— Ого! Фирма! — уважительно сказала Анна Александровна, которая тоже была в вестибюле и слушала наш разговор.
— Ага! Здесь всё фирма! — похвалилась Белоконь, — мы и завтра ещё пойдём, а то я с собой денег много не брала. Да и мы пришли поздно, магазин уже почти закрывался.
— А вы можете и меня взять? — тихо и даже как-то робковато попросила Анна Александровна смущённым голосом, — я бы тоже дочери такой костюм купила бы. Я не буду вам обузой, я быстро хожу и задерживать никого не буду.
— Возьмём, не переживайте! — успокоила её Белоконь, — завтра после завтрака будете готовы. Сразу и пойдём!
— Я тоже пойду с вами! — заявила Аврора Илларионовна. — И Ларису возьму.
— О нет, Аврора Илларионовна, — ехидно ответила Белоконь, — у нас с вами завтра никак не получится.
— А как же я найду магазин? — рассердилась та, — я же не знаю, где он.
— А вы своих друзей попросите, они вас проведут, — язвительно влезла Рыбина.
— Каких ещё друзей? — не поняла Аврора Илларионовна.
— Ефима Фомича и Фёдора Степановича, — поддакнула Белоконь и расхохоталась.
Все остальные подхватили, даже Анна Александровна смеялась.
Аврора Илларионовна насупилась и поджала губы.
— Да, эти уж точно проведут куда надо! — хохотнула Сиюткина. Она сильно невзлюбила Аврору Илларионовну и тоже не удержалась от шпильки.
Лицо той стало свекольно-алым.
Я аж побоялась, что её удар сейчас хватит.
Все смеялись. И смеялись над Авророй Илларионовной. Уж этого она допустить не могла.
— Роман! Роман, иди скорее сюда! — заверещала она на весь вестибюль.
Когда появился Ляхов, она, тыкая пальцем то на Сиюткину, то на Белоконь, прошипела:
— Они хамят! Мне! Ты представляешь. Роман⁈
Ляхов посмотрел на тёщу нечитаемым взглядом и промолчал.
— Роман! Разберись! Скажи же им что-то! — набросилась на него возмущённая Аврора Илларионовна. — Это недопустимо!
На миг в вестибюле воцарилось молчание.
А затем Роман Александрович сказал:
— Аврора Илларионовна, идите в комнату. Нечего людей смущать.
— Да ты… ты…! — задохнулась от возмущения Аврора Илларионовна.
Тогда Ляхов аккуратно, но крепко и настойчиво взял её за локоток и повлёк к выходу в коридор. На пороге он обернулся и сказал нам сожалеющим голосом:
— Извините её, товарищи. Аврора Илларионовна, очень пожилой человек. Плохо себя чувствует и не понимает, что говорит. Возраст, знаете ли…
А наутро вернулись Кущ и Комиссаров. Доказательств их вины не нашли. Кроме того, Ляхов написал заявление, что тёща у него в периодическом неадеквате. Ну и большим плюсом было то, что и в других городах и штатах начались прорывы канализаций.
Поэтому их оправдали и выпустили.
— Ну что, как там, на тюремных харчах? — шутливо поддел их Пивоваров, когда мы собрались у меня в комнате обсудить последние события.
— Вы знаете, Пётр Кузьмич, у нас так в санаториях не кормят, как у них в тюрьме, — вздохнул Кущ. — Удивительное дело!
— Так может ты обратно хочешь, а, Федя? — усмехнулся Пивоваров.
— Нет! Уж лучше я буду на одной картошке сидеть, но дома и на свободе, — развёл руками Кущ.
Домой мы улетали после обеда. Но от пансионата автобус нас забирал прямо с утра, сразу после завтрака. Это было связано с порывами канализаций и проблемами на дорогах. Хорошо, что аэропорт находился за городом и лавина дерьма туда ещё дойти не успела. Иначе я даже не знаю, как бы мы и улетели.
Я уселась на чемодан и с усилием стянула ремень.
Вот и всё.
Окинув внимательным взглядом номер — не забыли ли что, я с облегчением выдохнула, смахнула пот со лба и плюхнулась на кровать. Еще целых полчаса до автобуса, так что надо хоть немножко полежать, отдохнуть. А то в ближайшие дни уж точно не получится, дорога длинная и тяжелая.
— Мама Люба, — в комнату вошла Анжелика с двумя увесистыми книгами в руках, — а куда книги положить?
— Зачем? — нахмурилась я, у нас уже и так был перевес.
— Да это мне Флорес на прощание подарила, — сказала Анжелика, — на английском языке, рассказы американских писателей.
— Ох, не знаю, Анжелика, — расстроилась я, — думаю, нужно оставить их здесь. Другие гости сюда приедут, вот и почитают.
— Но это рассказы…
— У нас перевес будет, — упёрлась я, — нам доплачивать за лишний багаж уже нечем!
— Потому что ты шмоток набрала! А это — книги! — взвилась Анжелика. — Классика! На английском!
— Барахла, в основном, я набрала тебе, твоему брату и твоей сестре, — сурово отчеканила я, — и совсем не обязательно на меня кричать так, Анжелика. Хочешь книги забрать, ладно, я не против. Давай заберём, раз надо. Тогда раскрывай чемодан, вытащи дублёнку и положи книги. За лишний багаж мне платить нечем!
— Но как…
— А вот так! — сказала я, — сама решай, или книги, или дублёнка.
— Ладно, я попрошу миссис Вайт, чтобы она по почте мне выслала.
— Вот и прекрасно, — улыбнулась я, — видишь, как хорошо вопрос решился. И совсем не обязательно было на меня так кричать.
— Прости, мама Люба, — покаянно сказала Анжелика, подошла ко мне и обняла, — прости меня пожалуйста, я вся на нервах и злая сегодня.
— Я вижу, — сказала я, — перед дорогой волнуешься?
— Нет… — замялась Анжелика, а потом тихо добавила, — просто мама так и не приехала…
Самолет взлетел, постепенно набирая высоту. Я посмотрела в иллюминатор, где остался плавающий в дерьме Нью-Йорк и тихо-тихо, на грани слышимости прошептала:
— Вот так! Плавай в дерьме теперь! Ведь это так символично! И это — только начало, я точно знаю…
Глава 17
Родной Калинов (уже родной, ох, как время-то бежит!) встретил нас косыми струями дождя. Ветер щедро бросал прямо в лицо порции острой холодной воды, не жалея никого. Пахло землёй и карамелью.
— Вот мы и дома! — морщась от назойливого ливня, счастливо улыбнулся Пивоваров.
— Ага, — выдохнула Сиюткина и аккуратно вытерла лицо шарфиком, стараясь не размазать помаду. Она всегда, в любой ситуации, старалась выглядеть уместно и прилично, даже когда выпускала долгоносиков в парке Нью-Йорка.
— Завтра на работу, — вздохнула я, — хоть бы не проспать после такой дороги…
Я повернулась к Анжелике:
— Давай прощаться и пойдём домой. По дороге только хлеба надо не забыть взять.
— Но наши же знают, что мы сегодня возвращаемся, — легкомысленно отмахнулась Анжелика, — думаешь, они хлеба не купили⁈ Ох! Борща хочу!
Я промолчала. Не стала объяснять, что дома, по всей видимости, никого и нету. Ричарда и Изабеллу отобрала опека, а дед Василий вряд ли будет просто так в городе сидеть, однозначно в деревню до нашего возвращения подался. Так что с борщом придётся подождать.
Мы распрощались со всеми и заторопились домой.
— Ох и льёт! — ныла Анжелика по дороге. Она уцепилась за чемодан и еле-еле тащила его, а в другой руке держала зонтик. От ветра зонт выгибало то внутрь, то наружу, и он не столько защищал её от воды, сколько мешал тащить увесистый чемодан. А на плече у неё ещё болталась сумочка, набитая так, что еле-еле закрывалась. Что, конечно же, не добавляло ей мобильности.
Я все понимала. И даже сочувствовала. Но ничего поделать не могла: сама тащила в каждой руке по чемодану. И ещё рюкзак за плечами. Я поступила мудрее, увидела, что дождь серьёзный и плюнула на все эти зонтики. И так, и так вымочит. Но без обузы в виде выворачивающегося зонта всё равно идти легче.
Идти от автобусной остановки было неблизко, хоть и недалеко — каких-то два квартала. Если бы не дождь, то дошли бы нормально. А так еле-еле плелись.
— Вон магазин, — прохрипела я, — давай зайдём.
— Да зачем⁈ Ну что ты вечно придумываешь⁈ — возмутилась она.
— Надо, — твёрдо велела я, — примета такая.
— Примета! Взрослый человек, а в приметы какие-то детские верит, — ворчала Анжелика, но послушно пошла за мной в продуктовый.
Хлеба уже, в такое время, не оказалось — то ли разобрали, что ли ещё что. Поэтому я взяла пачку пряников и какие-то две присохшие булочки. Стащила мокрый рюкзак и принялась засовывать всё внутрь.
Анжелика осуждающе смотрела на меня, мол, дурью тётка мается. А я всё никак не могла рассказать ей.
Решила, что сама всё увидит. А под дождём нечего разговоры такие разводить. Вон она ещё из-за Машки не отошла — всю дорогу глаза на мокром месте. Я же видела.
Родной подъезд встретил нас темнотой и запахом прокисшей то ли капусты, то ли непонятно чего.
— Света нет. Лифт не работает. Придётся наверх с сумками переться, — простонала Анжелика.
— Остался последний рывок, и мы дома, — успокоила её я.
Мы, постанывая и кряхтя, поднялись на свой этаж. Я вытащила из кармана заранее подготовленные ключи и принялась в темноте шарить замочную скважину.
— А постучать не пробовала⁈ — не выдержала Анжелика, — восемь часов вечера, они ещё не спят!
Я не стала отвечать. Тем более, ключ, наконец, вошел, и я отперла дверь.
— Заходи, — сказала я и первая вошла внутрь.
— Ричард! Изабелла! Дедушка! — радостно воскликнула Анжелика, — Привет! Мы вернулись! А угадайте, что мы вам привезли⁈
Дом ответил ей тишиной.
— Спят, что ли? — удивилась она.
Я тем временем пыталась нашарить коробку спичек. Мы хранили их всегда на полочке, где ключи. Дед Василий любил выйти подымить табачищем, и постоянно не находил, где спички, поэтому они у нас лежали на всех возможных и доступных местах, главное, чтобы не достала Изабелла.
Пока я зажигала спичку, пока разувалась, Анжелика сбросила кроссовки и заскочила в комнату.
— А где все⁈ — удивилась она, выскочив в коридор и ещё раз крикнула, — Деда Вася! Ричард! Изабелла! Ау!
Тем временем я сняла промокшую куртку и пошлёпала на кухню (тапочки не одевала — носки промокли насквозь).
Там я с трудом, но отыскала огрызок свечи. Как-то позабыла, что в это время начались длительные отключения света. А после Америки, с её комфортом, всё это вообще вылетело из головы (надо будет завтра хоть свечами запастись впрок).