— Да ладно! — округлила глаза Анжелика.
— Я тебе точно говорю. И в твоей хвалёной Америке все звёзды в пригородах и в посёлках живут. В городе, в небоскрёбах живут только негры…
Мы болтали с Анжеликой, на улице было так хорошо, как только может быть хорошо в деревне в начале весны, когда только-только природа начинает просыпаться и вся эта энергетика молодости и жизни просто-таки витает в воздухе.
И в это время к воротам от дороги подъехал автомобиль. Хлопнула дверца, скрипнула калитка.
— Ааааа! Ты уже здесь! — на меня разъярённо смотрела Тамарка. Сзади, из-за её плеча, смотрел Владимир.
— И вам доброго дня, — не удержалась от сарказма я, — что, отцу на огороде помочь приехали?
— Не твоё дело! — заверещала Тамарка, и повернулась к Владимиру, — Вовка, а я тебе говорила, что эта тварь отца настроит! У-у-у-у! Змеюка подколодная!
Она готова была броситься на меня, и лишь Владимир её сдерживал.
— Владимир, — насмешливо сказала я, игнорируя ярость Тамары, — мы же с вами вчера обсудили этот вопрос. И я четко высказала свою точку зрения. Не кажется ли вам некрасивым приезжать после нашего разговора, и пытаться за спиной провернуть свои махинации?
Владимир посмотрел на меня с непонятным выражением лица:
— Наши дела тебя не касаются!
— Ещё как касаются! — покачала головой я, — я смотрела документы — мы там все в равных долях: отец, мать, я и Тамара. Мать умерла и по закону её часть делится между нами тремя. Поэтому без разрешения хоть одного члена владельца дома, другой ничего сделать не может. Вы даже свою долю продать чуждому человеку не сможете. Я смотрела договор!
— Если Тамара и Василий Харитонович будут согласны на продажу дома, твоё мнение уже не требуется. Тебе просто выплатят твою часть, — сказал Владимир, — я тоже с утра проконсультировался у юриста.
— А с чего вы решили, что отец согласится продать свою долю? — ухмыльнулась я.
— Уже обработала его! Вот дрянь! — Тамарка вырвалась из рук Владимира и бросилась на меня.
Я еле успела отскочить.
— Владимир, угомони супругу. Сниму побои — посажу. И уж точно никакой дом вы тогда продавать не сможете!
— Люба, ну ты же взрослая умная женщина, — попытался подольститься мне Владимир в надежде, что я поведусь и вдруг что-то выгорит.
— Именно потому, что я взрослая умная женщина — ничего у вас не выйдет, — засмеялась я. — Более того, я с отцом договорилась, что как выйду на пенсию, то перееду к нему сюда жить.
— Да тебе же до пенсии ещё сколько! — поморщился Владимир, — старик тут сам не сможет. Он уже и так еле справляется.
— Но пока справляется. — пожала плечами я, — а на пенсию мне уже скоро, через два года.
— Ты младше меня! — не поверила Тамара, — Да врёт она всё, Вовка! Не слушай её! Пошли отца найдём и поговорим с ним.
— Не вру., — покачала головой я, — я же на вредном производстве работала. Между прочим, глазуровщиком второго разряда. Так что у меня пенсия льготная. За вредность.
Во дворе повисла нехорошая пауза.
— То есть ты вот как? — с тихой угрозой спросил Владимир.
— Именно так, — кивнула я, — но это я ещё и не начинала даже. Так что лучше меня не злить.
— Мы подадим тебя на суд, — жестко сказал Владимир.
— Подавайте! — хохотнула я, — желаю успеха. Максимум, что сможет отсудить через суд, это чтобы я выкупила Тамарину часть. Но эти деньги как раз и уйдут на покрытие судовых расходов!
— Что-то ты сильно оборзевшая стала, Люба, — пристально глядя на меня, сказал Владимир, — значимой вдруг себя почувствовала? Ой, смотри, узнает муж о твоих похождениях, мало тебе не покажется.
— Мои дела с мужем тебя не касаются, Вовочка, — не удержалась от ехидного ответа я, — но не беспокойся, мы все порешаем сами.
— Порешаете, — с угрозой в голосе сказал Владимир и кинул Тамарке, — поехали отсюда, Тамара.
— Но…
— Не сейчас я сказал! — рявкнул Владимир и, круто развернувшись и не прощаясь, ушел в машину. За ним, словно побитая собачонка, засеменила Тамарка. Обернувшись в мою сторону, она пробормотала какое-то то ли проклятие, то ли ругательство, но я ей тыкнула фигу.
Через секунду, автомобиль, взревев, запылил по дороге прочь.
Я обернулась к Анжелике:
— Вот такие пироги, — развела руками я, — видишь, что бывает, когда алчность побеждает здравый смысл.
— Как ты их, тётя Люба! — восхитилась Анжелика, — я так испугалась.
Кстати, мы с Анжеликой незаметно перешли на «ты».
— Правда на нашей стороне, значит нам бояться нечего! — сказала я и добавила, — ну что, на огород? Загорать и делать масочки для лица?
Анжелика радостно взвизгнула и ускакала в дом переодеваться. Вот коза. Хорошее время, молодость. Я вздохнула и поковыляла следом.
Мы пробыли в доме деда Василия все выходные. Помогли ему с огородом, картошку сажать ещё было рано, но грядки мы уже разбили, и кое-что посадили. Подготовили почву для картошки. А Ричард с дедом Василием вытащили из погреба картошку «отогреваться», чтобы потом её садить.
Мы пили молоко, я наварила борща и напекла пирогов с яблоками и творогом. Так, чтобы деду хватило потом ещё на неделю. А вечером была банька. Сперва мы с Анжеликой, потом — мужчины.
Честно скажу — время провели прекрасно. Немного устали, но это была приятная усталость.
Вечером в воскресенье дед Василий провожал нас на автобус. Уезжать не хотелось. Особенно Ричарду, который поймал большую рыбину и все два дня напропалую хвастался.
— Мы на следующие выходные опять приедем, — пообещала я старику, который был счастлив, как ребёнок. Старики же, им много и не надо. Только внимание. А именно внимания как раз им и не дают.
Автобус тронулся, я посмотрела в окно, за стеклом мелькнул дед Василий, который раскуривал трубку и степенно разговаривал с другими такими же стариками, провожающими своих детей и внуков в город. Чтобы потом всю неделю ждать и надеяться, что дети их не забудут и на следующие выходные опустевший дом вновь наполнится жизнью и смехом.
— Ну какую я щуку поймал! — взахлёб не мог успокоиться Ричард, — И главное, я сам вытащил, даже подсекать не пришлось!
— Тёть Люба, как ты думаешь, а если я возьму свой новый прикид на следующие выходные в село? Мне одна девочка, соседка, говорила, что там в клубе дискарь есть и она ходит. Как думаешь?
— Я думаю, это прекрасная идея, хотя от куртки деревенские старики будут в шоке, но ты можешь… — я осеклась на полуслове. В квартире, куда мы вошли, нас встречал высокий коренастый мужчина. И лицо этого мужчины не предвещало ничего хорошего:
— Так что это за Виталик у тебя такой появился, а, Люба? — спросил он и я поняла, что сейчас начнётся.
Глава 18
— Пётр? — сказала я.
— Что, не ожидала? — насмешливо произнёс супруг Любаши.
— Почему не ожидала? — сделала «морду кирпичом» я, — телеграмму я получила, ждала тебя к двадцатому. Там так было написано.
— А я вот решил нагрянуть внезапно, — совсем уж ехидным (точнее паскудненьким таким) голосом сказал Скороход.
— Ну и зря, — равнодушно пожала плечами я, — так я бы к твоему приеду борща наварила, пирогов напекла, чай дорога не лёгкая.
— А где это ты отсутствовала целых два дня? — сузил глаза Пётр. — И где мои дети?
— Не я, а мы, — устало поправила его я (автобус был битком забит, так что полдороги я практически висела на руках, стоя в проходе, держась за поручень и подпрыгивая на всех кочках и колдобинах).
И тут дверь распахнулась и в квартиру ввалились оживлённые Анжелика и Ричард, которые отстали от меня у подъезда, так как встретили своего друга, живущего по соседству и который только вернулся из турпохода. Нужно же было обменяться впечатлениями.
— Папа, а я во-о-от такую щуку поймал! — глаза Ричарда засверкали, — па, вот смотри какую!
Он развёл руками в сторону, что символизировало размеры как минимум акулы, но когда настоящего рыбака это останавливало?
— Дети! — развёл руки Пётр, и Анжелика с Ричардом с радостным визгом бросились к нему обниматься. У меня ревниво ёкнуло сердце, но я волевым усилием запретила себе завидовать. Дети-то не мои. И это вполне нормально, что они так к отцу тянутся. Странно было бы, если бы не так.
Пока раздавались охи-ахи и смех, я прошла на кухню и принялась выгружать деревенские гостинцы. Мы к Любашиному отцу приехали не с пустыми руками, но и он не ударил в грязь лицом, и нагрузил нам полную сумку — от картошки-морковки, до свежего молока и яиц. Еле довезла.
Зато теперь как минимум на неделю мы обеспечены продуктами.
Я обвела взглядом кухню. На моей всегда чистенькой кухне сейчас царил раздрай — видно было, что мужик в доме. На столе стояла недоеденная банка из-под кильки в томате, скорлупа от яиц валялась, брошенная мимо мусорного ведра. Хлеб резался прямо на столе, а крошки так и остались, и теперь сиротливо засыхали. На полу разлита засохшая лужица чего-то жирного, похоже на подсолнечное масло.
Мда, мыть-не перемыть теперь.
Я вздохнула.
Что-то умахалась я в селе, вроде и не сильно много работала, а сил совсем нету. Хотя что я удивляюсь, чай не девочка, всё-таки хоть и перенеслась сюда в пятидесятилетнюю, но на самом деле, мне на добрый десяток с хвостиком лет больше.
Я принялась чистить картошку — не то, чтобы я прямо горела гостеприимством к мужу, тем более к чужому мужу, но детей покормить надо, да и сама конкретно проголодалась.
На кухню вошел Пётр.
— Так, бросай свои бабские мансы, я сейчас с тобой разбираться буду! — недовольно рявкнул он.
— Детей покормить надо, — сказала я, решив не накалять и так непростую обстановку.
— Ты оглохла, что ли? Я сказал, нож брось! — вызверился Пётр.
Я прямо видела, как он сам себя накручивает.
— Где письма от твоего любовника? — прорычал он. — Неси сюда!
— Какого любовника и какие письма? — удивлённо захлопала глазами я, и взяла с мешка ещё одну картофелину.
— Ты оглохла? Я с тобой разговариваю! — взвизгнул Пётр.