— Спасибо, — пролепетала я.
Мысли роились в голове, словно потревоженные пчёлы.
И вот что мне теперь делать? Ну, по поводу себя я не переживала даже. Знала, что невиновна. Но как быть теперь с детьми? Я же должна забрать сейчас Изабеллу и на завтра договорилась за Ричарда.
Чёрт!
Ведь факт того, что я нахожусь под следствием, уже даст повод этому Петрову утверждать, что детей он изъял правильно и что я неблагонадёжна.
Божечки, божечки! И что мне делать теперь?
Я чуть не плакала.
Но при всём при этом я сказала, обращаясь и ко второму:
— Может, пока я буду собираться, вы за эти двадцать минут хоть чаю попьёте? А то замёрзли небось, пока ждали.
— Не положено, — чуть мягче усмехнулся первый.
— Ну, ладно, как знаете, — поржала плечами я и кивнула второму, — Идёмте?
Мы вошли в квартиру. Я надеялась, что Анжелика уже дома. Но её не было. Очевидно, задержалась в колледже, чтобы похвастаться поездкой подружкам.
Ладно, я ей напишу записку.
А вот что делать с Изабеллой и Ричардом — ума не приложу.
Но я не позволила себе вдаваться в панику. Взяла сразу себя в руки — в камере потом вволю напричитаюсь. Всё равно делать там больше нечего.
Я споро собрала себе небольшой пакет с вещами. Взяла чистое сменное бельё (если честно, два комплекта), положила кусочек мыла, зубную щётку и пасту, небольшое полотенце, шерстяные носки, расчёску и маленький тюбик крема для рук. Переоделась в спортивный костюм, причём надела старенький, у меня был новый, но я в нём ездила в Америку и ещё не постирала.
— Я готова, — вышла я на кухню, где Иванов таки пил чай. — У меня ещё пять минут. Можно я дочери записку напишу?
— Только быстро, — кивнул Иванов и потянулся за пряником.
' Дорогая дочь, — писала я в записке, — произошло какое-то недоразумение и меня взяли под следствие. Ничего страшного, не беспокойся. Они разберутся и выпустят меня. Но это пройдёт дня два-три. К этому письму я прилагаю записку от служащей отдела опеки и попечительства. Срочно найди Петра Кузьмича или Олега (но лучше Пивоварова, он в курсе) и идите с ним за Изабеллой (только одежду и обувь ей возьми). Она находится в неврологическом диспансере, там есть отделение для инвалидов. Покажете записку завотделением и скажите, что с Александрой Викторовной Шмаковой всё согласовано (это начальник отдела опеки и попечительства из роно). Она завтра с ними сама свяжется. Заведующего отделения неврологии зовут Иван Иванович.
Белку поцелуй от меня.
Кроме того, пусть Пётр Кузьмич найдёт машину, и вы завтра с ним в 8.30 должны быть в роно у Шмаковой. Поедете в село Балобаново за Ричардом. Если можно, то пусть Пивоваров сам едет за ним. Доверенность я прилагаю.
В холодильнике в морозилке пельмени. Овощи в нижнем ящике, потом сваришь суп, Белку хорошо кормить надо.
Одевайся тепло и не забывай выключать конфорки, когда из дома выходишь. И докупи свечей, у нас всего две осталось.
Держись, ты у меня девочка умная. Справишься. Я в тебя верю.
Целую.
Твоя мама Люба'.
Я показала записку Иванову, что ничего крамольного там нету. Написала доверенность на Пивоварова и подняла голову:
— Всё. Я готова идти.
Мы вышли из подъезда. Скажу честно, руки мои дрожали и сердце болело и ёкало.
— Пройдите в машину, — велел первый милиционер (имени я его не знала).
— Иду, — покладисто сказала я и заторопилась, чтобы не бесить их. Спасибо им и так, что разрешили собраться и записку ребёнку написать.
— Любовь Васильевна! Люба! — в спину ударил окрик.
Я обернулась — к нам спешил Пивоваров.
— Что происходит? — нахмурился он.
Милиционеры переглянулись, а я быстро им сказала:
— Это Пётр Кузьмич Пивоваров. Он юрист из «Союза истинных христиан».
— Сегодня был убит Всеволод Спиридонович Драч, — нехотя произнёс первый, — вас вызовут для показаний.
— Как убит? — схватился за сердце Пивоваров. Он вытаращил глаза и стал похож на обалдевшего сома, выброшенного на берег.
— Проходите, гражданочка, — тем временем велел мне Иванов и раскрыл дверку УАЗика.
— Пётр Кузьмич, вот ключ от квартиры, — успела сказать я, — там я записку Анжелике оставила. Очень прошу, подмоги нам!
— Да вопросов нет, конечно, помогу, — кивнул Пивоваров и нахмурился, — простите, а на каком основании вы задерживаете Любовь Васильевну?
— Не положено! — отрывисто рявкнул первый милиционер.
— Я её юрист, мне положено, — жёстким тоном возразил Пивоваров. — У вас же ещё не доказано, что Скороход является соучастницей преступления? Поэтому, я беру её на поруки.
— Всё равно нужно проехать в отдел для оформления документов и дачи показаний.
— Ну, так поехали. Чего мы ждём? — Пивоваров пожал плечами и первым полез в УАЗик.
И мы поехали.
Скажу честно, присутствие Пивоварова здорово подняло мне боевой дух. Во всяком случае руки так уже не дрожали. Хотя сердце всё ещё ёкало. Я пожалела, что не взяла таблетки.
— Пётр Кузьмич, — тихо сказала я, — у вас валидол какой-нибудь есть?
— Нитроглицерин только, — также тихо ответил он, протягивая мне таблетки, и добавил, — ты так не волнуйся, Любаша. Мы с тобой и не из таких передряг выбирались. Сейчас оформим тебя на поруки. А там, я уверен, ребята разберутся. Ты же не убивала?
— Нет, конечно, — печально усмехнулась я.
— Разговоры не положены, — извиняющимся тоном сказал Иванов и для дополнительной аргументации развёл руками.
— А я тебя помню, Сеня, — задумчиво сказал ему Пивоваров. — Я же отзыв на твою дипломную работу когда-то давал.
— Я знаю. Спасибо вам, Пётр Кузьмич, — смущённо пробормотал Иванов. — Если бы не ваша поддержка, не видать мне красного диплома.
Хорошо, что первый мент сидел рядом с водителем, машина сильно гудела и наш разговор он не слышал.
— Так что там случилось с Драчом? Как это он умереть через убийство умудрился?
— Я не могу рассказывать, — вздохнул Иванов Сеня. — Вы же знаете.
— Да знаю я, — махнул рукой Пивоваров и хитро добавил тоном змея-искусителя, — но своему оппоненту дипломной ты доверять можешь.
— В одиннадцать утра его обнаружили мёртвым, — тихим шёпотом, чутко оглядываясь на сидящего впереди милиционера, начал рассказывать Иванов. — Свидетели утверждают, что видели, как подозреваемая выходила из библиотеки.
Он кивнул на меня.
— А свидетели, это кто?
Иванов смущённо покраснел и просемафорил глазами, мол, не имею права рассказывать.
— Не Маринка ли? — понятливо хмыкнул Пивоваров.
Судя по вытянувшемуся лицу Иванова, это точно была лучезарная Марина.
— Во бабы дают, — осуждающе покачал головой Пивоваров и добавил. — В одиннадцать, говоришь?
Иванов кивнул.
— А что медэксперт говорит?
— Смерть наступила между десятью и одиннадцатью часами, — прошептал Иванов и опять пугливо зыркнул на переднее сидение — не слышит ли его коллега.
— Ты во сколько у него была? — повернул голову ко мне Пивоваров.
— До десяти где-то, но точно не скажу, — задумалась я, пытаясь вспомнить. — Я сперва сходила на работу, пошла к восьми, думала планёрка будет, но там света не было. Затем я забежала в роно.
— Это по дороге. Примерно минут пятнадцать. А потом? — нетерпеливо подтолкнул меня к ответу Пивоваров.
— Потом я решила сходить в Дом молитв. Думала, что вы уже там.
— А я ходил в поликлинику, — объяснил Пивоваров. — Что-то от всех этих путешествий опять желудок заболел. Там пока очередь отсидел, время прошло. А потом сразу к тебе пошел.
— Ну и всё, — ответила я, — а затем меня позвал Всеволод Спиридонович. Мы поговорили в библиотеке, примерно минут пять-десять. К нам ещё сестра Инна заглядывала. Что-то о насосах спрашивала, точно не помню. И я сразу ушла.
— Ну вот сам смотри, Сеня, — тихо повторил за мной Пивоваров, — Люба была до десяти. Потом ушла. После неё там кто угодно мог быть. И не раз.
— Да я понимаю, но показания…
— Да погоди ты со своими показаниями! — даже рассердился Пивоваров, — показания потом на всех всё равно перепроверять будешь. Я ведь тоже могу дать показания. Ты, главное, Сеня, поспособствуй, чтобы Любу сейчас на поруки отпустили.
— Вам на поруки? — деловито прищурился Иванов.
— Конечно, мне, — усмехнулся Пивоваров. — А уж я прослежу. Порядок будет, не беспокойся. Ты же меня знаешь.
Иванов согласно кивнул, мол, знаю, и у меня аж отлегло.
Остаток дороги мы доехали молча.
Не буду долго рассказывать, но в участке вопрос с тем, что меня отпускают на поруки, решился неожиданно быстро и легко. Мне повезло, финансирование на содержание заключённых было очень уж ограниченным, поэтому меня отпустили даже с облегчением.
И вот мы вышли из участка.
Я вдохнула воздух свободы и облегчённо улыбнулась.
— Так что там у тебя дома опять случилось? — деловито спросил Пивоваров и уточнил, — что-то серьёзное? С отцом хоть всё в порядке?
Про отца говорить было стыдно, но руки до него ещё не дошли. Поэтому я ответила по существу, игнорируя его вопрос:
— Сейчас надо вернуться домой. Там осталась записка от опеки, заберу. И потом я должна сходить за Изабеллой.
— Нашла её?
Я кратко пересказала мои утренние «приключения».
— Я с тобой пойду, — непререкаемым тоном сообщил мне Пивоваров.
— Я на вас на завтра рассчитывала, — осторожно сказала я, — мне завтра помощь юриста может понадобиться. Особенно если этот Петров на принцип пойдёт.
— За завтра ты не беспокойся. Твоя эта Шмакова его сама по асфальту раскатает, — скептически хмыкнул Пивоваров. — А вот в больнице всё, что угодно быть может. Понимаешь, Люба, для завотделением записка от опеки — это ещё не повод инвалида отпускать. Несовершеннолетнего инвалида, между прочим.
У меня вытянулось лицо, а Пивоваров торопливо меня успокоил:
— Да не переживай ты так, я же с тобой иду. У тебя деньги из поездки ещё остались?