Женщина, поджав губы, согласилась, что это будет очень красиво.
Мы договорились о встрече завтра и ушла из «Хопёр-Инвеста», прихватив деньги с процентами. Наварилась я замечательно.
По дороге не удержалась, заглянула в кулинарию, купила заварных трубочек. Они были дорогими, их поэтому не очень покупали, а теперь я могла позволить (надо будет завтра в село купить. Пусть Ричард с дедом Василием тоже порадуются).
— Дайте, пожалуйста, три, — сказала я продавщице, — ой, нет, дайте лучше пять.
Я несла коробочку с вкусняшками и радовалась: девчатам будет по две, а мне и одной хватит. В моём возрасте переедать жирной сладкой пищей чревато. Но и отказывать себе в радостях тоже нельзя. Так что одной вполне хватит. А завтра ещё куплю, так что и завтра будет.
— Девочки! — крикнула я, войдя в квартиру, — а смотрите, что я вам принесла!
Я выгрузила пирожные на тарелку и поставила стол, Белка пришкандыбала и захлопала в ладоши — видно, что в детдоме её разносолами не баловали.
— Анжелика! — позвала я, — иди быстрее, а то мы с Изабеллой сейчас всё съедим сами!
Мы с Изабеллой заговорщицки переглянулись, я ей подмигнула, а она хихикнула.
Мы уже пили чай, а Анжелики всё ещё не было.
— Анжелика! — позвала Изабелла.
Ноль эмоций.
Я доела свою пироженку и сказала:
— Может, она к экзаменам готовится? Пойду позову. А ты ешь.
Я вошла в комнату, где сейчас жили Анжелика и Изабелла. После отъезда деда Василия и Ричарда в село, Анжелика вернулась в свою комнату. Изабелла пока спала на кровати Ричарда.
Я планировала заказать двухэтажную кровать. Ричард будет с удовольствием спать наверху, а Белка — внизу. Но пока решили так.
— Анжелика! — сказала я.
Анжелика лежала на своей кровати, уткнувшись носом в подушку. Плечи её вздрагивали.
Я вздохнула и села на краешек.
— Анжелика, прекращай истерику, — сказала я.
Анжелика яростно натянула подушку на голову, чтобы меня не слышать.
— Анжелика! — меня взяла досада и я рывком оторвала подушку от неё. — Так! А ну быстро села! Будем разговаривать!
Девочка нехотя подчинилась. Лицо её было опухшее от слёз.
— Истерики отчего? Объясни.
— А почему ты так сделала! — всхлипывая, спросила Анжелика, — мы люби-и-им друг друга! А Андрейка теперь даже разговаривать со мной не хочет!
— И правильно делает, — ответила я, — ты соврала ему, что совершеннолетняя. Он в тюрьму не хочет.
— Ты не понимаешь! Мы любим друг друга! — зарыдала она.
Объяснять ей в таком состоянии что-то бессмысленно.
Но и оставлять её в озлобленности тоже неправильно.
— Анжелика, — тихо сказала я. — Я вообще не вижу проблем. Сколько тебе лет?
— Шестнадцать скоро, — ревела Анжелика.
— Ну вот ты же сама видишь, — я погладила её по голове. — Если Андрейка тебя любит, он годик подождёт.
— Два… — прорыдала Анжелика.
— Не два, а годик, — поправила её я, — на Украине и в Грузии девушкам можно выходить замуж в семнадцать. Вот смотри, ты сейчас заканчиваешь школу и поступишь в училище. А через год, переведешься в Ялту. И Андрейка туда за тобой поедет. Ты же знаешь, что все художники собираются в Ялте? Они там рисуют и продают свои картины. Так что я не вижу проблем. Надо годик подождать. Это не долго. А сейчас вам вместе жить нельзя. Кто-то донесет и его посадят.
Я говорила, несла какую-то ерунду, а сама думала, судя по Андрейке, уже через пару дней в его мастерской будет новая муза. Ну а Анжелика пусть живёт нормальной самодостаточной жизнью. Без креативных захребетников.
— Ну и как тебе мой план? — спросила я.
Анжелика неуверенно кивнула.
— А раз так, то иди ешь пироженку, — велела я, — а то Андрейка на кости смотреть не будет.
Девочка ускакала на кухню, а я зашла в комнату и отсчитала деньги. Завтра отнесу Всеволоду.
Глава 26
— Вот! — сказала я и вывернула перед Всеволодом сумку, набитую деньгами.
Толстые пачки купюр с хрустом посыпались на стол (дело происходило в домашней библиотеке старосты, без посторонних).
— Ох! — глаза у Всеволода при виде такого богатства аж на лоб полезли.
— Пересчитывать будете? — вежливым голосом спросила я и положила листочек на стол, прямо перед ним. — Здесь расписано сколько и за что было получено денег на том мероприятии. Вот смотрите — здесь сумма за аукцион, здесь — за продажу поделок, здесь — сбор средств…
— Мда-а-а… — задумчиво протянул Всеволод, торопливо схватив пачку купюр и взвесив её в руке. — Кто бы подумал, что твоя задумка даст такой результат… И денег заработали для общины и дом за нами остался…
— Не для общины, — покачала головой я. — Не для общины, Всеволод Спиридонович.
— Почему?
— Потому что эти деньги нужно вложить согласно заявленному замыслу акции «Дети — цветы жизни». Максимально, чтобы был результат, — заявила я категорическим тоном, — мы же для детей-сирот деньги собирали. Значит надо их именно туда и потратить. И сделать это в виде масштабного социального проекта, с привлечением общественности. Таким образом мы и выполним заявленные обещания, и людей сплотим на хорошее дело. А они потом пополнят ряды членов общины…
— Но нам нужны деньги на обучение новых пасторов, и на приобретение литературы, — задумчиво наморщил лоб Всеволод.
— Всеволод Спиридонович, — решительно заявила я, — если мы сейчас занычкарим эти деньги…
— Не занычкарим, а используем их на нужды нашей церкви! — вскинулся старейшина.
— Так вот, если мы занычкарим на нужды нашей церкви, то люди нас не поймут, — сказала я. — Как минимум это будет выглядеть в их глазах странновато. И тогда уже все следующие мероприятия пройдут безрезультатно. Потому что доверия больше не будет! А вот если деньги вложить на детей, как и заявлялось, причём, сделать это максимально демонстративно, с обнародованием всех результатов, даже промежуточных, во всех наших газетах и на телевиденье, то люди будут знать, что их деньги уходят на хорошее дело. И в следующий раз будут давать ещё больше.
— Хм… дело говоришь, — задумчиво покивал Всеволод. — Но что, если не получится?
— А как мы сейчас узнаем, получится или нет? — наклонила голову к плечу я и пристально уставилась на Всеволода. — Не попробуешь, не поймешь. Кроме того, даже если у нас вообще не получится больше с новыми мероприятиями, то как минимум мы сделаем хорошее дело — поможем обездоленным детям и получим яркий и громкий результат. Очень нужный людям, кстати.
— Да, ты права, но…
— Всеволод Спиридонович, — усмехнулась я, — если вы опять поручите это дело мне, то всё у нас получится.
— Ты не думала о том, чтобы принять крещение? — вдруг спросил старейшина.
Я мысленно хохотнула — раз хочет максимально привязать, значит мой удельный вес полезности в этой секте взлетел и сильно.
А вслух сказала:
— Я ещё не готова, Всеволод Спиридонович. Понимаете, я должна сама этого очень сильно захотеть. А я пока ищу себя и свой путь.
Всеволод скривился:
— То есть так ты можешь и в другую церковь уйти?
— Конечно, — кивнула я, — я, прежде, чем к вам прийти, часто слушала учение Бхактиведанта Свами Парабхупада.
— Это же кришнаиты! — возмутился Всеволод.
— Они самые, — улыбнулась я. — Понимаете, я человек широких взглядов, всю жизнь ищу себя. Сейчас вот мне у вас нравится, чувствую себя нужной и значимой. Но если не смогу здесь — пойду искать себя дальше…
— Да почему тебе у нас может не подойти? — сердито нахмурился Всеволод и аж подскочил из-за стола. — Мы же тебя и в состав делегации в Нефтеюганск включили, и на Собор в Киев тоже отправим. Потом в Бруклин съездишь. Мало кому такие преференции достаются! Некоторые всю жизнь в общине, а дальше соседней улицы не были…
— Ну я вот съездила в Нефтеюганск… — вкрадчиво начала я, но Всеволод меня перебил с озабоченным видом:
— Неужели не получилось девочку из детдома забрать?
— Нет, нет, это-то как раз и получилось, но вот наши женщины…
— А что наши женщины? Что с ними не так?
Я набрала полную грудь воздуха и разом сдала все их бабские проделки, интриги и манипуляции. Про Машу ничего не говорила. А вот Валентине Анатольевне, Зинаиде Петровне и Нине Ивановне досталось сполна. Ибо нечего со мной в эти игры играть.
— Понимаете, Всеволод Спиридонович, мелочь это, конечно же, но очень неприятно. Я не пойму, какие войны могут быть внутри общины⁈ И зачем это всё? — загорячилась я, — это недопустимо!
— Но, к сожалению, человеческая натура слаба и часто поддаётся искушениям, — начал старейшина, но я уже завелась и перебила его:
— Все эти бабские дрязги, разборки и войны оттого, что людям мозги занять нечем, человеческая натура слаба! Вот от безделья, скуки и свободного времени всё это и происходит!
— Да что ты такое говоришь⁈ — вспылил Всеволод и только сейчас я вдруг обратила внимание, что он всё это время называл меня на «ты».
— Говорю то, что есть, — отрезала я, — врать незачем!
— Языком болтать любой дурак может! — вскипел старейшина. — а ты на моем место себя поставь и подумай, что в такой ситуации делать⁈ А ничего! Вариантов нету!
— Да элементарно это, Всеволод Спиридонович! — вскинулась в ответ я, — нужно всего лишь людям идею дать. Высшую цель.
— У нас есть высшая цель! — закричал Всеволод, — призывать на своём примере всех людей стать учениками Иисуса Христа, проповедовать Вечное Евангелие, которое включает в себя трёхангельскую весть и подготовить мир к скорому пришествию Христа! Или ты не знаешь этого?
— Это — миссия! — не согласилась я, — а люди суетны, и им нужны приземленные цели. Чтобы здесь и сейчас. И чтобы они для себя пользу видели. Эфемерные миссии, воздушные идеи — это все хорошо до определенного момента. А если взять мышление простого человека, то совсем другое выходит…
Я говорила и говорила. Всеволод сперва слушал меня, хмурясь. Но, по мере моего монолога, лицо его разгладилось.