Впоследствии он часто приезжал в Меджибож, чтобы помолиться на могиле учителя.
В 1764 году он посетил могилу Бешта вместе с р. Йосефом из Каменки, и по дороге с кладбища пребывал в самом радостном состоянии духа, а когда удивленный р. Йосеф спросил, отчего это он так веселится, р. Нахман ответил:
— Бешт велел мне ехать в Святую землю.
— Когда это Бешт говорил с тобой? — недоверчиво спросил р. Йосеф.
И р. Нахман с присущим ему простодушием ответил:
— Ты, что не видел, как он стоял возле меня и говорил со мной?!
Возможно, убежденный рационалист сочтет, что р. Нахман из Городенки просто страдал галлюцинациями, однако у хасидов не вызывает сомнений, что Бешт часто являлся к своему ученику после кончины, и р. Нахман не видел в этих явлениях ничего необычного.
В 1764 году р. Нахман возглавил группу хасидов, направившихся в Землю Израиля. В открытом море их корабль попал в бурю и «огромные валы грозили его потопить». Тогда р. Нахман, вера которого «была крепка, как металл», созвал десять молящихся, взял в руки Свиток Торы и произнес: «Если Небесный Суд, не дай Б-г, уже приговорил нас к гибели, мы с этим не согласны, — и да будет угодно Г-споду, чтобы этот приговор был отменен!». И едва он закончил говорить, как буря утихла.
Корабль благополучно достиг Хайфы, а в начале 1765 года паломники достигли Тверии и там поселились.
Р. Нахман из Городенки умер летом того же года, во второй день месяца тамуз.
Его сын Симха, оставшийся на Украине, женился на внучке Бешта, от этого брака родился один из величайших лидеров хасидизма р. Нахман из Бреслава, получивший свое имя в память о деде.
Входил в ближайшее окружение Бешта и еще один рабби Нахман — из Косова (ум. в 1756 г.). К сожалению, нам крайне мало известно о подробностях его биографий, но вот рассказов, связывающих его с Бештом и его учениками, вполне достаточно.
Мы уже рассказывали о том, как р. Нахман, будучи поначалу категорическим противником Бешта, при встрече, убедившись, что он не профанатор кабалы и не шарлатан, а и в самом деле умеет читать мысли обладает другими сверхъестественными способностями, стал его ревностным сторонником.
«Шивхей Бешт» говорит, что р. Нахман из Косова был «человеком бойким». Из рассказов о нем известно, что он то занимался торговлей, то арендовал деревню, много трудился в поте лица, но при этом находил время для изучения Торы и молитвы, и не хотел не терять ни минуты, переходя от исполнения одной заповеди к другой. Поэтому он построил бейт-мидраш прямо у воды и рядом с ней баню — чтобы сразу после окунания в микве, не тратя времени на пешую прогулку, приступать к молитве. Сама же его молитва была столь проникновенной и, видимо, в духе «прежних хасидов», что у тех, кто ее слышал, просто разрывалось сердце.
Сам Бешт говорил: «Там, куда заезжал рабби Нахман, знают, что такое молитва, а там, где р. Нахман не бывал, о молитве ничего не знают».
По одному из преданий р. Нахман как-то спросило Бешта: «Знаю я о себе, что я полный праведник, отчего же не вижу и не слышу, как ты?» «Если пожелаешь, — ответил Бешт, — я передам тебе этот дар».
И так оно и стало, пока не попросил рабби Нахман у учителя избавить его от этого дара, ибо на какой бы высокой духовной ступени он ни стоял, ступень, на которой находился Бешт, была неимоверно выше и выдержать всю силу его любви к Всевышнему и народу Израиля, его приверженность правде, приятие страданий, уменье выслушать брань и поношение с любовью — все это для р. Нахмана оказалось неподъемной ношей.
Особняком в ряду тех, кого причисляют к ученикам Бешта стоит личность р. Пинхаса из Кореца (1728–1790), о котором также сложено бесчисленное множество рассказов. Часть из них уже была рассказана на страницах этой книги, и п. Пинхас, безусловно, еще будет в ней упоминаться.
Но, как верно замечено в книге «Еврейские мудрецы», «несмотря на значительную разницу в возрасте — тридцать лет, р. Пинхас никогда не был учеником и последователем Бешта в строгом смысле этих понятий. Он всегда сохранял абсолютную независимость в воззрениях и самостоятельность в поиске путей служения Всевышнему. По свидетельству современников, „у него вообще не было учителей“, ибо он обладал способностью черпать мудрость непосредственно из ее святого источника. „Нет такого человека, — говорил он, — которого бы не обучала его собственная душа, каждую минуту и каждый миг“. Другим наставником р. Пинхаса была сама окружающая реальность, ведь, согласно его определению, „Вселенная — это сам Всевышний, ибо Он присутствует в каждой вещи“ (Гдолей Русия)»[289].
Автору не остается ничего другого, как повторить, что он не может рассказать здесь обо всех учениках, входивших в ближайший круг Бешта, специально переехавших ради него в Меджибож или регулярно там бывавших, и потому он решил остановиться лишь на тех историях о них, которые непосредственно связаны с Бештом.
В одной из самых замечательных историй о р. Иегуде Арье-Лейбе рассказывается, как однажды ему приснился сон, в котором отправился в Лемберг (Львов) и произнес там замечательную проповедь.
Проснувшись, он, как это обычно бывает, часть сна забыл, но кое-что из проповеди запомнил, и рассказал об этом сне Бешту. Было это, судя по всему, в начальный период деятельности Бешта, когда он только-только поселился в Меджибоже, или даже чуть ранее того — когда многие даже из самых ближайших его учеников втайне сомневались: а уж не дурачит ли их Бешт, приписывая себе способность видеть человека насквозь и предвидеть будущее?
Бешт попросил р. Иегуду пересказать ему то, что запомнилось, затем велел на основе этих воспоминаний написать полноценную проповедь, и в начале произносить ее по бумаге, пока, наконец, не заучит почти наизусть.
Вскоре после этого Бешт велел р. Йегуде ехать в Лемберг, остановиться в доме старосты общины и прочесть проповедь в большой синагоге города.
Выполняя поручение учителя, р. Иегуда отправился в дорогу, заезжая во множество расположенных по пути местечек и городков и выступая там с проповедями. В одном из городов прпоповедь ему особенно удалась — его речь текла плавно, он нигде не сбился, и среди тех, кто его слушал и по достоинству оценил, был и один богач из Лемберга.
Затем р. Иегуда направился в другой городок, но не успел он появиться, как местные мальчишки, мгновенно опознав в нем по ветхой одежде бедного странствующего магида, стали бежать за ним по улице, кривляясь и передразнивая: «Как написано, как написано, как написано!» — имея в виду знаменитое присловье проповедников перед каждой очередной цитатой из ТАНАХа или Талмуда. Но тут появился тот самый богач, накричал на мальчишек, а когда те успокоились, добавил: «Оставьте его в покое! Я его слышал, и он и в самом деле великий проповедник!».
Но вот, наконец, и Лемберг. Выполняя указания Бешта, р. Иегуда Арье-Лейб направился к дому старейшины общины, постучал в дверь и сказал вышедшему к нему слуге, что хочет остановиться на постой в доме его хозяина.
— Но у нас так не принято! — возразил слуга. — Все проповедники останавливаются на постоялом дворе. Однако р. Иегуда хорошо помнил слова Бешта, и продолжил настаивать на своем. Судя по всему, видя, что приезжий магид не отступает, слуга вошел в дом, посоветовался с хозяином и через какое-то время появился снова.
— У нас так не принято, — повторил он, — но уже если вы так настаиваете, то я найду для вас место.
И он провел р. Иегуду в крошечную комнатку, видимо, предназначенную для прислуги. Так как день был в самом разгаре, времени было много, то, расположившись, р. Иегуда стал читать вслух псалмы, и чтение это так понравилось старейшине, что он, наконец, решил поприветствовать гостя.
— И где вы собираетесь у нас проповедовать? — спросил старейшина из вежливости.
— В большой синагоге! — ответил р. Иегуда, так как именно в этом и заключалось повеление Бешта.
— У нас так не принято, — покачал головой старейшина. — Сначала вы должны произнести проповедь в клойзе, для узкого круга учены мужей, затем — в бейт-мидраше, для большего числа слушателей, и лишь в случае, если ваша проповедь придется по душе жителям, сможете выступить в большой синагоге.
— Нет, я хочу сразу выступать в большой синагоге! — упрямо повторил р. Иегуда Арье-Лейб.
— Для этого вам придется испросить позволения у раввина города, — заметил старейшина.
И тут к нему в гости заглянул тот самый Б-гач, который несколько дней назад пришел в восторг от его проповеди, и стал всячески рекомендовать гостя, так что старейшина смягчился.
— Ладно, — сказал он, — я замолвлю за вас словечко перед нашим раввином. Глядишь, он и в самом разрешит.
Затем он скептически осмотрел р. Иегуда, его потертую, местами в прорехах одежду и спросил:
— А в какой одежде вы собираетесь пойти на проповедь в большую синагогу.
— Да вот в этой самой! — последовал ответ.
— Нет, — покачал головой старейшина, — так дело не пойдет…
Он попробовал убедить гостя одеть его шелковую сорочку и роскошный шерстяной лапсердак, но р. Иегуда Арье-Лейб категорически отказался — в свое время, будучи «старым хасидом» и стремясь к максимальной аскезе, он дал обет не носить шерстяной одежды, и сохранил ему верность и после того, как приблизился к Бешту.
Не особенно надеясь на успех своего предприятия, старейшина львовской общины отправился к раввину, чтобы рассказать ему о странном госте и его желании читать проповедь непременно в большой синагоге города, но тот, к его удивлению, сразу же согласился и добавил, чтобы его предупредили, когда начнется проповедь, так как он очень хочет ее послушать.
Раввин Лемберга и в самом деле пришел на проповедь, и она ему так понравилась, что по окончании вечерней молитвы он попросил р. Иегуда Арье-Лейба быть его гостем. Тот заметил, что уже приглашен на ужин к старейшине, и тогда раввин стал горячо упрашивать последнего уступить ему гостя.