Думая поначалу задержаться в Меджибоже на день-два, Магид из Межирича остался там на многие недели, даже после того, как пошел на поправку, и после этого стал частым гостем в Меджибоже и за столом Бешта.
Эли Визель описывает первую встречу Бешта с Магидом чуть по-другому, добавляя в нее новые краски и делая чуть драматичнее: «Мы знаем: их первая встреча оказалась неудачной. Правда, гость и не надеялся на многое, но это было хуже, чем разочарование. Это был полный провал. Баал-Шем рассказал ему причудливую историю о кучере и лошадях (вроде той, что он поведал Яакову-Йосефу из Полонного) — и все. Измученный и встревоженный, Магид ответствовал гробовым молчанием. „Я тащился в такую даль не за тем, чтобы выслушивать побасенки о лошадях“, — подумал он. Контакта так и не получилось. Казалось, у этих людей нет ничего общего. Магид, раздосадованный напрасной потерей времени, вернулся на постоялый двор и приготовился к путешествию домой. Лошади были запряжены, коляска ждала, когда явился посыльный и пригласил его к Бааль-Шему. Магид согласился вернуться. Почему? Вероятно, решил, что, явившись в такую даль, может позволить исцелителю предпринять вторую попытку. Они встретились в полночь. Баал-Шем вручил ему Книгу Сияния, „Зохар“: „Можешь читать?“ — „Да“. — „Прекрасно. Читай“. Магид повиновался. „Так нельзя читать, — прервал ею Баал-Шем. — Я вижу: ты умеешь разбирать знаки, но твоим знаниям нужна душа“.
И тут все преобразилось. Комната озарилась светом. Магид вновь стоял на Синае, он увидел огонь. И он понял, чего ему недостает, понял и то, что Бешт— единственный человек, который поможет ему достичь вершины. Он стал его учеником, свидетелем, его самым блестящим последователем. Позднее, проповедуя учение Баал-Шема, он удостоверял подлинность самых невероятных историй, заявляя: „Я при этом присутствовал“. Вот один из примеров: „Когда Баал-Шем ел, с небес слетел Ангел, схватил его еду и предал ее жертвенному сожжению. Я там был и видел это своими глазами“.
Верил ли он сам в свои истории? Возможно. Он любил повторять их. Он рассказывал истории о своем Учителе, но очень редко цитировал его. Изречения, притчи, основные мысли Баал-Шема можно найти в работах других его учеников. Магид не оставил нам ничего, кроме историй, полных сверхъестественных деяний. Без сомнения, это был способ изложить его собственную концепцию рабби-учителя, облеченного почти безграничной властью. Вдобавок подчеркивалась исключительная близость Магида к Баал-Шему. Как будто ему одному дано было видеть то, что Учитель скрывал от других»[284].
Из множества историй о Магиде из Межерича следует, что, подобно Бешту он мог свободно пересекать границу между нашим и потусторонним миром; встречался с душами многих великих мудрецов прошлого и был знаком с их телесным обликом.
Так, согласно «Шивхей Бешт», однажды, р. Давид Пуркес увидел во сне, будто он пришел к Бешту, и увидел за его столом двух хорошо знакомых ему учеников, пророка Элиягу и еще одного незнакомца, и он во сне постеснялся спросить у Бешта, кто это был, а затем постеснялся и рассказать этот сон Бешту. Уже после смерти Бешта он рассказал о своем странном сне Магиду, тот стал расспрашивать, как выглядел незнакомец, во что был одет и как держался. И услышав ответы на эти вопросы, сказал, что это был р. Ицхак Лурия Ашкенази, великий Аризаль[285].
В другой раз, когда Бешт сказал, что р. Хаим из Цанза[286] — вылитый мудрец Йоханан бен-Закай, живший в 1 в. н. э., р. Дов-Бер сказал пораженным ученикам: «Чем вы удивляетесь — он и в самом деле, как две капли воды похож на р. Йоханана Бен-Закая!» — из чего стало ясно, что и Магид лично знаком с этим мудрецом и, скорее всего, благодаря Бешту.
В 1760 году, перед смертью, Бааль-Шем-Тов объявил Магида из Межирича своим духовным преемником. В знак этой преемственности некоторые из выдающихся последователей Бешта перешли в ученики к Магиду — среди них и такие лидеры хасидского движения, как р. Йехиэль-Михл из Злочева и р. Нахум из Чернобыля[287].
С этого времени, центр хасидского движения переместился из Меджибожа в Межирич. В отличие от Бешта, который много странствовал по всей Украине, Великий Магид постоянно находился в Межириче, и все, кто стремился услышать слова Торы из его уст, стекались туда.
Еще одним, вне сомнения, одним из самых близких к Бешту учеников был рабби Нахман из Городенки (1680 (?)— 1765).
Судя по всему, и он принадлежал поначалу к «прежним хасидам» и до знакомства с Бештом активно упражнялся в аскетизме. Потом, как сообщает «Шивхей Бешт», он с иронией вспоминал, что в молодости, когда «был большим праведником», то, чтобы избавиться от нечистых мыслей, «каждый зимний день погружался в микву со студеной водой, которую ни один человек не смог бы стерпеть». А если и это не помогало, то «шел домой и, разогрев котел с водой почти до кипения, погружался в него на час».
«И, тем не менее, — говорил р. Нахман, — я так и не избавился от посторонних мыслей до того, как приобщился к мудрости Бешта»[288].
Став одним из первых последователей Бааль-Шем-Това. В процессе многолетнего ученичества сумел приобщиться к тому пути радостного служения, которым следовал основатель хасидизма.
Обо всем, что с ним происходило, р. Нахман из Городенки говорил: «Это к лучшему». Бешт на это в шутку замечал, что, если бы р. Нахман «жил в поколение Амана, он бы утверждал, что указ об уничтожении евреев — к лучшему». «И был бы прав, — добавлял Бешт, — потому что, в конце концов, Амана повесили».
Р. Яаков-Йосеф вспоминал, как однажды зимой он опаздывал вместе с р. Нахманом на субботу к Бешту. Солнце уже клонилось к закату, когда их повозка нагнала большую карету, в которой сидел важный сановник. Карета медленно катилась по узкой дороге, и обгонять ее они опасались.
Р. Яаков-Йосеф горестно простер руки и простонал: «Ой-вей, как бы нам не осквернить шабат, не дай Б-г!». Но р. Нахман сказал, указывая на карету: «И это к лучшему».
Через несколько минут они нагнали большой отряд солдат, идущий впереди по дороге, — и объехать его не было никакой возможности, поскольку по сторонам дороги лежал глубокий снег. Однако, завидев роскошную карету, солдаты отступили с дороги в снег, и повозка с двумя евреями успела проскочить за каретой. Сразу же после этого они подъехали к развилке дорог, и карета поехала в одну сторону, а они — в другую, вовремя успев к столу Бешта.
Р. Нахман помогал Бааль-Шем-Тову в руководстве хасидскими общинами и часто, когда Бешт отправлялся в странствия, заменял его на это время в Меджибоже. Но нередко он и сопровождал Бешта в его поездках.
В одном из рассказов о таких путешествиях р. Нахман и Бешт заехали в какую-то деревню. Было время минхи, и Бешт послал служку, проверить, можно ли помолиться в корчме, или она битком набита народу. Вслед за служкой пошел и р. Нахман.
Через некоторое время слуга вернулся и сообщил, что корчма полна неевреев, а значит и молиться там нельзя. «Пойди скажи р. Нахману, чтобы он вернулся к повозке, а то мы пропустим время минхи!» — велел тому Бешт.
Слуга вновь вошел в корчму и обнаружил, что р. Нахман надел тфилин рабейну Там и талит (что во время минхи вовсе необязательно — П. Л.) и встал на молитву, не обращая никакого внимания на находящихся вокруг него евреев — так, словно кроме него и Б-га, там никого нет.
Когда слуга сообщил об этом Бешту, тот заметил: «Непременно из-за него будут у неевреев неприятности».
И действительно: вскоре в деревне загорелся замок, и прибежавшие панские слуги погнали всех находившихся в корчме на тушение пожара. Корчма опустела, и Бешт вошел в нее и помолился.
Другой рассказ «Шивхей Бешт» повествует об уникальной особенности р. Нахмана, которую он вымолил у Б-га, а возможно, и просто воспитал в себе.
Как-то раз, повествуется в этой книге, Бешт стал расхваливать р. Нахмана в его присутствии, отчего он обычно краснел и начинал чувствовать себя крайне неловко. Но в тот раз р. Нахман сидел довольно далеко от Бешта и подсел поближе, чтобы слышать, что тот говорит и даже приклонил ухо. Когда сидевшие за столом люди попросил Бешта объяснить такое, несколько странное поведение ученика, тот сказал: «наставник наш р. Нахман просил у преславного Б-га, чтобы у него был дар слышать только то, что ему нужно слышать. А то, что я говорю ему в похвалу, он не слышит. А когда увидел, что уста мои двигались, и не было слышно голоса (как во время молитвы Ханы), то подумал, что будто я говорю слова Торы. Поэтому подошел, чтобы послушать вблизи. А вот подтверждение этому: когда я произношу слова Торы, он слышит меня даже издали».
Можно, конечно, подумать, что Бешт просто пошутил — на самом деле р. Нахман к этому времени был немного глуховат, а про таких людей часто говорят, что они слышат только то, что хотят услышать. Однако следующая история в «Шивхей Бешт» доказывает, что Бешт, похоже, и в самом деле верил в эту чудесную особенность р. Нахмана. Больше того — он отнюдь не приветствовал подобную его просьбу к Всевышнему, а, напротив, осуждал, усматривая в ней своеобразное проявление гордыни.
«Тут как ни рассуди, — объяснял Бешт. — Если он достоин этого за свои дела, то Всевышний не уменьшит его заслугу, как мы видим в случае отца нашего Авраама, мир с ним, что после обрезания стал владеть пятью способностями, и одна из них — способность слышать. А если это не соответствует его делам, то зачем он лезет наверх?!».
Рабби Нахман из Городенки был одним из тех, кто находился возле его постели в момент кончины и молился за него в надежде отменить приговор Небес.
Больше того — по хасидским преданиям, эта связь не прервалась и после смерти. Судя по всему, р. Нахман ожидал, что сразу после кончины Бешта ему явится вознесение его души или какие-то другие мистические откровения, но ничего этого не произошло. Все было обычно и буднично, и это как раз и поразило р. Нахмана больше всего. Но когда он возвращался с похорон, то увидел некие великие чудеса, и сказал р. Зеву Кицесу, что именно так и должно было быть.