Не исключено, что Бешт принимал участие в диспуте так, что никто из присутствующих этого участия физически не ощущал — бестелесно, с помощью каббалы, используя свои телепатические способности, и таким образом внес свою лепту в то, что главное обвинение франкистов — в совершении ритуальных убийств, грозившее всем евреям Речи Посполита страшными бедами, включая волну погромов — в итоге было с них снято.
Сам Бешт говорил, что борьба с сектой Якова Франка стоила ему огромных душевных сил, и его ученики были убеждены, что именно это и стало причиной его тяжелой болезни, а затем и смерти.
Он почувствовал приближение своей кончины уже в Судный день 1759 года, сказал об этом р. Зеэву-Вольфу Кицесу, и добавил, что по окончании Судного дня небо заволокут тучи, и они не смогут сделать освящение луны — это и будет знаком того, что пошел последний год его земной жизни. Но р. Зеэв-Вольф стал истово молиться, и через пару часов после вечерней молитвы тучи рассеялись, в небе появилась луна, и он поспешил позвать Бешта на обряд освящения месяца. Р. Зеэв решил, что расступившиеся тучи означают отмену вынесенного Бешту приговора и пустился вместе с другими учениками в пляс, но Бешт заметил, что приговор остался в силе.
«Шивхей Бешт» рассказывает, что на Песах 1760 года р. Пинхас из Кореца приехал в Меджибож, и своим духовным зрением узрел, что Бешту суждено вскоре умереть из-за его жесткого противостояния секте Шабтая Цви.
Прямо об этом в тексте не говорится, но определённый намек на то, что победа евреев в диспуте была оговорена в Небесном суде уходом из жизни Бешта и лишения их лидера такого масштаба, усмотреть можно.
Р. Пинхас стал страстно молиться за отмену этого приговора, но перед молитвой какая-то сила удержала его от похода в микву, а когда понял, что не может отменить решение Небесного суда, то стал винить себя в том, что не пошел в микву — ведь если бы он это сделал, его молитва, возможно, была бы услышана.
После молитвы Бешт спросил р. Пинхаса, ходил ли тот сегодня в микву, а услышав отрицательный ответ, сказал: «Когда дело сделано, тут уже ничего не исправишь». Из чего р. Пинхас понял, что Бешт знает о приближающейся смерти и спокойно к ней готовится.
Поняв, что если ученики о чем-то прознают, то станут усердно молиться за его выздоровление, он не только ничего им не сказал, но и отослал их с различными заданиями по другим городам и местечкам — чтобы они пребывали в неведении о состоянии его здоровья. И только р. Пинхас из Кореца наотрез отказался покинуть Меджибож и продолжал молиться за Бешта, с горечью сознавая, что ничего уже изменить нельзя.
Согласно версии движения ХАБАД, в последние годы жизни Бешта стало значительно усиливаться сопротивление хасидизму со стороны авторитетных раввинов, и главными центрами этого сопротивления стали Вильно и Шклов. Дело дошло до того, что 19 Таммуза 5517 (1757) года раввинский суд Шклова наложил херем на Бааль-Шем-Това и его учеников, то есть отлучил их от еврейской общины. Однако раввинский суд Меджибожа, возглавляемый учеником Бешта р. Меиром Марголиусом, опротестовал это решение, заявив, что оно «основано на лжи» от начала и до конца.
В 1757 году Бешт написал письмо главе раввинского суда Шклова р. Менахему-Мендлу в котором разъяснял, что доводы его противников несостоятельны, так как он не только не изобрел ничего нового, но, наоборот, придерживается подлинной, изначальной еврейской традиции.
«Что касается представления о том, что Всевышний, благословен Он, наполняет Собой все миры и пребывает во всем, даже в самых низменных вещах, — писал Бешт, — …то такое понимание восходит к кабалистической концепции р. Моше Кордеверо, и именно на его системе я основал и построил свое учение».
Отвечая на упреки в том, что хасиды раскачиваются и совершают «странные телодвижения» во время молитвы, Бешт сослался на классический трактат Кузари, в котором его автор р. Йеуда Алеви говорит об «исконном еврейском обычае раскачиваться во время молитвы».
Бешт пояснил, что подобные движения рождаются «ненамеренно, в момент живой и вдохновенной молитвы, из спонтанного ощущения близости к Б-гу». Он подчеркивал, что молитва хасидов не похожа «на заученное выполнение заповеди», подобное молитве «наших сбившихся с пути оппонентов».
«Я пришел в этот мир, — писал Бешт, — только для того, чтобы оживить иссохшие кости, чтобы внести в служение Всевышнему жизнь и душу».
Письмо это было найдено в Херсонской генизе, о которой мы уже упоминали, и то, что оно действительно было написано Бештом, вызывает сомнения как у историков, так и у многих сторонников хасидизма. При этом они напоминают, что р. Менахем-Мендл из Шклова был одним из близких учеников Виленского гаона (1720–1797). Год рождения р. Менахема-Мендла нам неизвестны, но известно, что он скончался в 1827 году, то есть в 1757 году был, вероятнее, всего очень молодым человеком, а стало быть, вряд ли мог возглавлять раввинский суд такого бастиона талмудической учености, каким был Шклов.
Кроме того, по мнению историков, само сопротивление хасидизму при жизни Бешта носило ограниченный характер, и его выход на уровень отлучения произошел только в 1770-х годах. До 1759 года основной огонь был сосредоточен по франкистам, и «митнагдим» — противникам хасидизма — было просто не до Бешта, к к тому же он был им нужен как союзник.
В связи с этим, по мнению как религиозных, так и светских историков хасидизма, не было и никакого отлучения Бешта 1757 года. Сообщение об этом было сфальсифицировано — возможно, именно для того, чтобы запустить написанное от имени Бешта письмо р. Менахему-Мендлу из Шклова, представляющем собой достойный ответ на обвинения «митнагдим». Во всяком случае, ни в одной научной биографии Бешта обнаружить упоминание об этом хереме автору не удалось. По той простой причине, что нет никаких подтверждающих это документов.
Тем не менее, книга «Кегаль хасидизм а-хадаш» («Новая хасидская община») настаивает, что история с херемом была. В книге рассказывается, что Бешт в том году срочно послал р. Вольфа Зеэва Кицеса в Броды, по своему обыкновению не сказав ему, зачем именно он его туда посылает — ученик должен был догадаться об этом на месте.
Но еще по дороге в Броды р. Кицес узнал, что вот-вот должно состояться собрание авторитетных раввинов, на котором они собираются обсуждать слухи о том, что Бешт и его ученики вводят новые обычай, противоречащие установлениям книги «Шульхан арух». На самом деле все уже решено, и собрание должно закончиться отлучением Бешта и всех его последователей. Ждут лишь приезда раввина Львова, являвшегося членом Комитета четырех земель, высокое положение которого призвано легитимировать решение бродского собрания.
Было известно, что львовский раввин находится на пути к Бродам, и всюду, куда он приезжал, ему оказывались огромные почести. Р. Зеэв-Вольф Кицес решил с учетом сложившейся ситуации путешествовать инкогнито, под видом простого бедного еврея.
В конце концов их пути пересеклись в небольшой деревеньке близ Бродов, где оба остановились на ночлег. Жители Бродов выехали навстречу высокому гостю и устроили в честь него в деревне пир. Выпив и закусив, львовский раввин направился было спать, но тут поднялся со своего места р. Зеэв-Вольф Куцис и стал с рвением читать «Тикун хацот» («Полуночное исправление»). Это чтение впечатлило раввина, он разговорился с р. Зеэвом-Вольфом, и понял, что перед ним — великий знаток Торы. На прощание он спросил р. Зеэва-Вольфа, куда тот едет, и он ответил, что в Броды.
Утром р. Вольф-Зеэв выехал в город раньше раввина, и спустя короткое время стал свидетелем того, как местные жители встречают гостя — так, словно речь идет о царской особе. Снова в главной синагоге города было выставлено отменное угощение, и на пир пригласили всех желающих, но почетные места отвели, разумеется, именитым жителям и знатокам Торы.
Посреди трапезы львовскому раввину вручили петицию, в которой были записаны все дела Бешта и его учеников, который, якобы, всеми своими поступками против книги «Шульхан арух». Затем раввины призвали гостя отлучить Бешта и его хасидов и принесли ему грамоту с перечнем всех полномочий, имевшихся у них по закону.
Но львовский раввин и в самом деле был великим мудрецом Торы. Он не захотел принимать поспешного решения, а заявил, что для такого дела надо собрать много знатоков Торы и Галахи из самых разных мест.
«Да вот, кстати, — добавил он, — только вчера проезжал я через ближайшую к Бродам деревню, а там ночевал один бедняк, большой знаток Торы и человек весьма Б-гобоязненный, и говорил, что тоже едет в Броды, так я думаю, что лучше бы поискали и привели того человека на сие собрание».
Жители бросились искать этого бедняка и после долгих поисков нашли р. Зеэва Кицеса, привели его на великое сие собрание, поведали ему обо всем происходящем и все грамоты показали ему.
В ответ р. Зеэв Куцис закричал: «Господину и святому учителю моему с сотоварищами его желаете вы учинить такое?!».
Тут же начался диспут, в котором р. Зеэв-Вольф одержал полную победу, доказав, что Бешт, упаси Б-г, не восстает против книги «Шульхан арух» и строжайшим образом соблюдает все заповеди Торы. И тут сказал львовский раввин: «Если у Бешта такие ученики, как этот, ничего нам с ним не поделать».
Бродские раввины поняли, что их замысел сорвался и постарались замять скандал. А р. Зеэв-Вольф отправился в обратный пусть в самом лучшем расположении духа — он понял, что прекрасно справился с поставленной ему задачей.
И вот этот рассказ выглядит уже вполне достоверно. Никакого отлучения не было — по той простой причине, что его удалось предотвратить.
Глава 8. Закат
В финальных главах биографий принято великих писать, что последние годы жизни их героя, безусловно, были счастливыми. Или, наоборот, несчастными. Но дело в том, что само понятие «счастья» или «несчастья» в его обычном представлении попросту неприменимо к Бешту.