— Я тебя слушаю, — поморщилась я, — и, пожалуйста, не кричи так громко, ты детей перепугаешь и соседям неприятно, когда шум.
— Где письма, я тебе говорю⁈ — заверещал он.
— Какие письма? — уточнила я спокойным тоном.
Этот спокойный, немного насмешливый тон окончательно вывел его из себя, он подскочил ко мне, вырвал нож из рук и запустил его в угол кухни. Одновременно ногой он задел кастрюлю с водой и почищенной уже картошкой. Кастрюля перевернулась, заливая пол водой, по мокрой поверхности весело заскакали картофелины во все стороны.
— Ты что творишь? — прошипела я, отдёргивая руку.
— Я с тобой разговариваю. Баба! А ну встать! — рявкнул он таким злющим голосом, что я поневоле встала — ещё прибьёт, придурок.
Смотрела на этого дегенерата во все глаза и диву давалась. Это ж надо быть настолько идиотом, чтобы после того, как привёз жене в дом последствия своего блуда в виде двух взрослых детей, после этого искать письма и качать права.
— Где письма⁈ Неси сюда, или я тебя прибью! — прорычал Пётр.
— Я не понимаю, что за письма? — я посмотрела на него чистым незамутнённым взглядом. — Объясни, пожалуйста, и я принесу.
— Письма от твоего полюбовника! — побагровел любашин супруг.
— У меня нет полюбовника, — пожала плечами я.
— А мне сказали, что есть!
— Небось Тамара и Владимир сказали? — понятливо хмыкнула я, — не удивлена.
— Ты о чём? — с подозрением взглянул на меня Пётр.
— Они уже который день меня мучают, чтобы дом отца продать. Бизнесом решили заняться.
— А ты причем?
— А я как совладелец дома не даю разрешения на продажу. Вот они и мстят.
— А чего не даешь?
— Потому что они хотят, чтобы они дом продали и деньги себе забрали, а отца сюда, в эту квартиру мы забрали.
— Ну ни хрена себе! — выругался Пётр.
— Я отказалась, и они начали угрожать, что тебе скажут о полюбовнике. Я даже и не обратила внимания, так как никакого полюбовника у меня нету.
— Хм… — задумался Пётр.
По нему было видно, что он сомневается, верить мне или нет.
— Уберись тут, а я подумаю, — решил он.
— Сам уберись, — упёрла руки в бока я, — и ужин теперь сам готовь!
— А не офонарели ли ты, мать? — опять начал заводиться Пётр.
— И тон убавь, — прошипела я, — сам привёз свои плоды измен и мне на шею посадил, а теперь у меня выискиваешь, к чему бы придраться!
Я завелась и теперь уже наезжать начала я.
Да нет, мне было абсолютно по барабану, как говорит мой внучок Елисей, но это же такой прекрасный повод разрубить гордиев узел и избавиться от ненужного мне брака и обузы в виде непонятного супруга, который к тому же еще и любит гульнуть.
Где гарантия, что он мне каждый год каких-то детей привозить не станет?
— Ну, Любка! — теперь уже Пётр принялся защищаться, — мы же с тобой этот момент обсудили.
— Обсудили? — свистящим шепотом прошипела я.
— Ну да…
— А напомни-ка мне, что мне взамен за то, что ты своих детей мне на голову накинул? При живой то матери!
— Я же тебе денег дал, Люба. Много денег.
— И ты решил откупиться деньгами⁈ — я сказала это просто, к слову, потому что сама офигела с его слов — денег у Любы почти не было. Если не считать той невеликой суммы, найденной в абонентском ящике. Но то не такая уж огромная сумма, чтобы заткнуть рот недовольной изменами жене.
— Но ты же сама согласилась! — обиженно воскликнул Пётр.
Ё-маё! Выходит, Любаша была настолько дурой, что согласилась смотреть детей мужа за деньги, которые однозначно отправила возлюбленному Виталику Н. на лесоповал. И, очевидно, сумма была явно более, чем приличная. Думаю, после таких денег Виталик от меня добровольно не отстанет никогда. И что теперь делать?
Я фыркнула и вышла из кухни, оставив последнее слово за собой (просто банально не знала, что отвечать на это). В нашей спальне царил форменный кавардак — всё в буквальном смысле слова было перевёрнуто вверх ногами.
— Это что такое? — потрясённо пробормотала я.
— Письма искал, — буркнул Пётр, который пошел за мной.
— Ты с ума сошел? — я потрясённо посмотрела на него, в душе радуясь, что я всегда слушаюсь свою интуицию и, пока дети собирались в субботу на село, я собрала свою клетчатую китайскую сумку с барахлом, кинула туда все письма (кроме нескольких открыток от подруг и счетов из магазина «Семена почтой», и спустила всё это к Семёну в дворницкую, на чердак. Его еще некоторое время не будет, а ключ был только у него и у меня. А если кто ещё там появится, то на чердак уж точно не полезет.
Удобно, что дворницкая Семёна находилась в соседнем дворе, через два дома от моего. Так что сбегала я быстро, дети даже позавтракать не успели (зато поэтому я и не позавтракала).
— И зачем ты сказала бандитам про деньги⁈ — возмутился Пётр.
— Но это же твой сын проиграл их, — не удержалась от сарказма я, — откуда бы я взяла такую сумму⁈ Они угрожали моей жизни и жизни детей. Поэтому я и сказала, пусть с тобой разбираются. Ты всё-таки биологический отец. И мужик в доме.
Пётр только крякнул.
Ужинали в молчании. Ричард с опухшим от слёз лицом и немного несимметричным алым ухом (Пётр дал ему ремня за деньги) был невесел по понятной причине, Анжелика дулась, так как отец подарил ей куклу, и она восприняла это как личное оскорбление. А я была, во-первых, уставшей после этих переездов, а, во-вторых, сердилась на себя, что не получилось закатить скандал, который бы вбил кардинальный клин в наш брак.
А дело близилось к ночи. Пётр, по всей видимости, был любвеобильным мужчиной, но я даже представить себе не могла, что лягу спать вместе с этим придурком. Поэтому, пока все ели, мой мозг лихорадочно размышлял, к чему бы прицепиться, раздуть скандал и выгнать его к чертям.
Но обдумать я не успела.
Пётр начал первым:
— Ты, Люба, в следующий раз головой хоть немного начинай думать! Наломала дров, как я теперь и порешаю это всё⁈ И прежде, чем что-то делать, со мной советуйся! У тебя муж есть, чтобы главные вопросы решать! И не надо своим бабским умом лезть, где не понимаешь! Ты меня поняла? Поняла, я спрашиваю⁈
— Не ори!
— Ты гля, какая — не нравится ей, что муж говорит!
— Ерунду говорит, вот и не нравится!
— А не нравится — так уматывай!
— Ну и прекрасно! — я заметалась по квартире, скидывая вещи в чемодан.
— Ага, и ложечки, главное, серебряные прихвати! — начал ёрничать Пётр, — уголовнику своему будешь чай помешивать, серебряными-то…
— Не твоё дело! — хлопнула я дверью.
И куда теперь идти? Мда, кажись, перестаралась.
Нет, выбешивал меня этот мужичок изрядно, но ведь в планах у меня было выгнать его, а самой остаться жить в квартире. А вышло — наоборот.
Ну что же, вышло, как вышло. Зато дети остались с ним. А я теперь свободна, как ветер.
Да, с одной стороны, как бы уже и привязалась к ним, сердце немножко заныло. Но, с другой стороны, он их родной отец, так что всё так и должно быть.
И куда же мне теперь податься на ночь глядя?
Решение пришло быстро, и я отправилась в дворницкую Семёна. Там, конечно, не ахти, но ночку перекантоваться можно. А то, где я сейчас место ночлега искать буду? Не к родной же «сестричке» мне идти? Я хмыкнула, представив, как «обрадуется» Тамара и её муженёк моему приходу.
Нет, так-то они от того, что я ушла от Петра, обрадуются — их план сработал. Но вот дальше…
И что мне теперь делать? Работы нету, жить негде, а на дворе разгул дикого постсоветского капитализма девяностых. Зашибись перспективка.
Я окинула взглядом заросшую паутиной и пылью сторожку дворника и поморщилась. Нет. Явно не королевские условия. Но выбирать не приходится.
Да, можно поехать прямо сейчас к Любашиному отцу, там большой дом, жить есть где, будем огородом заниматься, я готовить, стирать, убирать буду, он своими курочками-козочками заниматься. Нормально будет.
Но, с другой стороны, через сколько я со скуки взвою рядом с совершенно чужим мне человеком?
Нет, так-то он видно, что дядька хороший. Но остаток жизни прожить там?
Так ни до чего и не додумавшись, я бросила халат поверх топчана, заваленного каким-то Семёновым тряпьём, и легла спать — всё равно приводить здесь всё в порядок ни сил, ни желания сейчас нету, а завтра утром посмотрим.
Утром проснулась рано. Кто-то долбился в сторожку.
Спросонья сразу и не поняла. Всклокоченная, сердитая, накинула халат и пошла открывать.
— Семёна позови! — велел мне какой-то хмурый мужик, явно из жильцов.
— Нету Семёна, — ответила я также нелюбезно.
— А ты кто такая?
— А ты кто такой?
— Я Сидоров, — ответил мужик.
— А я Скороход, — в тон ему ответила я.
Мужик вылупился на меня удивлённо.
Ну а что, разве мне что-то должна говорить его фамилия?
— Мне Семён обещал деталь выточить, — сказал Сидоров.
— Нету Семёна, — повторила я.
— А ты кто такая будешь? — зациклился мужик.
— Скороход я, — мстительно ответила я.
Наконец, поняв абсурдность ситуации, мужик рассмеялся:
— Извините, но этот дурень Семён взял у меня заготовку и обещал сделать деталь. Прошло две недели, ни детали, ни Семёна.
— А вы ему деньги наперёд что ль давали? — уточнила я.
Мужик со вздохом кивнул.
— Ну вот, — развела руками я, — но Семён вернется примерно через две недели. Это всё, что я знаю. Информация стопроцентная.
— А вы… — начал было Смирнов, но запнулся, полагая, что я опять скажу, что я Скороход.
— А я временно приютилась в сторожке, пока Семёна нету, — ответила я, — дня на два, максимум на три. От мужа я ушла. Перекантуюсь и перееду. Как раз комнату снять ищу. А работаю я тоже дворником, только в другом участке.
— Ясно, — успокоился мужик, — ну, удачных вам поисков.
— И вам хорошего дня, — вежливо ответила и я.
Мужик ушел, а я вернулась обратно и задумалась, глядя на бедлам в сторожке.
Я вчера, когда уходила из квартиры, побросала в чемодан кой-какие свои вещицы. Но остальное оставила. В том числе и продукты, привезённые из деревни, и продукты, ранее купленные мною в магазинах и на рынке. И сейчас я сама «гол, как сокол», и в сторожке нет ни маковой росинки.