Но порассуждать о способах влияния на людей мне не дали другие мысли, которые потихоньку заполонили всю мою голову. Кто же такой был у Любы? Сын? Дочь? И где он/она сейчас? Что с ним стало? (я решила, что раз ребёнок, буду говорить «он»). Если Тамарка говорила про «забрать», значит он живой? Но непонятно где. И вот как? Кого спрашивать? Тамарку? Но она в запое, причём в жестком запое. Владимира? Вообще не смешно. Деда Василия — стрёмно (вдруг Любаша тайно родила его ещё в школе и, чтобы не позорить родителей, отдала в детдом? В те времена с девичьей честью в сёлах было строго и порицалось общественностью).
Я дописала: «… и чтобы быть спасённым избранным Богом путём…» и посмотрела на получившийся результат. Скривилась. Нет, неубедительно. Не годится.
А если попробовать сделать так — я вытащила нижнюю брошюрку и открыла на странице с закладкой.
Хм… я сейчас возьму и перепишу весь этот абзац… а потом ещё отсюда…
Додумать мысль мне не дал опять какой-то царапающий звук.
Тамарка вернулась? Ну, что там опять⁈ Небось дружки отправили ещё денег «занять» у дуры-сестры. Вот я сейчас ей задам!
Я торопливо выскочила к двери в прихожую и рывком распахнула дверь — никого.
Что за чертовщина?
Я же только что отчётливо слышала скребущийся звук.
Постояла немного.
Тихо.
Ну ладно. Я захлопнула дверь, заперла её на ключ и вернулась на кухню к докладу.
Только я уселась за стол и принялась переписывать, как царапающий звук раздался вновь. Ещё более отчётливо.
Да что же это такое⁈
Словно издевается кто надо мной!
Я была уставшая, поэтому малотолерантная.
Царапающий звук повторился. Потихоньку, ориентируясь на него, я заглянула в комнату, где спали Ричард и дед Василий.
Звук точно шел оттуда, из-под кровати Ричарда.
Тихонечко, на цыпочках, я прошла и заглянула под кровать.
— Мяу! — на меня испуганно зыркнули два светящихся глаза-крыжовника.
— Иди сюда, кис-кис, — тихо позвала я.
Маленький чёрный котёнок с белым пятнышком на ухе выкатился из-под кровати и ткнулся мне в руку:
— Мяу! — жалобно сообщил он.
А я-то думаю, отчего Ричард вечером весь такой прямо загадочный был.
А оно вот как. Притащил котёнка и решил спрятать у себя под кроватью. И на что рассчитывал? Что я никогда не увижу?
Эх, дети, дети…
Почти битый час я провозилась с котёнком. Доклад, соответственно, я не дописала.
На следующий день, сразу после работы, я рванула в Дом молитвы. Даже не зашла к себе домой. Нужно было решить проблему с докладом.
Сегодня утром, за завтраком, я пробежалась глазами по написанному и со вздохом признала, что получилась ерунда. Этим я не просто никого не смогу воодушевить, но будет чудо, если во время выступления меня не закидают тухлыми помидорами.
Поэтому нужно было признать мой тактический провал и просить помощь у опытных в публичных выступлениях товарищей.
Я отыскала глазами Всеволода. Тот стоял среди группы каких-то неплохо одетых людей. Скорей всего из другого города приехали. В секте любили «меняться» своими прихожанами. Считалось, что это мотивирует и укрепляет горизонтальные связи.
Жаль. Очень жаль. Подойти со своей проблемой перед гостями неудобно, значит, придётся ждать. А ждать некогда. Кроме того, он может и два дня их водить. И что делать? У меня завтра доклад, получается и перед этими людьми тоже.
Как так вышло, что новичка кинули сразу на амбразуру? Или совпадение?
— Любовь Васильевна! — пока я размышляла и упивалась острой жалостью к себе, в помещении незаметно появился Ростислав и направился ко мне.
— Здравствуй, Ростислав, — ответила я.
— Так что по поводу нашего прошлого разговора? — обтекаемо и тем не менее с намёком спросил он.
— Мне нужна конкретика, — пожала плечами я.
— Ладно, — после длинной паузы, во время которой он пристально смотрел мне в глаза с видом Кашпировского, сказал он, — нужно задружиться с Всеволодом, войти к нему настолько в доверие, чтобы он пригласил вас к себе в дом. Он лучших прихожан часто к себе приглашает. Считает, что это сближает с подчинёнными и укрепляет его авторитет. В доме нужно найти письмо. Точнее книгу, толстый такой томик стандартных размеров в тёмно-бордовом бархатном переплёте. Она настолько отличается от простых книг, что не ошибётесь. И в этой книге спрятано письмо.
— Поняла, — кивнула я, — а зачем? И как я пойму, что это именно то письмо, что нужно?
— Оно там одно. На немецком языке, — прошептал Ростислав, проигнорировав мой первый вопрос.
Я благоразумно переспрашивать не стала.
Мы еще перекинулись парой слов и, когда он отошел, я ощутила на себе взгляд. Подняла голову и встретилась глазами с Всеволодом.
Взгляд старейшины я выдержала. Ну а что, со своей стороны мне смущаться нечего. Это Ростислав что-то мутит, я же всего лишь хочу написать и сделать хороший доклад, а затем занять лидирующие позиции в этой секте. Всего лишь.
Я усмехнулась.
После окончания молебна народ понемногу начал расходиться. Гостей две женщины повели куда-то во дворик, наверное, кормить будут.
В помещении остались Всеволод, я, и ещё три женщины, которые деловито что-то обсуждали вполголоса. Одна при этом всё записывала в тетрадку.
— Любовь! — сказал Всеволод, подойдя ко мне и поздоровавшись. — Вижу, у вас какие-то трудности? В чём-то сомнения?
— Да вот не могу доклад доделать, — пожаловалась я, — запланировала очень всего много, а в результате какая-то ерунда выходит.
— Я могу помочь вам, сестра, — задумался Всеволод. — У меня дома хорошая библиотека. Можно что-нибудь выбрать. На какую тему вы делаете доклад?
Я молчала, судорожно рассуждая. Ведь по сути вот он, шанс!
Если я сейчас попаду к нему в библиотеку, то найти нужную мне книгу — дело несложное. И легко выполню просьбу Ростислава. А там сразу же — поездка в Киев, знакомство с американцами, затем — поездка в Бруклин. Всё просто.
Но что-то внутри царапнуло. Что-то сжимало и не давало возможности даже выдохнуть.
Я подавила вздох. Угу, мы же не ищем лёгких путей. Не наш метод, правда?
Всеволод продолжал смотреть на меня, ожидая ответа.
И я сказала:
— Отлично. Мне как раз нужно проникнуть к вам в библиотеку, найти там книгу в бордовом переплёте и вытащить оттуда письмо, чтобы вы не заметили.
Всеволод побледнел.
Глава 12
— Давайте поговорим, — хрипло сказал старейшина, бросая тревожные взгляды по сторонам, не слышит ли кто, — но только не здесь. У меня есть вкусный чай с бергамотом.
— Давайте, — позволила себе лёгкую улыбку я, хоть чай с бергамотом ненавижу с детства.
Мы вышли из Дома молитвы через чёрный выход во внутренний дворик. Я ещё здесь ни разу не была. В отличие от двора, к примеру, у деда Василия, здесь было совсем по-другому: по периметру разбиты небольшие клумбы с гладиолусами. Представляю, когда они расцветут — как здесь красиво будет. На заднем плане был растянут большой шатёр, или палатка, вроде как у военных, но не хаки, а синяя с серыми вставками. Интересно, зачем она здесь? Небольшой флигилёк чуть поодаль, по-видимому, служил летней кухней — оттуда вышла раскрасневшаяся женщина в фартуке и с закатанными рукавами. Она несла перед собой таз с водой, которую вылила под яблоню.
— Здравствуйте! — поприветствовала она нас добродушной улыбкой. — Сегодня у нас пирожки будут, с яблоками.
— Мир тебе, Алёна, — кивнул Всеволод, — пирожки с яблоками — это хорошо. Ты же на гостей наших тоже рассчитываешь? Тебе сестра Инна сказала?
— Всем хватит, — кивнула она и ушла обратно, прихватив таз.
Когда она открывала дверь, оттуда вкусно пахнуло жареной картошкой и гороховым супом.
— Алёна раньше работала в торговле, а потом союз развалился, и она осталась без работы, — пояснил Всеволод. У неё свёкр лежачий, а муж на заработки уехал и не вернулся. Вот она и взялась готовить здесь нам, раз работы нету. Так и осталась.
Я кивнула, не зная, что уместно говорить по этому поводу.
— К нам, в основном, приходят люди, которые сбились с пути, или кому нужно духовное утешение, или кто бедствует, у кого горе какое. У всех по-разному бывает, — вздохнул Всеволод и пропустил меня в дом, черный вход которого тоже выходил в общий двор.
Прихожая была по-спартански пустой, только вешалка, стул, на котором можно сесть и разуться, и потёртая ковровая дорожка на полу. Здесь пахло гуталином, пирожками с вишней и типографской краской.
— Здесь я обитаю, — пояснил Всеволод, разуваясь, — проходите, пожалуйста.
Остальной дом тоже не впечатлял. Судя по количеству дверей, там было четыре комнаты. Мы прошли в одну, Всеволод распахнул двери и пропустил меня вперёд. Я вошла и осмотрелась. Здесь тоже было аскетично: посреди комнаты круглый стол, заваленный грудой бумаг, журналов и каких-то брошюр. У стены в рядочек выстроились стулья, в углу — диван. Всё остальное место занимали книжные шкафы и полки, буквально в три ряда заставленные книгами и журналами. Стены обклеены дешевенькими обоями в цветочек.
— А это мой кабинет, — пояснил Всеволод и придвинул стул ближе к столу, а сам сел напротив и посетовал. — Всё никак себе нормальный письменный стол не приобрету. За круглым писать не удобно.
Я сочувственно улыбнулась.
— Рассказывайте, — велел он и внимательно уставился на меня. О сдерживаемом волнении свидетельствовали лишь подрагивающие нервные пальцы.
— Понимаете, Всеволод Спиридонович, мне нужно украсть у вас книгу в бордовом бархатном переплёте, — повторила я, и пояснила, — точнее не саму книгу, а письмо, которое там находится. Ну, и всё.
Всеволод тяжко вздохнул и пристально посмотрел на меня:
— А кто именно вас попросил сделать это, вы, конечно же, не скажете, да, Любовь Васильевна?
Я пожала плечами и слегка отстранённо улыбнулась.
— Но при этом вы всё-таки решили сообщить мне, — продолжил Всеволод и, прищурившись, спросил, — а почему, можно узнать?