— Здравствуйте, — вежливо поздоровалась я и уже хотела зайти в подъезд, как Клавдия Тимофеевна вдруг едко сказала:
— А что это ты, Любаша, опять за старое взялась?
Я с недоумением уставилась на неё. Клавдия Тимофеевна, невзирая на то, что с виду вся казалась эдакой благообразненькой и пухленькой, на самом деле была въедливая, как серная кислота, и отличалась суровыми гренадёрскими ухватками.
— Вы о чём? — решила уточнить я.
— Что же ты Ивановну, соседку свою старую, обижаешь? — крякнула Варвара Сидоровна и суетливо поправила кулёчек с какими-то семенами, который она держала перед собой на коленях и теребила туда стручки. Это была коренастая юркая старуха с крепкими, словно доски, ладонями и пытливым взглядом.
— Я? Ивановну? — до меня начал доходить весь размах затеянной соседкой войны.
— Да! Ты! — короткий палец Клавдии Тимофеевны обличительно уставился на меня.
— Это она вам так сказала? — уточнила я.
Нет, я не собиралась оправдываться и что-то доказывать. Просто хотелось понять масштаб бедствия.
— Нет, мы же с ней не разговариваем, — развела руками Клавдия Тимофеевна, — это я сегодня на почту ходила пенсию получать. А там была Элеонора Рудольфовна. Ну, знаете — она из соседнего дома, из двадцать девятой квартиры. Так вот она рассказывала, что ей Тамарка говорила…
Я аж вздрогнула. Похоже запущенная Ивановной сплетня ушла в народ, как цунами, и моей добропорядочной репутации пришел полный кирдык.
— И что же она рассказывала? — нехорошо прищурилась я.
— Что ты решила у неё квартиру отжать. Натравила на неё какую-то секту, чтобы Ивановна на них всё переписала. И что они там чуть ли жертвоприношениями не занимаются, в этой секте вашей. И ещё говорила, что твоя Анжелика…
Но я уже не слушала — кровь бросилась мне в лицо, в ушах застучало, и я решительным шагом двинулась в подъезд. Там, поднялась на свою площадку, но не стала заходить к себе, а решительно позвонила к соседке в дверь.
— Кто тама? — послышался из-за двери осторожный голос Ивановны.
— Открывайте, Ивановна! — рявкнула я, — Соседи!
— А вот и не буду! — злорадства в голосе Ивановны было хоть отбавляй, — а если надоедать будешь, Любка, так я мигом участкового вызову! И тогда этих твоих оглоедов точно уж заберут куда надо!
Она ещё что-то визгливо орала, куражась над тем, что я сейчас ей сделать ничего не могу.
А у меня от всей этой ситуации дико разболелась голова.
Поэтому я развернулась и ушла к себе домой.
Там поставила на плату чайник. Как раз вернулась Анжелика. Увидев меня, она спросила:
— Тётя Люба, что случилось?
— А что?
— Да на тебе же лица нету…
— Устала просто, дорога тяжелая. Мой руки и давай ужинать. Я там в городе окорочка купила, копчённые. Сейчас гречку разогрею и вкусно поужинаем.
— Ой, круто! — обрадовалась Анжелика и добавила, — ты сиди, тётя Люба, отдыхай с дороги, а я сейчас руки помою, и сама всё подогрею.
Пока она хлопотала, я сидела и размышляла как поступить. Позиционная война с соседями — это самое что ни на есть худшее, что может случиться. В такой войне редко есть победители. И сил это всё отнимает уйму. Кроме того, если с соседями иногда ещё можно договориться и пойти на взаимные уступки (хоть и редко, но бывает же), то со старушкой, которая слегка уже в неадеквате и прочно встала на тропу войны, договориться в принципе невозможно. Так как для неё, как и для самурая — нет Цели, есть только Путь.
И Ивановна, кажется, нашла себя. Придумала каких-то врагов и теперь будет воевать до последней капли крови. Хуже всего, что она же не ограничивается обычными ссорами и сплетнями, как делают все нормальные старушки. Нет, она подключила тяжелую артиллерию — прошлый раз вызывала с облоно сотрудников с опеки и попечительства. Сейчас вот грозилась участкового позвать. Думаю, раз грозилась — то если не сегодня, значит завтра точно позовёт.
И опять придётся оправдываться, краснеть под взглядами соседей.
Чёрт, это ж надо было так вляпаться! Вот дура я дурацкая, сколько лет прожила, а всё равно людям верю. Была у неё эта Райка, племянница, вот видно же было, что профура. И пусть бы они воевали. А мы бы жили себе спокойно. Так нет же — влезла, пожалела старушку, начала спасать, а оно вон как в результате обернулось!
Ну почему же я и подумать не сообразила, что яблочко от яблоньки, как в народе говорят… Что не может такая профура, как Райка, воспитываться в порядочной семье.
И вот что теперь делать?
Я опять вздохнула. Вот не зря мудрые люди говорят — не надо насильно причинять добро.
— Тетя Люба, — окликнула меня Анжелика, которая, хоть и возилась у плиты, но постоянно внимательно присматривалась ко мне, — Расскажи, что такое? С Америкой не получилось, да?
— С Америкой, как раз, вроде всё нормально будет, — ответила я и Анжелика счастливо пискнула. — Тут другое дело… соседка наша, Ивановна воюет. Воти не знаю, что с ней делать.
— Ой, она же сумасшедшая! — моментально взвилась Анжелика, — утром я иду в колледж, а она меня подкараулила на выходе из подъезда и давай орать, что я проститутка и что моя мать была проституткой. А я убежала.
— Ты что, в короткой юбке была? — спросила я.
— Нет! Я вообще в брюках была, — усмехнулась Анжелика, — холодно сегодня, а у нас две пары по общей истории в библиотеке. А там очень холодный зал, так я под низ тёплые колготки надеваю, а, чтобы непонятно было, сверху — брюки.
— Тогда чего она тебя так называет?
— Потому что она с ума давно сошла, — отмахнулась Анжелика и принялась резать помидоры. — Сама вспомни, как она то мочу варила, то керосин пила.
— Ну да, — кивнула я, — и, видимо, она не успокоится. А ведь скоро малышню из деревни забирать надо. Ричард ещё ничего, тоже убежит, а вот как Изабелла.
— Да, Белка не убежит, — вздохнула Анжелика и поставила тарелку с овощами на стол. — И что мы будем делать? Ты ей столько помогала.
Я посмотрела на кроваво-красные, кое-где треснувшие от спелости, помидоры и вдруг меня осенило:
— Я придумала! Мы не будем с нею воевать. Не будем тратить нервы. Мы просто переедем!
— Куда, тётя Люба? — удивилась Анжелика.
— В квартиру тёти Тамары! А что, сама смотри — дядя Володя в коме, даже если он из неё выйдет, за ним уход будет нужен, я оформлю на него опеку. И тетя Тамара в больнице…
— В дурке, — скривилась Анжелика.
— Да. В дурке, и ей тоже нужен опекун. Завтра же займусь этим. Юристы знакомые есть, подскажут. Потом сходим с тобой уберёмся там, на квартире, она же закрытая всё это время была. Ремонт там нормальный, только полы помыть надо. Пропылесосить, окна помыть, ну, сама понимаешь. И там три комнаты. Как раз Ричарду и Белке по комнате будет. И мне.
— А мне?
— А ты же в общаге сказала, будешь?
— Да. Я девочками хотела…
— Ну вот. А на выходные или со мной в комнате поспишь, или с Белкой. Потом разберёмся. Главное — опека придираться не будет!
— Круто! — обрадовалась Анжелика. Но вдруг нахмурилась и спросила, — а с этой квартирой что тогда?
— А вот здесь самое интересное начинается, — широко усмехнулась я, — мы сюда квартирантов пустим. Причём подберём таких… специфических. К примеру, оперную певицу какую-то, чтобы по вечерам петь тренировалась, или турок, вон они на стройку приезжают. Они достаточно шумные, так что Ивановне будет весело…
Глава 22
Отдел эксплуатации водопроводно-канализационного хозяйства, сокращённо ВКХ, бурлил, словно вулкан Жакуи перед извержением. Начальник отдела, Степан Фёдорович, ходил по кабинету перед собравшимися, словно дрессировщик перед голодными тиграми. Он был спокоен. Теоретически спокоен. И только мощным усилием воли сдерживался. Пока сдерживался.
Все сидели на своих местах, за столом для совещаний, и старались не встречаться со Степаном Фёдоровичем взглядами.
Я проскользнула на своё место, стараясь не отсвечивать.
Но поздно. Степан Фёдорович меня уже заметил и вулкан резко прорвало:
— Вот! Вы только посмотрите! Какие люди почтили нас своим личным присутствием! У нас проверка на носу, а Любовь Васильевна гулять изволят! В отгулах барыня! И где же это вы так прогуливались, а Любовь Васильевна? — он аж сочился ядом.
Я, конечно, понимала, что сейчас лучше его лишний раз не драконить в таком состоянии, но уж больно я воспряла духом после общения с Благообразным. Замаячившие на горизонте огни Лас-Вегаса развязали мои руки и язык. Поэтому я также едко ответила:
— Что, Степан Фёдорович, крайних ищете?
Алексей Петрович. Который тоже был среди присутствующих, напряженно просемафорил мне глазами, мол, беги, Люба, беги. Но меня уже понесло:
— Решили сорвать на мне свою злость, Степан Фёдорович? Думаете, что после этого у вас всё сразу наладится?
— Не, ну ты гля на неё! — рявкнул Степан Фёдорович, — совсем баба страх потеряла! Ещё одно слово и сядешь писать заявление на увольнение! Или я тебя по статье уволю!
— А что, если вы меня сейчас уволите, то у вас сразу проверка успешно пройдёт, да, Степан Фёдорович?
Степан Фёдорович аж икнул, багровея от бешенства, а я спокойно добавила, глядя в налитые кровью глаза:
— Так писать заявление на увольнение или приступим к работе? Проверка на носу, а ещё кот не валялся!
Степан Фёдорович бешено стукнул кулаком по столу, затем задумчиво почесал затылок, и мы приступили к работе.
Я механически отбирала бумаги для проверяющих, а сама думала. Усердно, напряженно, но безрезультатно.
Итак, передо мной стоит математическая задачка. По условиям есть девять мест. Девять человек едут в Америку (надеюсь, Благообразный не изменит внезапно своё обещание). А у меня людей больше и всё это совершенно не сходится.
Номер один, само собой, — это я. Без меня вся эта затея бессмысленна. Ну, для моего плана. Я еду однозначно и это даже не обсуждается.
Номер два — Пивоваров. Пётр Кузьмич хорош как юрист, но главное — как моя правая рука и заместитель. Это место он себе практически отвоевал и своих позиций сдавать явно не собирается. Тем более он задачу знает и мою стратегию полностью поддерживает.