— Да зачем мне смотреть⁈
— А ты глянь…
Ну ладно, я пошла в кабинет и сняла со стеллажа папку с прошлогодним отчётом. Сравнила. Да ладно! Не может быть! Затем вытащила позапрошлогодний. Опять сравнила.
И мои глаза полезли на лоб.
— Ну что? — торжествующе посмотрела на меня тётя Зина, когда я, тихая и вся какая-то аж пришибленная, вернулась обратно.
— Там расхождения чуть ли не в восемь раз… — растерянно пробормотала я. — Ничего не пойму. У меня же всё правильно! За год показатели так рухнуть не могли! Откуда такие цифры взялись?
— Сама как думаешь? — хитро ухмыльнулась тётя Зина и бросила грязную тряпку обратно в ведро.
— Неужели…? — меня аж в жар бросило.
— Ужели! — хохотнула тётя Зина, — потому Фёдорович у тебя этот отчёт никогда и не примет.
— Но как…
— А вот так! — развела руками тётя Зина, — думай дальше и делай правильные выводы.
— Но…
— Не нокай, у тебя два варианта. Или ты делаешь отчёт как надо, в смысле как в прошлые годы, и остаешься здесь работать дальше. Или оставляешь, как сейчас у тебя, и Фёдорович твой отчёт не примет, а тебя отсюда под зад ногой.
— Но правильно у меня! Как я могу…? Если вдруг узнают…
— Ага, все эти годы такие глупые не узнавали, а вот сейчас прямо принципиально возьмут и узнают! — прыснула тётя Зина и сказала, — ой, Любка, ты такая смешная, прямо китайский болванчик! Ладно, заболталась я с тобой, надо идти ещё лестницу домывать…
— Подождите! Ещё секунду, — попросила я, — а почему мне Степан Фёдорович прямо не сказал? Начал за ошибки рассказывать, ругаться.
— А как бы он тебе сказал? — хмыкнула тётя Зина, — как ты представляешь, он такой тебе вдруг говорит, «Любаша, дорисуй здесь везде по нолику»? Так?
Я промолчала, а тётя Зина подхватила ведро с грязной водой и пошла по коридору дальше, фальшиво напевая под нос: « На заре ты ее не буди, на заре она сладко так спит; утро дышит у ней на груди, ярко пышет на ямках ланит…».
Надо ли говорить, что после небольшой «доработки», отчёт у меня Степан Фёдорович принял?
После успешной сдачи отчёта я пошла на второй участок. Нужно было забрать акты по контролю за санацией трубы. Мастеров я нашла быстро, бумаги забрала сразу, и уже возвращалась обратно, довольная, что все прошло благополучно. Как за углом одного из домов, который обслуживал наш ЖЭК, увидела, что Виталик, воровато озираясь, что-то делает над открытым канализационным люком.
— Виталик! — сказала я, — здравствуй! Ты что тут делаешь?
— Ох! Испугала… — чуть не подпрыгнул Виталик, затем выдохнул и опять воровато оглянулся, — тихо ты, не ори!
— А что ты делаешь? — шепотом спросила я и тоже оглянулась.
— Дрожжи в канализацию бросаю, — объяснил Виталик, как само собой разумеющееся явление, а я аж зависла.
— Ты с ума сошел? — только и смогла спросить я. — Зачем?
— Так это участок Михалыча, — довольно улыбаясь, объяснил Виталик и посмотрел на меня так, словно от осознания этого я сейчас должна как минимум станцевать лезгинку радости.
— И что? — нахмурилась я, — пострадают же жильцы…
— А он, гад такой, весь септик налево толкнул. Я случайно узнал.
— Но ему же самому потом работать…
— Так он не свой, он наш с Семёном толкнул! — возмущенно зашипел Виталик, — а мы-то своими силами выкручиваемся, только успеваем чистить всё.
— А не проще руководству пожаловаться? — спросила я, — это же натуральная диверсия. И страдают ведь простые жильцы.
— Ой, Любаша, знала бы ты все дела, за какие жильцы страдают — уехала бы жить в тундру.
— А всё-таки…?
— Да там Марьяновна с ним в доле, — огорченно махнул рукой Виталик, — не подкопаешься. Так что я так, дедовским способом, накажу его. Ему теперь своего септика явно не хватит… пусть тоже побегает и ручками, ручками… как мы с Семёном!
Насколько я знала, то Марьяновна была главбухом в ЖЭКе. Мда, рыба гниет с головы.
Чтобы не мешать Виталику, я ушла.
Остаток дня провела в задумчивости. Чем больше я здесь работаю, тем больше обращаю внимание на всякую эдакую чертовщину, что здесь творится. Вот, к примеру, час назад на задний двор подъехал большой фургон — привезли ящики явно что с краской. Обычная белая краска. Я так понимаю — для ремонта. Когда фургон разгрузили, и он уехал, буквально через два часа подъехало несколько легковушек и все эти ящики погрузили в них, даже в салоны набили, и они уехали. Мне в окно из моего кабинета всё было прекрасно видно.
Так что кто-то остался без ремонта. А в отчётах всё будет красиво. Не зря Степан Фёдорович не хотел у меня правильный отчёт принимать. Я думаю, в других отделах всё обстоит примерно также.
Мучила ли меня совесть?
Не буду акцентировать на этом внимание. У меня было двое детей, которых опека могла отобрать в любой момент, и если я останусь безработной, то это произойдёт очень скоро. Думаю, и у других сотрудников, которые составляли другие отчёты, тоже есть свои веские причины держаться за работу.
После работы я быстренько собралась — нацепила юбку в пол (среди Любашиных шмоток была такая), платок (тоже Любашин) и отправилась на собрание в секту.
Адрес я нашла довольно-таки быстро. Точнее я не искала. Получилось так, что я спустилась и вышла из подъезда на улицу, а там меня уже ждали два паренька: один ещё, наверное, школьник, второй был чуть постарше — лет за двадцать.
— Добрый день, — поздоровались они и синхронно улыбнулись, — а вы из девятой квартиры, да?
— Да, — кивнула я.
Я сразу догадалась, что это за парни. Судя по ботанически-прилизанному виду, они явно шли туда же, куда и я.
— А мы в соседнем доме живём, — объяснил тот, что постарше, — Меня Сергей зовут. Мы тоже идём на собрание и проводим вас, чтобы вы не заблудились.
Я аж умилилась с такой заботы. Вот это маркетинг!
— Спасибо! — вежливо кивнула я, — а меня зовут тётя Люба.
— А меня — Саша, — представился тот, что помоложе, и покраснел.
— Ну идём, что ли? — предложила я и мы пошли.
— А вы знаете, тётя Люба, ведь Бога не видел никто никогда, — заявил по дороге Сергей, — однако его сына, Иисуса, люди видели! Значит, Иисус — не бог! И как вы думаете…
— Сергей, — сказала я, чуть задыхаясь на ходу (длинноногие парни ходили быстро). — Я не могу разговаривать на ходу, я старая больная женщина, у меня одышка и сердце. Давай поговорим потом. А то вам меня нести придётся.
Тот понял и отстал.
Вот так. Нечего меня агитировать тут. Я и сама вас всех сагитирую.
Мы пришли к одноэтажному дому, который находился в частном секторе через четыре улицы от моего дома. Идти пришлось нормально так.
— Пришли, — сказал Сергей и первым вошел в дом. Саша пропустил меня и вошел после.
Как под конвоем, — подумала я и усмехнулась.
Дом был довольно просторным и битком набитым людьми. В основном, здесь были женщины моего возраста, но были и значительно постарше. Но что меня особенно удивило — молодежи было тоже много. Особенно почему-то парней.
В большой комнате стояли длинные столы буквой «П», накрытые цветастой клеёнкой. На столах стояли глубокие пластмассовые тарелки с мятными пряниками, конфетами и вафлями.
— Садитесь сюда, — с милой улыбкой показала мне свободное место немолодая женщина.
Я кивнула, поблагодарив, и уселась на предложенный стул. Женщина поставила передо мной большую чашку с горячим чаем. На чашке был нарисован мишка, сидящий на большом подсолнухе.
Я улыбнулась. Как в детстве. В таких чашках нам в детском саду давали кисель.
Пока суть да дело, я огляделась. Народ, в основном, уже собрался, но еще подходили опаздывающие. По центру стола сидели двое мужчин. Один совсем пожилой, в строгом сером костюме с галстуком, второй чуть помоложе, тоже в сером костюме, только без галстука.
Поймав мой взгляд, они улыбнулись мне и кивнули. Словно старой знакомой. Я кивнула им тоже.
С дальнего конца стола мне помахала лучезарная женщина, что «агитнула» меня сюда. Я ей тоже помахала. Больше знакомых, вроде как у меня здесь и не было.
Мероприятие началось для меня неожиданно. Почему-то я думала, что сейчас начнётся длинная нудная проповедь. Но нет. Вместо этого вышла молодая девушка в тёмно-синем длинном платье и белоснежной кружевной шали на голове, улыбнулась всем и запела гимн. Что-то о любви к богу и свету. Пела она очень красиво, высоким голосом, причём настолько высоким и чистым, что, когда она брала высокие ноты, у меня внутри всё аж переворачивалось и обрывалось, и хотелось плакать. И вообще она тоже была красивая, и голос её звучал хрустально и прямо брал за душу. Ей аккомпанировал парень на синтезаторе.
Когда гимн уже заканчивался, на последнем куплете, все присутствующие тоже запели, но тише. На их фоне голос девушки аж зазвенел. И это было настолько впечатляюще, что, когда песня закончилась, я минуту примерно сидела в каком-то шоке и пыталась прийти в себя и осознать, где я.
Дальше началась программа — люди рассказывали какие-то истории, чаще из своей жизни. Саша прочитал стихи собственного сочинения о Боге. Все захлопали и стали его хвалить. Он покраснел, но был очень доволен. Потом ещё пели. Потом начали писать вопросы, и лучезарная женщина прошлась и собрала их в коробочку. Пожилой мужчина в галстуке доставал по одному вопросу и обстоятельно на них отвечал, особенно напирая на то, какие плохие христиане и какие бывают у них заблуждения.
Я тоже написала свой вопрос.
И вот мужчина обстоятельно рассказал, что мы должны делать, чтобы спастись в надвигающемся Армагеддоне. Он так расписывал все те ужасы, которые будут с теми, кто не подготовился к спасению, что ему позавидовал бы сам Стивен батькович Кинг.
А затем он вытащил мой вопрос.
«Как связаться с вашей штаб-квартирой в Бруклине?» — прочитал он и над столами повисла тишина.
Вечером, вспоминая продолжение мероприятия в секте после моего вопроса, я усмехалась и как раз лепила вареники, как раздался настойчивый звонок в дверь. Как же мне все эти гости-посетители уже надоели! Хотя, может, опять телеграмму какую принесли — я торопливо вытерла руки, стащила фартук и потопала открывать дверь.