— Спасибо. Я рада. Честно говоря, мне не по себе от всех этих выступлений на людях. А тут ещё и иностранцы.
— Ну, да ничего страшного, — примирительно сказал старейшина, — это же был муниципальный праздник самодеятельности. Так что вы вполне вписывались в этот формат.
А сам-то ты вписаться почему-то не захотел, — опять разозлилась я, но вслух говорить этого не стала.
— Любовь Васильевна, я вот что хотел вас спросить… — сделал мхатовскую паузу Благообразный и искоса взглянул на меня.
В этом месте мне, очевидно, полагалось спросить, мол, ах, что же вы хотите спросить у меня? но я опять промолчала. Если тебе надо — так спрашивай, нечего мне тут психологию разводить.
Не дождавшись моей реакции, он продолжил:
— Меня очень беспокоит напряженная обстановка, которая сложилась сейчас в коллективе… — он опять сделал паузу.
Мне захотелось встряхнуть его. Достал уже своими паузами.
Очевидно, я не выспалась ночью: то готовилась, то просто переживала, — так что сейчас я была не самым добрым человеком и легко могла кого-нибудь запросто придушить. Но старейшина, не подозревая, что висит на волосок от смерти, опять занудел:
— И вас, как неформального лидера калиновской группы, я бы попросил приложить усилия и найти общий язык с остальными членами нашего братства. Не гоже нам ссориться. Грех это…
— А что я сделаю? — пожала плечами я.
— Ну вы могли бы…
— Арсений Борисович! — я развернулась от окна и посмотрела прямо в глаза Благообразного, — к сожалению, не могла бы. Точнее могла бы, если бы это была обычная ссора или недоразумение. Но дело в том, что вся эта семейка Ляховых постоянно провоцирует людей. Особенно это касается тёщи вашего великого человека. Это я Романа Александровича имею в виду. Если его регулярное хамство ещё как-то можно пережить или проигнорировать, то эта женщина очень умело манипулирует своим исключительным положением и использует это для того, чтобы самоутверждаться над другими…
Выпалив это, я выдохнула.
Благообразный смотрел на меня удивлённо.
Повисла пауза. Наконец, он отмер и сказал:
— Но вы всё же попробуйте, Любовь Васильевна. Я очень рассчитываю на вашу помощь и ваше благоразумие.
И он опять посмотрел на меня выжидающе. А я взяла и не стала ничего отвечать. Просто отвернулась и принялась смотреть в окно.
Некультурно?
Ну и пусть.
Он ещё немного посидел рядом, видимо, в надежде на то, что я продолжу общение, но я внимательно пялилась в окно, и через минуту он пересел к Валентине Викторовне и мистеру Робинсону.
А в пансионате все наши были в сборе.
Я зашла к себе в номер, переоделась и направилась в комнату к Рыбиной. Было время обедать, но, так как мы экономили, то сегодня пили чай у неё.
— Ну как там мероприятие? — спросила Сиюткина, ловко нарезая хлеб и сало.
— Свет вырубили, — пожаловалась я, — представьте, вышла к микрофону, сказала «здравствуйте» и микрофон отключился…
— Какой ужас! — посочувствовала Рыбина, — сорвали вам выступление.
— Не только мне, — сказала я и принялась разливать кипяток по чашкам, — там всё мероприятие сорвалось полностью.
— Вот это да! А ещё говорят — Америка! — покачала головой Сиюткина.
— Мне жалко нервов, — вздохнула я, — всю ночь не спала, доклад готовила. Причём на английском же. Переживала. А микрофон сломался.
— А другого микрофона у них не было разве? — удивилась Сиюткина.
— Да там у них всё сломалось. Даже светофоры. Мы в пробке около часа простояли.
— Ну зато вы отстрелялись и Арсений Борисович больше трогать вас не будет, — сказала Сиюткина и добавила, — вам сколько ложек сахара положить?
— Одну, — ответила я и предложила, — слушайте, вот что я думаю по поводу покупок…
Но договорить мысль мне не дали — дверь без стука распахнулась и в номер буквально влетела Белоконь:
— А! Вот вы где! — злорадно выпалила она, — А я-то думаю, отчего это вы на обеды и ужины не ходите!
— Это запрещено? — моментально взвилась Рыбина. — Постановление вышло?
— Это не по-товарищески! — вызверилась Белоконь, — могли бы и мне сказать, что талоны наличкой берёте!
— Мы ничего никому не должны говорить, — ласково и медоточиво пропела Рыбина. — И ни перед кем отчитываться не собираемся!
Видя, как беснуется Белоконь, она прямо наслаждалась ситуацией.
— А то, что на обеды не ходим, так нечего жопу нажирать. Чайку перехватили и достаточно. В нашем-то возрасте, — она демонстративно посмотрела на жопу Белоконь.
— Это вы на что намекаете⁈ — рыкнула та.
— Вообще ни на что, — лучезарно пожала плечами Рыбина и со счастливой улыбкой добавила, — если у вас все вопросы исчерпаны, Ирина Александровна, то извольте покинуть помещение. У нас тут важный разговор.
У Белоконь буквально отвисла челюсть. А Рыбина сделала контрольный:
— Конфиденциальный. Только между своими. Вы же понимаете…
Белоконь вспыхнула и пулей вылетела из номера, напоследок шваркнув дверью так, что аж стены содрогнулись и чай из стаканов расплескался.
— Ну зачем вы над ней так? — пожурила я её.
— А пусть не задаётся! — довольно хохотнула Рыбина. Настроение у неё улучшилось. Да что там говорить, она буквально сияла от счастья.
— Так что вы там говорили о покупках? — с предвкушением обильного шопинга азартно потёрла руки Сиюткина, — меня вещевой рынок интересует.
— Так вот, — я отпила чай и продолжила, — можно поехать в другой пригород. Там, говорят, ещё больше рынок есть. Но ехать дольше.
— И дороже небось? — нахмурилась Рыбина.
— Вот этого я не знаю, — вздохнула я, — но выбор там просто колосальный.
— Нет, давайте не рисковать, — попросила рыбина, — мы на том рынке, что были, там всё есть. А что нам ещё надо⁈ В основном мы всё купили. А на сэкономленные деньги не так много и возьмёшь.
— Да, Зинаида Петровна в принципе права, — поддержала её Сиюткина, — давайте вернёмся на тот самый рынок. Мы его уже знаем. И выбор там тоже хороший.
Я махнула рукой — туда, так туда.
И тут в дверь опять постучали.
Точнее загрохали.
— Я сейчас эту Белокониху убью! — прошипела Рыбина и с предвкушением отставила чашку с чаем.
Дверь распахнулась и на пороге возникла… Аврора Илларионовна.
Губы её подрагивали.
Увидев меня, она завопила:
— Любовь Васильевна! Как это понимать⁈
Я чуть заем на облилась от неожиданности.
— Что вы так кричите под руку, Аврора Илларионовна? — удивилась я, — что случилось?
— Я вас еле нашла! Если бы не Ирина Александровна…
— Я точно её убью! — опять прошипела Рыбина.
— Мне что, по-вашему нельзя к подругам зайти чаю попить? — поморщилась я, — это запрещено? Или чему вы опять возмущаетесь?
— В вашей группе воровство! И только то, что мы находимся в чужой стране, и представляем нашу страну, не позволяет мне вызвать полицию!
— Что ещё за воровство? — всполошилась Сиюткина.
— Мой фен украли! — потрясая феном с ярко-алой ручкой, завопила Аврора Илларионовна. — А он, между прочим, импортный!
У меня сердце аж ёкнуло. Это же его я вчера видела в прихожей у Куща. Неужели он украл? А, с другой стороны, откуда он у Авроры Илларионовны, если я видела его у него в номере? Она что, к нему в комнату вломилась?
Эти вопросы вихрем пронеслись у меня в голове.
А вслух я сказала:
— Ничего не понимаю. Аврора Илларионовна, объясните нормально. Вы кого сейчас обвиняете?
— Кущ украл!
— Этого не может быть! — воскликнула Рыбина, — зачем Фёдору Степановичу ваш фен⁈ Вы его шевелюру видели? Там три волоска! Что там сушить⁈
— Ничего не знаю, — огрызнулась Аврора Илларионовна, — может, он проать решил. Или жене на подарок. Но факт остаётся фактом — он у меня украл фен! Так что будем разбираться!
— А почему вы пришли ко мне разбираться? — удивилась я, — я ваш фен не брала.
— Раз вы тут главная, то и разбирайтесь! — заявила Аврора Илларионовна, а я удивилась. Вот уже второй человек утверждает. Что я лидер в нашей калиновской делегации.
— Хорошо, — поднялась из-за стола я с сожалением отставив чашку с недопитым чаем, — идёмте к Фёдору Степановичу. Будем разбираться…
И мы пошли.
К сожалению, сюрпризы на сегодняшний день не закончились. И как я втайне не надеялась, что Куща не будет дома и получится вопрос отложить до того, как я переговорю с ним наедине — не оправдался.
Кущ открыл дверь и уставился на нашу делегацию с удивлением (а за нами само собой увязались Рыбина и Сиюткина. А поодаль обиженно маячила Белоконь).
— Фёдор Степанович, — сказала я, — вы извините, но я должна спросить вас…
— Это он! Он украл! — завопила Аврора Илларионовна, потрясая феном. — Я вас всех выведу на чистую воду!
— Фёдор Степанович, — опять повторила я, — тут вот Аврора Илларионовна утверждает, что вы украли её фен.
И, чтобы даль ему немного времени обдумать ответ, повернулась к ляховской тёще:
— А кстати, Аврора Илларионовна, откуда вы знаете, что это именно Фёдор Степанович? Почему он? У нас в этом здании много народу проживает или работает.
— Потому что фен был у него в номере! — злорадно заявила Аврора Илларионовна.
Бабы за моей спиной охнули, а я изумлённо спросила:
— Простите, а что вы делали у него в номере? Насколько я понимаю, вы проникли туда без разрешения владельца?
— Ничего подобного! Как вы могли такое подумать! — возмутилась она, — я порядочная женщина, не чета вашим ворам!
— А всё-таки? — не сдавалась я.
— Я горничную попросила проверить, и она сразу нашла! — гордо задрала нос Аврора Илларионовна.
Крыть дальше было нечем.
— Фёдор Степанович, это правда? — тихо спросила я, представляя какой сейчас хай начнётся. — Фен Авроры Илларионовны был у вас в номере?
— Конечно правда, — спокойно кивнул Кущ.
Бабы опять охнули, а Аврора Илларионовна злорадно и торжествующе опять что-то завопила.
— Тихо! — рявкнула я и опять обратилась к Кущу, — как вы можете это объяснить?