил ему бывший глава ордена нистаров р. Адам Бааль-Шем, с которым нам еще предстоит не раз встретиться на страницах этой книги.
При всех сомнениях в его достоверности, это письмо считается важной страницей в истории раннего хасидизма и заслуживает того, чтобы привести его целиком:
«Уважаемому нистару, которому раскрываются все тайны, рабби Исраэлю, сыну рабби Элиэзера.
Хотя мы и не знакомы, но из одного колодца черпали мы (мудрость). Один рав и один учитель у нас. Твой учитель — это мой учитель, и он раскрыл мне, что твоей рукой будут исправлены и наполнены все Разбитые Сосуды, и твоей рукой они будут вознесены и подняты в Источник, из которого происходят.
Поэтому нашел я силы в себе раскрыть тебе две страшные истории, одной из которых я сам был свидетелем, а вторую слышал от нашего святого учителя.
Я слышал от нашего святого учителя следующее:
В 5333 году (1573 г.) жил в святом городе Цфате еврей, который мог только молиться, не более, но был он непорочным в делах его и выполнял заповеди так, чтобы об этом никто не знал, кроме Всевышнего.
Однажды ночью, когда он читал полуночную молитву „Тикун Хацот“, он вдруг услышал, что в дверь к нему стучат. Он спросил: „Кто там?“ Стучавший ответил, что это пророк Элиягу. Он впустил его внутрь.
Как только вошел к нему в дом, стало светло во всех уголках, и стало так весело и радостно, что дети начали танцевать в своих люльках. Говорит этот еврей ему: „Садитесь, Ребе!“. Он сел, и сказал следующее: „Я пришел к тебе, чтобы раскрыть тебе год прихода Машиаха, но для этого ты должен рассказать мне, что такого ты сделал в день твоей бар-мицвы, что с тех пор Свыше постановили, что ты должен удостоиться открытия моего лица и что я должен раскрыть тебе скрытые тайны?“
Отвечает ему этот еврей: „То, что я сделал, я сделал только ради Всевышнего, и как же я могу это раскрыть кому-либо, кроме самого Всевышнего? А если не захочет Ваша Святость из-за этого раскрыть мне великие тайны — не нужно. Я получил от моих предков поучение, что, творя добро, еврей должен стремиться, как можно лучше скрывать это от людей, но делать это лишь ради Творца“.
И внезапно пророк Элиягу скрылся от него. А в Небесах поднялся великий шум от простоты и цельности, проявленной этим человеком, не ответившим на расспросы пророка, а делающим все лишь во имя Небес. И было решено с согласия Высшего Суда, что Элиягу должен снова ему раскрыться, и должен учить его Торе и раскрыть ему скрытые тайны. И так это и было: пророк Элиягу ему раскрылся и обучал его и раскрыл ему многие тайны Торы. И он стал исключительным в своем поколении, но никто не знал о его святости и величии.
И был день в старости его, когда он ушел из этого мира. Наверху ему отвели место в чертоге, где находятся наши святые отцы, но ангелы-защитники подняли шум, что ему положена большая награда.
Поскольку он был великий праведник, и скрывал себя от людей настолько, что никто о нем не знал, но делал все исключительно лишь во имя Неба, то ему полагается очень большая награда.
И Высший Суд постановил, что, поскольку мир не удостоился услышать Тору из его уст, то его святая душа должна снова прийти в нижний мир. И Свыше ее должны принудить раскрыться, и должен явиться через эту душу новый путь служения в мире, и наполнится земля знанием, чтобы приблизить приход Машиаха. Так и было. Душа снова спустилась в этот мир, и с Неба принудят ее раскрыться без всякой отговорки.
И сейчас я раскрываю тебе от имени нашего святого учителя, что ты и есть эта святая душа и пришел в этот мир второй раз, чтобы освежить и очистить мир духом чистоты и духом святости. И в скором времени ты должен раскрыться и излить новый свет в сердце каждого и через тебя освятится имя Небес и приблизится Избавление в скором времени в наши дни. Омейн.
Слова любящего его всей душой друга, который с ним не знаком. Желающий ему мира Адам Бааль-Шем из Ропшиц[64]»[65].
Сам Бешт не раз говорил ученикам, что он является воплощением великого главы талмудических академий в Помбедите и Суре р. Саадьи Гаона (882–942), и некоторые видели, как он усердно изучал книги р. Саадьи. В предании же о приближении к хасидизму р. Нахмана из Косова[66] говорится, что Бешт происходил от души царя Давида.
Мартин Бубер приводит еще одно замечательное хасидское предание, согласно которому, когда все души пребывали в душе первого человека Адама, в час, когда он стоял у Древа Познания, душа Бааль-Шем-Това ускользнула оттуда и не вкусила от плода Древа, то есть на ней, в отличие от душ всех остальных смертных не было печати первородного греха.
Приводит он и еще одно любопытное апокрифическое предание, отражающее то благоговение, с которым хасиды относятся к личности Бешта:
«Говорят, что душа равви Израэля бен-Елиезера отказывалась нисходить в этот низший мир, потому что страшилась огненных змиев, мерцающих в каждом поколении людей, и опасалась, что от их воздействия бодрость ее ослабнет и в конце концов она потеряет это качество. Поэтому душе равви была дана охрана из шестидесяти героев, подобных тем шестидесяти, что стояли у ложа царя Соломона, охраняя его от ужасов ночи. Эти шестьдесят героев, которые должны были оберегать душу равви, шестьдесят душ цадиким, учеников Баал Шема»[67].
Надо заметить, что ни один достоверный источник не утверждает, что в т. н. «священное товарищество», в которое входили ближайшие ученики и соратники Бешта составляло ровно шестьдесят человек. Впрочем, нам еще предстоит вернуться к этому вопросу в главе «Бешт и рыцари его круглого стола».
Местом своего рождения сам Бешт называл местечко Окоп[68]. «Тем не менее насчет географического положения местечка имеются разногласия, — пишет Эли Визель. — Дубнов полагает, что оно находится неподалеку от Каменца, Балабан[69] переносит его на берега Днепра, а Шехтер — на Буковину. Что же касается Малера, то он вообще помещает его в Галиции. Выходит, Бааль-Шем даже географию умудрился превратить в загадку»[70].
Вероятнее всего, Бешт и в самом деле родился в местечке Окоп, которое на момент его рождения называлось Окоп горы святой Троицы, и представляло собой крепость, построенную поляками близ Каменеца, на перешейке между Днестром и Збручем, всего в 5 км от другого, не менее важного, чем Каменец, города того времени — Жванеца. Права местечка Окоп получил в 1700 году (то есть либо в год рождения Бешта, либо, когда ему уже было два год). О численности еврейского населения крепости неизвестно, но, судя по всему, оно было довольно значительным, хотя процветающим местом Окоп назвать было сложно.