Я подняла голову и увидела какую-то тётку: в глубоких калошах, тёмном платке и старой «рабочей» одежде — понять, сколько ей лет было невозможно.
— К отцу приехала? — ворчливо спросила она.
— Угу, — кивнула я.
— А здесь чего уселась? — с подозрением покосилась на меня тётка.
— Да вот, сами же видите, гостинцев набрали из города, сумки какие тяжёлые. Так дети побежали к отцу за велосипедом. А я вот жду сижу, — вежливо ответила я. Тётка почему-то начала раздражать.
— Дети… — неожиданно зло проворчала тётка, — своего бросила, так теперь хоть чужими сердце успокоила…
Я хотела ответить ей резко, но усилием воли сдержалась. Всё-таки не я его бросила, а Любаша.
— А Пашка-то твой уехал, — злорадно сказала она. — Теперь уж и не увидишь его.
— Куда? — невольно вырвалось у меня.
— В Уругвай! — выпалила тётка и злорадно посмотрела на меня, — это на другом конце земли!
— Вот и хорошо, — ответила я.
Тётка, увидев, что я не бьюсь в истерике, а наоборот — восприняла всё это равнодушно, сердито сплюнула и ушла.
А я осталась сидеть и думать.
Ну вот, последняя ниточка, ведущая к Любашиному сынку, оборвана. Уругвай — это слишком уж далеко. Вряд ли он ещё хоть когда-нибудь вернётся обратно. А жаль. Ведь я так и не успела с ним познакомиться.
Мысли мои перескочили на моего Пашку. Вспомнилось, как он был маленький, как не хотел идти в детский сад и приходилось обманными средствами убеждать его. Как вернулся из армии, весь такой возмужавший и я так гордилась ним.
Как оно ни есть, а сына я воспитала достойным человеком. Если бы не его преждевременная смерть…
Мои печальные мысли прервало появление Ричарда с велосипедом.
— Чего так долго? — по привычке спросила я.
— Ой, да там девки такой театр устроили! — снисходительно хихикнул Ричард, пристраивая сумку на багажник, — обнимашки, слёзы, сопли, еле смог вырваться.
— Ну это тоже надо, — усмехнулась я и повесила сумку поменьше на руль, — девочки же. Соскучились за дедушкой. Да и столько всего произошло за это время, хотят поделиться.
Так, болтая, мы доехали до двора, где проживал Любашин отец.
— А чего так долго не приезжала? — спросил Любашин отец словно-бы, между прочим, но за его деланно-равнодушным тоном нет, нет, да и проскальзывала нешуточная тревога и даже какая-то ревность, что ли.
Мы сидели с ним на низеньких чурбачках во дворе и чистили рыбу, которую Любашин отец вместе с Ричардом наловили вчера на новые спиннинги. Точнее рыбу чистила я, а дед Василий просто сидел рядом и проводил допрос. Большой оцинкованный таз был уже заполнен наполовину, а рыба, кажется, всё не кончалась.
— Да там у нас, в «Союзе истинных Христиан» старейшину убили, — объяснила я, ловко выхватывая очередную извивающуюся рыбину из ведра, — так все прихожане были в списке подозреваемых и с нас взяли подписку о невыезде. Вот потому и не могла. Нельзя было.
Я стукнула рыбу по башке, та моментально утихла, и я принялась торопливо счищать чешую. Рядом, подняв хвост трубой, ходил раздувшийся от обжорства кот и периодически тревожно вопил, чтобы и о нём не забывали.
— А сейчас, значит, можно? — дед Василий поймал кота, усадил себе на колени и погладил по голове морщинистой рукой с разбитыми от многолетней тяжелой работы покрасневшими суставами пальцев.
Кот вместо того, чтобы заурчать, как и положено в таких случаях всем порядочным котам, проводил внимательным взглядом, как я вспариваю рыбе брюхо, и его хвост при виде пахучих кишок нервно задёргался туда-сюда.
— Да, убийцу нашли, — я аккуратно отделила икру, а комок потрохов швырнула в рыбьи отходы, и он со смачным звуком шлёпнулся в старое ржавое ведро.
Кот возмущённо заверещал, а я взяла следующую рыбину.
— И кто же это? — дед хотел погладить кота ещё, но тот, могучим усилием, извернулся, выскользнул из рук старика и подскочил ко мне, оглашая весь двор требовательным мяуканьем.
— Да ты его всё равно не знаешь, — я тяжко вздохнула, наклонила ведро, кот зубами ухватил кишки и, злобно урча, потащил их куда-то под забор.
— Ну так всё равно интересно, — усмехнулся старик.
Сейчас он был в новом американском комбинезоне и очень гордился обновкой. Особенно ему нравилась красочная лейбла какой-то компании на переднем кармашке. На голову он надел оранжевую бейсболку и стал похож на солидного фермера из Алабамы.
— Да заместитель это его. Молодой, да ранний. Там сплошные амбиции и ноль ума. Хотел стать старейшиной сам. Вот и грохнул старика.
— Ох, Любка, а я ведь сразу говорил, что не нужна тебе эта секта, — укорительно покачал головой дед Василий, — да кто ж старого батьку послушается. Мы с твоей мамкой сколько жили, ни в какие секты не ходили, в партию Ленина верили, и вас с Тамаркой также воспитывали. А теперь что получилось — ты в секте, Тамарка так вообще…
Он сбился с мысли и тяжко вздохнул.
— Не переживай, — успокоила старика я, — в эту секту я пошла только ради того, чтобы бесплатно съездить в Америку. Вот съездила, и теперь уже всё.
— И вот надо было тебе ехать туда? В такую даль. — Дед Василий вздохнул.
— Анжелика хотела родную мать увидеть, — сказала я, умолчав о наших «канализационно-долгоносиковых» похождениях.
— А если бы эта мать её забрала? — нахмурился он.
— Не забрала бы, — беспечно отмахнулась я, — вон про Белку даже не спросила ни разу.
— А зачем же ты возила тогда Анжелику?
— Она должна была сама всё увидеть и расстаться с иллюзиями, — сказала я. — Ну и вот. Увидела. Рассталась. А теперь она спокойно будет жить, учиться, работать и не надеяться на всякие глупые воздушные замки.
И тут меня словно подкинуло. Я почувствовала спиной взгляд.
Моментально обернулась и увидела Анжелику. Которая стояла и огромными влажными глазами смотрела на меня.
— Ты знала… — прошептала она и слёзы хлынули из её глаз.
— Знала, — кивнула я и добавила, — теперь и ты знаешь. Не плачь, Анжелика. Такова жизнь. И на этом она не закончилась. У тебя есть Изабелла, есть Ричард. Есть ради кого жить. Сейчас ты выучишься, станешь работать, потом выйдешь замуж, родишь ребёнка или даже несколько детей. У тебя будет своя семья. Ты будешь их любить и заботиться о них. Так что жизнь всё равно продолжается.
— И ещё у меня есть ты и дедушка! — Анжелика подошла и обняла нас с дедом Василием.
Рабочая неделя в Калинове, как обычно, началась тотальным отключением света. Опять на весь день. Хорошо, что вчера мы хоть и вернулись, груженные ещё больше, чем когда выехали в деревню, но я нашла в себе силы и пересолила всю рыбу. Мясо и сало мы ещё у деда засолили в банки. Доверять нынче холодильникам смысла практически не было. Многие так вообще их поотключали, так как из-за постоянных отключений электричества они долго не выдерживали и часто перегорали.
Я пока свой не отключала, там Комиссаров какой-то хитрый стабилизатор (или как там оно правильно, точно не знаю) поставил, так что перепадов я теперь не особо боялась. Но подстраховаться — подстраховалась.
Утром я, как обычно, заскочила на работу, в родимый ЖЭК. Прошлась по гулким пустым коридорам и заглянула в кадры отметиться в журнале.
Сегодня, к моей радости, дежурила опять Таисия.
— Это тебе, из деревни презентик, — я поставила перед ней баночку варенья.
— О! Крыжовниковое! Моё любимое! Но ты лучше гони костюм, Любаша! — с горделивым видом заявила Таиска и налила мне в чашку чай.
— С чего бы это? — хмыкнула я, устраиваясь на стуле напротив. — Мы, кажись, конкретно договорились: подаёте документы в ЗАГС — будет тебе костюм.
— Так я же и говорю — гони! — засмеялась Таисия.
Я сперва даже не поняла. А вот когда дошло — от изумления захлопала глазами. Оп-па-на! Вот это новости!
— Да ладно!
Я недоверчиво посмотрела на Таисию. Может быть шутит?
— Мы вчера в ЗАГС заявление подали, — подчёркнуто застенчиво улыбнулись она, но потом не выдержала и довольно расхохоталась.
— Обалдеть! — сказать, что я была ошеломлена, это ничего, считай, не сказать, — а как это тебе удалось за две недели его окрутить и в ЗАГС затянуть?
— Элементарно, Ватсон, — хохотнула Таиска, — сказала, что беременна. Делов-то.
Я расхохоталась. Вот так сдаются самые крепкие бастионы.
— Ну что же, Таисия, — довольно улыбнулась я, потирая руки, — костюм ты выиграла по праву. Завтра принесу.
— А то! — лицо Таисии лучилось довольством. Она отсалютовала мне чашкой с чаем.
— Ты даже не представляешь, какой ты с меня груз сняла! — восхищённо сказала я, цокнулась с нею своей чашкой и добавила, — я тебе ещё и шарфик подарю. В знак благодарности пожеланий вечной любви.
— Не спеши раздариваться, — хихикнула Таисия, — мы тебя крёстной возьмём. Так что начинай готовить подарки.
— Как думаешь, мальчик или девочка будет? — задала я главный вопрос, который всем всегда задают в таких случаях. — И кого хочешь?
— Когда забеременею, тогда и пойму, — прыснула Таисия.
— В смысле? — совсем обалдела я. — Ничего не поняла… Так ты разве нет?
— Нет, конечно, — пожала плечами Таисия.
— А как же?
— Ой, Люба, что ты, как маленькая! Пока суть да дело, уже будет поздно. Скажу, что задержка была, вот я и подумала. Что он, разводится из-за этого будет? Но до этого времени, мы активно поработаем над данным вопросом, так что, думаю, всё будет чики-пики.
— Ну ты и безбашенная девка, — только и смогла, что покачать головой я.
— Но костюм ты по любому неси, — велела Таисия.
Наконец-то в роно удалось застать Шмакову и всех остальных. Конечно, пришлось подождать, у них там какое-то совещание было. Я порадовалась, что все на месте. Пристроилась в уголочке, на стульчике для посетителей и приготовилась терпеливо ждать.
В коридор вышла моя «знакомая» старушка, увидела меня, сердито сплюнула, затем перекрестилась и торопливо ретировалась обратно.
Я вздохнула. Эх, не везёт мне со старушками совершенно.