— Ну круто же! Только так не бывает. Я в сказки давно не верю! Даже Ричард и то не верит!
— Сиди здесь, не шевелись и думай о своём наряде, — велела я.
Анжелика только захлопала ресницами, не зная, верить мне или я насмехаюсь. Но сидеть осталась. Ещё и ручки на коленках на всякий случай сложила.
Я вышла в свою комнату, кряхтя, нагнулась, а потом даже пришлось стать на колени, и вытащила из-под разложенного дивана китайскую клетчатую сумку, с которой я угодила сюда. Ну а что — полная сумка роялей. Да, пусть ненужный хлам. Но это хлам там, в моём мире, здесь — невиданная зверушка.
Я порылась среди тряпок и выудила кое-что.
И коварно захихикала.
Девчата из моей комнаты накидали сюда кучу отбракованной в процессе расхламления одежды, мол, можно или выбросить или в церковь малоимущим, но я так не могла. Ну как это — придёт, к примеру, девочка из бедной семьи, или многодетная мать, выбрать одежду детям, а в сумке оно все перекручено, измято. Нет, так нельзя. Поэтому я мало того, что всё перестирала, но ещё и погладила, и сложила в аккуратные стопочки — бери и носи.
— Держи! — я вернулась в детскую комнату, где Анжелика уже не рыдала, а грустно сидела, тупо уставившись в стену, и лишь горькая складка на лбу показывала, что ей сейчас совсем невесело.
— Что это? — Анжелика поймала на лету свёрток, но даже не посмотрела, уставившись на меня.
— Разверни, посмотри, узнаешь, — сказала я, — только бегом. Во-первых, обед остыл уже, наверное, и я второй раз разогревать не буду. Во-вторых, я на работу вот-вот опоздаю. Из-за тебя, между прочим.
Анжелика послушно пожала плечами, и, сдерживая чуть насмешливое выражение лица развернула свёрток.
И ахнула.
— Эт-т-то… эт-т-то же… — она буквально задохнулась от восторга.
Мда, кто бы подумал, что дешевенькая вещичка из мас-маркета, купленная Иркой на какой-то тематической распродаже для Хэллоуина, окажет на девочку из девяносто второго года такое оглушительное впечатление!
Она развернула свёрток и рассматривала шмотки вытаращенными от изумления глазами.
— Сойдёт? — спросила я.
— Тётечка Любочка, вы самая-самая лучшая в мире! — взвизгнула Анжелика и с радостью бросилась мне на шею.
— Примерь. Вдруг не подойдет, — велела я. — Гляну и побегу.
— Ну и что, если не подойдёт, — аж испугалась Анжелика, — тёть Люба, это не страшно, если большое, я ушить могу, а если маленькое — немножко вытачки распороть.
Во как. Хорошо, что в школах в это время есть еще уроки домоводства и школьный производственный комбинат. Поэтому абсолютно все девочки умеют и шить, и готовить. А парни и деталь обточить, и табуретку сделать. Не то, что сейчас. Вон у моих знакомых дочь двенадцати лет, а не умеет даже включить микроволновку, чтобы разогреть себе еды. О том, чтобы сварить суп речи даже не идёт.
— Тёть Люба, смотрите! — Анжелика, облачённая в иркины шмотки, покрутилась передо мной, с удовольствием заглядывая в зеркало.
Как по мне — ужас ужасный, но Анжелика была не просто довольна, счастлива.
Она была в черной юбке чуть выше колена, в крупных пайетках. К юбке полагался чёрный топ (тоже весь в пайетках и каких-то жутковатых блёсточках). А наверх Ирка где-то раздобыла чёрную куртку из экокожи. Которая мало того, что была в цепях, но её плечи, часть рукавов и перед были сплошь украшены металлическими заклёпками в виде шипов и крупными вставками с металлизированными декоративными черепами и костями.
Как по мне, так ей бы ещё метлу в руки для завершения образа.
Но глаза Анжелики сияли восторгом.
— Где вы взяли такую красоту? — с придыханием спросила она, любовно поглаживая черепа перед зеркалом.
— Да приобрела по случаю, у тебя же скоро день рождения, — отмазалась я, — Но раз сейчас надо — то дарю сейчас. Только ты же понимаешь, что это дискотечная одежда и на уроки в школу ходить в этом не стоит?
Анжелика понимала, но почему-то у меня были такие подозрения, что этот ужас периодически будет одеваться и на уроки.
— А теперь иди и ешь, — сказала я, а сама заторопилась на рынок.
Я уже капитально опоздала и чувствовала, что Рафик будет сильно не доволен. После вчерашнего я и не сомневалась, что моя карьера повисла на волоске.
Поэтому из подъезда выскочила как заполошная и заторопилась на базар.
— Любовь Васильевна! — послышалось откуда-то сбоку.
Я оглянулась. Так и есть — Алексей Петрович, собственной персоной. Ты гля какой, даже из машины выскочил. Я невольно хмыкнула, постаравшись, не показать всю палитру скепсиса на лице.
И вспомнила утреннее происшествие:
— Спасибо вам, милая девочка! — сказал спасённый дедуля дрожащим от волнения голосом, — если бы не вы, я бы тогда точно умер.
— Рада, что у вас сейчас всё хорошо. Выздоравливайте, — с улыбкой ответила я и прошла к выходу, даже не взглянув на бывшего шефа.
Тот вскинулся, хотел что-то сказать, но я демонстративно не обратила внимания и вышла. Видеть его потрясённое лицо было приятно. Так тебе! Получай пинок в карму, скотина! Хотя такие вот люди не особо заморачиваются моральными терзаниями. Как говорится, им «плюнь в глаза — скажут божья роса».
И теперь он шел ко мне с целью поговорить и я поняла, что так я точно опоздаю.
— Любовь Васильевна! — прижал руки к груди Алексей Петрович. — Я хотел поблагодарить…
Он взглянул на моё вытянутое в скепсисе лицо и сбился с мысли.
— Я хотел извиниться…
— Так поблагодарить или извиниться? — едко уточнила я и ещё более едко добавила, — да не беспокойтесь вы так, Алексей Петрович, вашему дедуле я ничего не скажу. А теперь пропустите, спешу. Некогда мне.
— Любовь Васильевна! Подождите! — всплеснул руками Алексей Петрович. — Вы спасли жизнь моего отца. А я вам тогда не поверил… и мне так неудобно…
— Ага, и наговорили кучу гадостей и уволили с работы! — припечатала я мстительно.
Ну а что, получай фашист гранату, раз так. Кто сказал, что воспитывать нужно только детей?
— Любовь Васильевна! — Алексей Петрович чуть не плакал. — Простите меня, пожалуйста. Я ошибся тогда! В основном дворники — это полумаргинальные элементы, регулярно закладывают за воротник, доверия им нет никакого! Вот я и пустил вас под одну гребёнку.
— Полумаргинальные элементы, говорите? А ничего, что писатель Платонов тоже был дворником? И певец Пенкин? — вспомнила Семёна я, — четыре октавы! А Виктор Цой был кочегаром. Знаете, вот не надо мерять всё по общепринятым шаблонам, Алексей Петрович. Не всё всегда то, чем кажется.
— Но…
— Вы же тоже научный сотрудник, если я не ошибаюсь, — едко проговорила я, безжалостно растаптывая его самоощенку, — а глядя на то, что вы работаете в ЖЭКе, кто-нибудь да и подумает, что и вы — какой-нибудь полуразложившийся люмпен.
Алексей Петрович дёрнулся от моих слов, как от пощёчины. Но мне было ещё маловато. Низвергнутого с пьедестала руководителя следовало добить, раз сам рухнул.
— А извинений мне от вас не надо, — одними губами обозначила улыбку я, — был бы это чужой старик, вы бы даже не пошевелились. Только о себе все мысли, Алексей Петрович. А я этого не приемлю. Претит мне такое мировоззрение. Адью.
Я бросила взгляд на часы и припустила на базар. Капец мне будет. Рафик меня точно убьет.
Не убил.
Точнее его не было. Рафика в смысле не было.
— Где ты ходишь⁈ — напустилась на меня Гала, — я за двоих не успеваю, ты гля сколько народу!
Покупателей и вправду было много. И бедная Гала металась между двумя прилавками, моим и своим, успевая объяснять, расхваливать товар, давать пробовать, взвешивать и отсчитывать сдачу.
— Спасибо, — сказала я ей, одновременно накладывая лук какому-то дотошному дедку, который практически обнюхал каждую луковицу.
— Свои люди, сочтёмся, — белозубо улыбнулась Гала.
Была это женщина лет тридцати пяти — сорока, уже потерявшая ту милую девичью упругость, которая так привлекает мужчин. Но миловидность личика пока ещё оставалась. А вот лишние килограммы она старательно прятала под балахонистой одеждой.
Я продолжала отпускать товар, пока поток людей постепенно не иссяк.
— Вот это капец! — утирая испарину со лба, устало улыбнулась Гала, — словно кто-то торбу раскрыл.
— Да, что-то многовато их сегодня, — кивнула я, — как думаешь, почему вдруг?
— Может по радио какие новости были? А мы и не знаем. Напугали опять народ, вот все и кинулись продуктами запасаться.
— Надо бы и себе запасы пополнить, — задумалась я.
— А ты у меня творожок вон бери, — кивнула на остатки товаров Гала, — и сметана еще осталась. И масло коровье. А вот молока больше нет.
— А ты овощей тогда возьми, — предложила я.
Мы купили друг у друга продуктов, очень удобно.
— Любовь Васильевна! — меня догонял на автомобиле Алексей Петрович. Он открыл окно и одновременно рулил, и пытался выглянуть из окна.
— Алексей Петрович, — отрезала я, вы сейчас создаете аварийноопасную ситуацию. Продолжайте движение нормально.
— Нам нужно поговорить! — заявил Алексей Петрович.
— Мне уж точно не нужно, — отрезала я, — всё, что нужно было, мы с вами уже друг другу высказали.
— Любовь Васильевна! — мы-таки с вами поговорим, чего бы мне это не стоило! — упёрся Алексей Петрович.
— Флаг вам в руки! — хохотнула я и вильнула в переулочек.
Сзади засигналили машины — движение там было одностороннее.
Я прошла сквозь переулок и вышла на другой, параллельной улице (там, где было здание бывшего «Универмага» с агентством по трудоустройству населения).
Путь мой пролегал в универмаг. Там, на втором этаже находилась каморка потомственной колдуньи и ясновидящей. Нет, я во всё это не верю, особенно таким вот потомственным колдуньям. Но у меня появилась идея, как подзаработать чуток деньжат. И я была намерена попробовать её реализовать.
— Любовь Васильевна! — Алексей Петрович уже поджидал меня у перекрёстка, так, что я аж подпрыгнула от неожиданности.