— И белые кроссовки с розовым и салатовым шнурками! — моментально усилила требования Анжелика.
— У тебя же есть кроссовки, — бросила я, нарезая картошку соломкой. — Зачем на грязь белые кроссовки?
— Мы же в Индию едем! Я готовлюсь, — презрительно бросила мне Анжелика.
— Мы? В Индию? — удивился Скороход и переглянулся с Аллой.
— Ну да! После вашей свадьбы мы на месяц едем в Индию, сами говорили, — пошла в наступление Анжелика, — мне нужна новая одежда. И сумочка. И туфли!
— Зачем туфли в Индию? — подлила масла в огонь я.
— Ты ничего не понимаешь! — заявила Анжжелика и добавила, обращаясь к Скороходу, — паап, ты же мне всё это купишь, правда?
— Правда, — отмахнулся от неё Скороход.
— А когда ты мне купишь? Давай завтра утром сходим, там парни такой прикид классный продают, Вадик и Эдик. Я их хорошо знаю.
— Тебе же завтра в школу, — напомнила я.
— Успеется! — отмахнулась Анжелика. — Кому сейчас нужна эта школа!
— Анжелика, не наглей, — строгим голосом сказала я и загрузила порезанную картошку на разогретую сковородку, — сейчас у твоего отца и так сколько расходов с этой свадьбой будет. Одно платье с фатой, знаешь сколько стоит? А костюм Алле на второй день. А гардероб в Индию.
— Зачем ей костюм на второй день и гардероб в Индию? — стервозно поджала губы Анжелика, — она же старая! Пааап, так ты купишь мне, да?
— Анжелика, ты картошку есть будешь? — спросила я, чтобы она не заигралась и не перегнула палку.
— Какая картошка, я на дискарь опаздываю! — фыркнула она.
— Опять после полуночи придешь? — укоризненно покачала головой я. — ох, доходишься, Анжелика.
— Не твое дело! — фыркнула Анжелика и сказала, — гуд бай, пиплы!
И вышла из кухни, хлопнув дверью.
Красота.
— Алла, я не знаю, как ты с ней будешь справляться, но не балуй её деньгами на одежду. У неё и так весь шкаф забит. И все разговоры только о новых шмотках. И всё требует, требует. А учиться не хочет. Да ты же сама видишь.
Алла видела. И прекрасно понимала, какой головняк ей вот-вот свалится на голову.
— Петя, — сказала она, — пошли в магазин сходим, а? Купим чего-нибудь до картошки, а то ничего и нету.
— Это правильно, — поддержала её я, — хорошо бы килечки. И хлеба, главное, не забудьте.
Алла утащила Скорохода на улицу, а я, накрыв сковородку крышкой, зашла в детскую комнату, где в шкафу притаилась Анжелика.
— Ушли, — сказала я, и девочка вылезла оттуда, — я сюда картошку потом принесу, поешь. Ты молодец, хорошо получилось.
— Правда? — обрадовалась Анжелика, и торопливо спросила, — думаешь, они поверили?
— Ну сама же видишь, Алла сразу утащила отца, чтобы без посторонних ушей промыть ему мозги.
Я вернулась на кухню. Нужно было помешать картошку.
И задумалась.
Пока всё идёт по плану. Завтра подключим ещё Ричарда. Утречком сходим с Анжеликой сперва к нему, обработаем. А во второй половине дня — с Аллой и Скороходом. И там уже будет его выход на сцену. А потом они, как вернутся, Анжелика включит громко музыку.
Пока неплохо.
Я накрыла сковородку крышкой и пошире распахнула форточку — эти накурили тут, что ужас. Терпеть не могу, когда курят прямо в квартире. Все вещи пропитываются этим запахом, он въедается даже в стены. Фу прямо. Поскорей бы уже всё разрешилось, и я спокойно буду жить дальше с детьми и без Скорохода.
Хлопнула входная дверь. Вернулись, стало быть.
Я опять помешала картошку. Еще пару минут и буду солить.
— Любаша, — на кухню заглянула Алла и проворковала сладеньким голосом, — нам с тобой поговорить надо. Как девочкам.
— Говори, — кивнула я.
— Пошли посекретничаем.
— Ой, мне сейчас картошку солить надо будет, — покачала головой я, — да ты говори, Алла, никто здесь нас не услышит.
— Хорошо, — оглянувшись на дверь, Алла поплотнее её прикрыла и подсела ко мне:
— Слушай, Люба, — вкрадчивым кошачьим голосом промурлыкала она, — ты понимаешь, у нас такая ситуация возникла — Пете уехать надо будет. В Нефтеюганск. И, наверное, я с ним поеду. А то уведут, сама же понимаешь.
Она нервно хихикнула и опять оглянулась на дверь:
— И вот я ума не приложу, что с этими детьми делать. Куда их в Заполярье тащить?
— А куда? — пожала плечами я. — Больше и некуда.
— Слушай, Любаша, — голос Аллы уже шелестел, обволакивал, что твой Кашпировский. — А давай ты с ними побудешь, а? Недолго. Мы вернемся, поженимся, съездим в Индию и всё порешаем. А я тебе сари привезу оттуда. Зелёное. Хочешь? Или даже бирюзовое, цвета морской волны. К твоим глазам хорошо будет. Сошьешь себе платья. Из одного сари два платья и юбка получается.
— Да зачем они мне? — я открыла крышку и принялась солить картошку, — не сари, а дети, я имею в виду. Сама же видишь, какой ужас. И это она ещё отца боится. Точнее не его боится, а что он денег не даст. А ты представь, что она исполняет, когда его дома нету.
— Любашечка, — от волнения голос Аллы зазвенел, — послушай, я поговорю со Скороходом, он тебе хорошо заплатит. У него деньги есть.
— Много? — резко развернулась я к Алле, но затем вернулась к картошке, — хотя сколько он там заплатит. Всё равно жить негде.
— Так вот же квартира.
— Это же Скорохода квартира, — вздохнула я.
— Так ты же, и дети, вы все здесь тоже прописаны, правильно?
— Ага.
— Я порешаю этот вопрос. Он выпишется.
— Порешай, — кивнула я, но потом демонстративно спохватилась, — нет, Алла, не хочу я. Меня опека потом замучает проверками. Тем более после развода, я же вообще никакого права не имею. Садиться в тюрьму из-за чужих детей я не хочу.
— Ой, да ты не переживай! — деланно рассмеялась Алла, — Скороход отказ напишет. Так что опеке рот будет чем закрыть. И не беспокойся, как только мы вернемся из Индии, мы их сразу заберем к себе.
— Ага. А меня потом под зад ногой, — покачала головой я и выключила газ под сковородой и добавила туда мелко порезанный чеснок, — пусть ещё минуты три настоится и будем ужинать.
— Я всё порешаю. Всё будет хорошо! — Алла говорила горячо, убедительно, так, что даже сама верила в свои слова.
Ну, а я что?
Я — слабая глупая женщина. Разве умею я все эти интриги щелкать, как орешки? Нет, конечно же.
В общем, я почти дрогнула.
Но всё ещё сомневалась.
Завтрашний день будет решающим. Я — не я, если за этих детей я с них квартиру и нормальные деньги не собью.
Я отложила на тарелку жареной, с золотистой корочкой, картошки, добавила туда рыбы (они купили рыбных консервов) и пояснила Скороходу и Алле:
— Оставлю Анжелике, вернется, голодная будет, чтобы не шумела тут всю ночь.
— Ага, — с набитым ртом нечленораздельно промычал Скороход.
— Она, когда пьяная с дискотеки приходит, постоянно ест много, — уточнила я, чем повергла в ужас Аллу.
Я вышла в комнату, а за кухонной дверью послышался торопливый речитатив Аллы, которому вторил озабоченный голос Скорохода.
Ничего, ребятишки, ничего.
— Анжелика, — тихо позвала я, — выходи, поешь.
— А если эти зайдут?
— Не зайдут, — хмыкнула я, — я сейчас туда вернусь. Им не до этого будет. Там такие вещи решаются!
Анжелика выскочила из шкафа, на цыпочках подкралась к столу и набросилась на картошку.
— Да ты ешь, не давись, — сказала я.
— А ты?
— А я на кухне с ними поем. Мы же еще разговор не закончили. Пусть пока посовещаются.
И тут в дверь раздался звонок.
— Ой, — пискнула Анжелика и торпедой метнулась обратно в шкаф.
— Я открою, — сказала я поплелась в коридор.
На пороге стояла давешняя женщина в форме:
— Скороход Любовь Васильевна? — строгим канцелярским голосом спросила она.
— Я самая, — подтвердила я.
— Вам телеграмма. Распишитесь.
У меня сердце опять ёкнуло. И от кого это?
Женщина уже ушла. А я развернула телеграмму:
«Приезжаю третьего апреля тчк жди тчк виталий»
Глава 26
— Ой, смотрите, это же Тамарка, из шестнадцатой квартиры! — с алчным любопытством вытаращилась Варвара Сидоровна, коренастая суетливая старуха с крепкими, словно доски, ладонями, — гля, с кавалером каким-то! С ума сойти!
Она нервно поправила очечки с толстыми диоптриями и вылупилась на яркую деваху в короткой джинсовой юбке, малиновых лосинах и таких высоких каблуках, что непонятно было, как на них можно стоять, не только ходить.
— Проститутка! — авторитетно вынесла вердикт Клавдия Тимофеевна, пухленькая благообразная старушка, но при этом въедливая, как серная кислота, и развернула вязание на другую сторону.
— Почему она проститутка? — я сплюнула шелуху от семечек в кулак и снова потянулась к кульку, скрученному из куска газеты.
Сегодня бежала и у перехода купила у одной тётеньки целый кулёк. Жареные, с солью. Вкуснющие, жуть. Тётенька ещё и сверху приличную такую горсточку досыпала.
Я опять сплюнула шелуху.
— Все они проститутки, — констатировала Клавдия Тимофеевна категорическим тоном и ловко добавила спицами двойной накид.
— Понятно, — кивнула я.
Уже совсем забыла, что такой вердикт подъездные бабки дают всем девушкам и женщинам от пятнадцати до пятидесяти пяти лет, которые проживают в обозримом радиусе. Но зато как же хорошо сидеть у подъезда, весенняя погода радует теплом, везде распускаются последние листочки, а на клумбе у Варвары Сидоровны даже какие-то особо ранние нарциссы расцвели. И теперь она хвастается перед остальными пенсионерками, что тоже держат клумбы, а те ей люто завидуют.
Сегодня был заполошный день. Когда я, словно белка в колесе, крутилась туда-сюда, пытаясь лавировать среди проблем и выжать для себя максимум профитов.
Я опять сплюнула шелуху и задумалась, припоминая, не забыла ли я чего.
Когда мы с Аллой и Скороходом пошли в больницу к Ричарду, которого Анжелика накрутила заранее, их ожидал воистину экзистенциональный шок из-за шикарной истерики, которую пацан закатил.