— А я не умею, — растерянно протянула Рыбина.
— Я тоже не умею, — сказала Белоконь, — но, надеюсь, Любовь Васильевна научит. Правда же, Любовь Васильевна?
Я кивнула, мол, правда.
И мы устремились навстречу его величеству шопингу.
И понеслось.
Но как мы не торговались, как не старались, улыбчивые продавцы сбрасывали сущие копейки. Так как денег у нас было маловато, то купить удалось не так чтобы и много. Я взяла всем детям по три футболки (Ричарду — черную, серую и белую с зомби и черепами, Анжелике — розовую, белую и фиолетовую с цветочно-геометричными принтами, а Изабелле — салатовую, малиновую и голубую с Микки-Маусом и принцессами). Удалось практически за два доллара взять три бейсболки с непонятной эмблемой. Очевидно, они были от какого-то спортивного клуба, поэтому продавец сбыл мне их с видимым облегчением. Джинсы Ричарду я тоже купила сразу. А вот для девчат денег осталось впритык. Нет, у меня были в запасе деньги, полученные за «помощь» в поступлении нерадивых чадушек в колледж, но тратить их в первые дни на шмотки я не хотела. Поэтому взяла с собой лишь небольшую сумму. Которая истаяла моментально. А ведь ещё надо любашиному отцу подарок купить. Он-то отнекивался, мол, не вздумай, доча, куда мне, мол, старому. Но я же прекрасно понимаю, что если обделю его, то обид будет — что ой. Старики, они же как дети. Им не подарки нужны, а понимание, что эту вещь выбирали именно для них. Внимание и забота.
В общем, с деньгами я прокололась конкретно. Надо было, конечно, больше брать с собой. Нет, в Америку я их все взяла, но спрятала в комнате, где мы теперь жили (скрутила в тугой рулончик и сунула в трубу от карниза — самый надёжный способ, никто никогда не найдёт).
Белоконь взяла три пары мужских джинсов и две футболки и на этом тоже иссякла. Больше всего нагребла Рыбина — та прикупила себе и мужу джинсовые куртки, а детям — джинсовые брюки и бейсболки. На остальное денег тоже не хватило.
И сейчас мы шли обратно, тяжко вздыхая.
— Вот почему нам суточные не выдали наличкой! — возмущалась Белоконь. — Кормят всех вместе. А мне не надо столько еды, как мужикам! Мне бы два раза в день чаю попить с печенюшкой вполне хватило бы. Чай я с собой из дома взяла. А на эти деньги я бы лучше ещё ангорский свитер прикупила и тот плащ. Вы видели какой там был кожаный плащ? Он же бирюзового цвета! Такого в Калинове ни у кого точно нету!
— Вот потому наличку и не выдали, — усмехнулась я, — за эти две с половиной недели вы бы, Ирина Александровна, себя точно голодом уморили бы.
— Ой, да какой голод! — отмахнулась та, — знаете, я, когда училась, у меня стипендия была совсем крошечная. А тут как раз в универмаг туфли выбросили, югославские. И я пошла и купила. Ещё и у Машки червонец заняла. Так мне потом пришлось почти два месяца на одних макаронах сидеть. Раз в день ела. Но тогда можно было в нашу столовку ходить — там хлеб на столах был бесплатно. И чай наливали тоже бесплатно. Вот так и я продержалась. И ничего, не умерла.
— Сколько вам тогда лет было, Ирина Александровна? И сколько сейчас? — покачала годовой я, — все лучшие американский шмотки не стоят загубленного здоровья.
— Но плащ… бирюзовый… — печально вздохнула Белоконь.
— Ой, девочки, смотрите! Красота какая! — восхищённо выдохнула Рыбина, во все глаза разглядывая спешащую навстречу прохожую, — как она всё под цвет подобрала! Я тоже розовую юбку хочу. Всю жизнь мечтала о такой!
Я посмотрела на кричаще-розовый прикид явно немолодой женщины с ярко-подведённым ртом и ничего не сказала. А вот Рыбина и Белоконь восхищённо заохали.
— Так, девочки, — строго велела я, вытаскивая карту, — двухминутная остановка. Сейчас я посмотрю, где тут автобусная остановка. Вы стойте рядом. Видите, какое здесь движение?
— Так вон же остановка! — показала пальцем Рыбина, — вон и автобус отъехал!
— Зинаида Петровна, — мрачно сказала я, — нужно понять, где остановка конкретного автобуса номер двести шесть-Б. А то ещё уедем куда-то на Аляску.
— До Аляски автобусы из Бруклина не ездят… — затупила Рыбина и добавила очередной «перл». — Это же далеко.
Пока мы препирались, Белоконь отошла на два шага и с облегчением поставила тяжелую сумку на бордюрчик, отделяющий тротуар от дороги. И тут неожиданно к ней бросилась собачонка и принялась злобно лаять, нападая на сумку с джинсовыми подарками в попытке её цапнуть.
— А ну пошла вон! Пошла вон, я сказала! — вызверилась Белоконь и попыталась отпихнуть собачонку от своих вещей.
Та, заливаясь ещё более яростно, не послушалась и продолжила атаковать.
Тогда Белоконь, гневно взревев, ухватила шавку за волочащийся поводок и приподняла её в воздух.
Та отчаянно заверещала на самой высокой ноте, мотыляя в воздухе кривоватыми лапками-сосисками.
Моментально сзади раздался полицейский свисток. Рядом с полицейским истошно вопила какая-то дамочка. Белоконь застыла на месте злодеяния, продолжая преступно держать собачонку в воздухе.
Женщина, очевидно, хозяйка собачки, налетела на нас и что-то быстро-быстро залопотала на английском.
— Девочки, кто-то её понимает? — растерянно спросила Белоконь, но собачку, которая зло рычала и ярилась, так и не отпустила.
— Думаю, это хозяйка собаки и сейчас у нас будут проблемы, — пробормотала Рыбина и с упрёками набросилась на Белоконь, — вам же Любовь Васильевна сказала рядом стоять. Зачем вы эту собаку ловить начали?
— Так она на меня набросилась! Чуть вещи не порвала! — попыталась пояснить растерянная Белоконь, не зная, отбиваться от злобной хозяйки и полицейского или от Рыбиной.
Полицейский что-то нам говорил, что-то спрашивал.
К сожалению, от стресса весь мой английский моментально улетучился, что уж говорить про Рыбину и Белоконь. На ум почему-то лезло только «Ханде хох» и «даст ис фантастишь». Но понятное дело, говорить это полицейскому я не стала.
В общем, потащили нас в участок, разбираться.
Пока выясняли, почему мы не отвечаем, пока ждали переводчика, прошло около двух часов. Всё это время я переживала, что дело плохо может закончится, ведь хозяйка собачонки была настроена крайне враждебно и решительно. Поэтому, пока Рыбина и Белоконь переругивались между собой, я сидела и пыталась найти выход из ситуации. Но ведь и хозяйка, и полицейский собственными глазами видели, как Белоконь вздёрнула собачку в воздух. И вот как теперь отмазаться? Платить штраф ужасно не хотелось. Денег было жаль, да и скандал потом будет, что ой.
Наконец, переводчик пришел. Это был приземистый мужчина с оттопыренными ушами и печальными библейскими глазами.
— Михаил Давидович, — вежливо представился он нам и принялся переводить.
Хозяйка собачки набросилась на нас с претензиями, бедный Михаил Давидович еле-еле успевал переводить. По версии хозяйки, Белоконь набросилась на собачку и принялась её душить, чем ввергла несчастное животное в стресс, и, мол, теперь ей придётся возить её к психологу и по врачам.
— А что, бывают собачьи психологи? — обалдела Белоконь, которая так разнервничалась, что руки её мелко дрожали.
И тут меня осенило:
— Ирина Александровна, отвечать буду я. А вы молчите, пока я не разрешу. Вам это ясно? — шепнула я Белоконь, пока Михаил Давидович разговаривал с полицейским и хозяйкой собачки.
— Миссис Томпсон говорит, что лечение бедного животного обойдётся в крупную сумму, на которую она согласна, чтобы вы возместили, — сказал переводчик, промокая взопревшую лысину клетчатым носовым платком, — и тогда она не будет писать заявление в полицию.
Он посмотрел на нас и тяжело вздохнул:
— Я бы посоветовал вам соглашаться. Иначе сейчас такое начнётся…
— Михаил Давидович, переведите, пожалуйста, — попросила его я, — скажите этой женщине, что произошло недоразумение…
Он перевел, и женщина аж подпрыгнула от негодования, взвизгнув что-то явно нелицеприятное.
Но я неумолимо продолжила:
— Переводите ей, Михаил Давидович, мои слова. Из-за того, что она проявила преступную небрежность и отпустила бедное животное, оно выскочило на проезжую часть и чуть не погибло под колёсами автомобилей. А Ирина Александровна ценой невероятный усилий успела схватить поводок и спасти жизнь животного, по сути рискуя собой. Потому что по инерции, от рывка поводка, она чуть сама не попала под колёса. Мы это видели. Да хоть сами посмотрите, какие неустойчивые у неё каблуки. И передайте миссис Томпсон, пусть поблагодарит Бога, что Ирина Александровна сама не погибла. И ещё переведите, что нам удивительно и странно вместо слов благодарности слышать оскорбления и подозрения, и что в благодарность за спасение собаки нас повели в полицейский участок. Что мы никогда даже не представляли, что в Америке такие законы по отношению к иностранцам.
Михаил Давидович сдавленно то ли квакнул, то ли хрюкнул, но оставил мои слова без комментариев и принялся торопливо переводить.
Буквально через пару минут атмосфера в помещении изменилась — хозяйка собачки покраснела и принялась бормотать извинения. Полицейские напоили нас чаем с пончиками.
А когда мы уже выходили из участка, миссис Томпсон что-то робко пролепетала и полезла в сумочку.
Михаил Давидович, который вышел с нами тоже, перевёл:
— Миссис Томпсон сожалеет об этом досадном недоразумении и благодарит вас за спасение Джекки. И просит принять от неё небольшую компенсацию.
Американка ткнула мне в руки несколько купюр и резво побежала по ступенькам, бережно прижимая к себе собачонку. Михаил Давидович раскланялся с нами и устремился следом.
А я посмотрела на деньги: четыреста пятьдесят долларов.
— Девочки, — хрипло сказала я, — кто там говорил, что на плащ и розовую юбку не хватает? Разделим на троих поровну и возвращаемся к китайцам! Шопинг ждёт нас!
Глава 2
Мы возвратились домой, овеянные славой, аки Цезарь после взятия Алезии. Когда наши увидели нас, взопревших и груженных объемными баулами — удивлению их не было предела. А когда Белоконь, а вслед за нею и Рыбина, начали наперебой, хвастливо вытаскивать многочисленные вкусно шуршащие пакеты и показывать свои бесконечные покупки — то и зависти.