— Хорошо, — кивнула я, мимоходом заметив, как изменился взгляд Всеволода.
Пауки в банке. Иначе и не скажешь.
А мне приходится крутиться и изворачиваться, чтобы манипулировать ними.
Из дома старейшины я выходила окрылённая, что моя проблема с деревней будет решена, так что пропустила тот момент, когда нос-к-носу столкнулась с лучезарной Мариной.
— Какие люди и без охраны! — рисуясь, пропела она, явно рассчитывая, что собравшиеся неподалёку прихожане, среди которых было немало её приятельниц и знакомых, всё это услышат.
— И вам не хворать, — кивнула я и уже хотела пройти дальше, как Марина прямо-таки заступила мне дорогу:
— А что это вы к Всеволоду Спиридоновичу зачастили, а, Любовь Васильевна? — проворковала она, — не староваты ли вы для всего этого?
— Возможно, я и старовата, если брать сугубо биологический возраст, — в тон ей ответила я, также растягивая слова, — но зато на фоне некоторых плохосохранившихся тёток я выгляжу просто отлично. Рекомендую брать с меня пример.
И я смерила Марину столь говорящим взглядом, что ни у кого даже сомнений быть не могло, кого именно я имею в виду под термином «плохосохранившиеся тётки».
Дамочки, что стояли неподалёку, рассмеялись. А Марина вспыхнула и пронзила меня злым взглядом.
Но я не стала оставлять последнее слово за ней и давать возможность сохранить лицо. Я просто обошла её по широкой дуге и отправилась дальше.
Дома я сидела на кухне за столом, ждала, когда доварится рагу и записывала в тетрадку план. Я вообще человек-планировщик. Обожаю всевозможные планы и всё планировать. Я обычно планирую на год, на месяц, на квартал, на неделю и ежедневно. Планирую к мероприятию, планирую к выходным, планирую уборку, и так далее. И всё это я люблю записывать на список (потом я, конечно же всё уничтожаю, чтобы никто не прочитал).
Так вот сейчас я сидела и записывала «План подготовки к поездке в Америку».
Перво-наперво следовало сходить в библиотеку. Допрос Ольги Ивановны, нашего агронома из группы, показал, что она, может и была когда-то хорошим агрономом, но про инвазивные виды ни черта не знает. Точнее знает, но очень мало. Она знала только, что инвазивные виды — это чужеродные растения или животные, которые попали в чужую для себя страну и вытеснили все местные виды. Ну, так это любой школьник нынче знает.
Поэтому подготовка к поездке в Америку включала поиск тех видов растений (просто животных перевезти через кучу границ будет трудно, практически нереально), так вот нужно было отыскать те виды растений, которые наведут там такого шороху, что заставит их заняться своими проблемами и отстать от нас.
Я понимала, что это почти экологическая диверсия, или, другими словами говоря, экологический теракт, но угрызений совести я совершенно не чувствовала. Будем считать, что если я завезу им какой-нибудь борщевик Сосновского или подкину самшитовую огнёвку, то это будет очень даже небольшой расчёт за того же колорадского жука.
Вообще-то я больше склонялась к насекомым. Та же самшитовая огнёвка из пары гусениц навела шороху на тысячи гектар самшита колхидского, как помнилось мне из горячих репортажей послеолимпиадного периода в моём родном мире. Так что завезти им чего-нибудь эдакого обязательно надо. Вот только я переживала, что если буду везти в какой-то пробирочке, то не задохнётся ли там букашечка? Поэтому в библиотеку нужно было идти в первую очередь.
Вторым пунктом я написала: «Устроить Ксению в типографиюгазеты 'Нью-Йорк Таймс» по обмену. Имеется в виду обмен между филиалами секты. Наших на ихних. И Ксюша, согласно моим планам, скоро будет американкой.
Третий пункт… — я написала жирно цифру три и расхохоталась. Сюрприз для Америки я приготовила знатный. Им точно понравится.
Но дописать я не успела — в дверь позвонили.
Глава 10
К моему несказанному удивлению, на пороге квартиры стоял… Пивоваров.
— Пётр Кузьмич? — даже не смогла скрыть изумления я, — Что случилось?
— Добрый вечер, Любовь Васильевна, — чуть смущённо проговорил он, — извините, ради бога, что тревожу вас вечером. Нам нужно поговорить. Это не займёт много времени.
— Да… конечно, — растерянно кивнула я, — проходите.
Он вошел в квартиру, а я лихорадочно соображала, куда его пригласить. В детской комнате Анжелика готовилась на завтра к собеседованию. В моей же комнате места для приёма гостей вообще не было. Пришлось звать его на кухню.
— Извините, что на кухню, — сказала я, — живём в стеснённых условиях, отдельной комнаты для приёма гостей нету.
— Ничего, я по-простому привык, — снисходительно улыбнулся Пивоваров.
— Присаживайтесь, — сказала я, — сейчас рагу будет готово. Поужинайте с нами.
— Нет, Любовь Васильевна, спасибо, я не голоден, — ответил Пивоваров, но смягчил ответ, — а вот от чашки чаю я бы не отказался.
— Тогда минуточку, — я подошла к плите и поставила чайник на газ. Вытащила большой заварочный чайник с розочками. Обычно дома, для себя мы пользовались другим, попроще. А для гостей был этот. Я вытащила из ящика начатую пачку заварки, но не успела даже заварить чай, как за моей спиной раздался возглас:
— Что это⁈ — изумлённо воскликнул Пивоваров.
Я обернулась и обомлела — он смотрел на план, в моей тетради. Чёрт! Я же совсем забыла, что писала свой план и второпях бросила раскрытую тетрадь на столе. А теперь он читает. И вот что ему отвечать? Что я помогаю готовить Анжелике реферат? Ага, на тему диверсий в Америке!
— Вот уж не ожидал, — прищурился Пивоваров и вопросительно посмотрел на меня.
Я вспыхнула и отобрала у него тетрадь.
— Вы хотели поговорить, Пётр Кузьмич? — немного более резко, чем следовало, произнесла я, — ну так говорите. Я вас слушаю.
— Нет уж, — упёрся он, — мне любопытно, зачем вам такой план, Любовь Васильевна?
Я поджала губы:
— Не думаю, что вы именно за этим пришли, Пётр Кузьмич, — я сделала чай и поставила перед ним на стол чашку. — Так о чём вы хотели поговорить?
— Уже особо ни о чём, — он смотрел на меня каким-то непонятным взглядом, а потом всё же не выдержал и сказал, — так вот для чего вы всё это затеяли, Любовь Васильевна, да? А я-то, старый дурак, всё думаю, что происходит?
Я не ответила. Молча смотрела на него, раздумывая, как бы его выгнать из квартиры? И чтобы как-то без скандала. И чем для меня обернётся то, что он теперь всё знает?
— Любовь Васильевна, — весь подобрался Пивоваров, видя моё настроение, — вообще-то я пришел с вами поругаться. Но теперь вижу, что мы вполне могли бы быть и соратниками.
— Соратниками? — удивилась я, — вы тоже любите вязать салфетки крючком?
— Причём здесь крючок и салфетки? — теперь уже удивился он.
— При том, — ответила я, — что других увлечений у меня нету.
— Я вижу, — ехидно усмехнулся он и добавил, — всё по заветам великого Ленина? «Взять почту, телеграф, телефон, мосты и вокзалы»?
— Почему телеграф?
— Так он писал в своей статье о планировании вооруженного восстания, чтобы вся власть перешла к Советам. В октябре семнадцатого года.
— Я не планирую вооруженное восстание, — ответила я, но уши предательски вспыхнули.
Пивоваров заметил это и ещё более ехидно хмыкнул:
— Теперь мне стал понятен принцип, по которому вы отбирали кандидатуры. Ксюша должна будет работать в газете и несколько раз подменить тексты передовиц на нужные вам по смыслу? Сиюткина — устроить экологический теракт? Комиссаров взорвать коллектор?
— Не взорвать, просто испортить, чтобы дерьмом все улицы залило там, — вздохнула я, понимая, что меня только что полностью раскрыли.
— А Кущ?
— Он учитель физики. Он нужен для общего руководства этим всем… — поджала губы я.
— А эти две свиристелки? Рыбина и Белоконь? От них-то какой толк? Я не пойму.
— Они должны будут ходить по мероприятиям, и делать мелкие социальные диверсии — собирать и распускать слухи, подбрасывать листовки, — поникла я.
— А я?
— А вы — юрист. Хороший юрист, — подняла голову и вызывающе посмотрела на него я, — кто-нибудь из наших может в любой момент засыпаться. Нам нужен будет юрист.
— Ну, спасибо на добром слове, — чуть приосанился Пивоваров, — а то я уже решил, что мой удел — старушкам заборы ремонтировать.
Я промолчала.
— Получается, вы создали команду и сейчас натаскиваете её для последующих задач в Америке? — догадался Пивоваров.
Я не стала ни подтверждать, ни опровергать. Весь мой такой стройный и красивый план сейчас рушился прямо на глазах. И вот что делать? Убить его что ли? Так Анжелика дома. И куда я потом дену труп?
Пивоваров, видимо, поняв по моему взгляду, о чём я сейчас думаю, торопливо сказал:
— Раз так, Любовь Васильевна, то я целиком и полностью на вашей стороне. Можете рассчитывать на мою всестороннюю поддержку! Во всём!
Я промолчала. Потому что не знала, что говорить. Тем временем, Пивоваров, очевидно, поняв, что мне нужно время на подумать, сказал:
— А Таисия эта зачем? Только склоки провоцирует. Всех уже задолбала. Её же скоро дружно бить начнут…
— Вот за этим и нужна, — призналась я, раз деваться было всё равно некуда.
— Не пойму… — покачал головой Пивоваров.
— Есть такая наука, Пётр Кузьмич, — пояснила я, — называется «конфликтология». Если команда сразу не может сработаться, значит, им нужен общий враг, против которого все объединятся и начнут бороться.
— Умно! — оценил мою задумку Пивоваров. — И, кстати, уже начало работать. Ещё не на сто процентов, но скоро будет.
Я лишь пожала плечами, мол, к тому и стремимся.
— В общем, можете во всём на меня рассчитывать, — очень серьёзно сказал Пивоваров.
— Зачем это вам, Пётр Кузьмич? — устало спросила я.
— Понимаете, Любовь Васильевна, я старый коммунист. — Загорячился Пивоваров, — И жил я в Советском союзе, гордился этим и верил, что скоро наступит коммунизм, верил во всеобщее равенство и братство. Да, были у нас перекосы, было много… эммм… всякого, но я верил, что скоро это исчезнет. Нужно немного ещё подождать, поднажать, поработать. Подождали… на свою голову. И сейчас я смотрю, как все наши идеалы растоптаны, как такая великая страна рухнула. Как наши «старшие братья», снисходительно похлопывая нас на плечу, раздают жевательную резинку. Примерно то же самое они уже сделали с индейцами у себя на континенте. Теперь полезли к нам. Засирают нашим детям мозги… Не могу смотреть на всё это, Любовь Васильевна! Сердце кровью обливается! И что самое обидное — никому нет никакого дела! Все радостно жуют эту жвачку, смотрят тупые передачи по телевизору, и не обращают внимания, как нашу страну дерибанят. И свои, и «старшие братья». Эх!