Колокольня умолкла.
И лишь только перестали стрелять с колокольни, из тьмы улицы на площадь хлынула толпа народа, но оставшиеся там мужики, боясь шальных пуль, оттеснили деревенских зевак обратно в улицу.
Шагов за сто от церкви партизаны залегли и почти беспрерывно обсыпали колокольню выстрелами.
А возы все двигались вперед и окружили уже церковь, подпирая соломой серые бревенчатые стены и окна, заложенные мешками с мукой.
Вдруг почти одновременно в разных местах вокруг церкви вспыхнула огнем солома и затрещала; в ночную темень взметнулись языки пламени.
Мужики и бабы, пригибаясь к земле и тяжело дыша, побежали врассыпную от церкви во тьму притаившейся площади.
Солома вокруг церкви быстро разгоралась, швыряя вверх вместе с пламенем снопы золотистых искр. Теперь ярко вырисовывались очертания большого, пузатого купола и четырех таких же пузатых, но маленьких куполов, окрашенных зеленой краской. И так же отчетливо и ярко обозначился на темном фоне неба зеленый конус высокой колокольни.
Только теперь до слуха партизан, лежащих на площади, долетел глухой гул человеческих голосов, шумевших за стенами церкви.
Сквозь снопы искр на колокольне мелькнула черная, косматая голова, и почти тотчас же оттуда сорвался густой удар колокола:
Бум-ммм…
Косматая фигура с широкими приподнятыми вверх рукавами раскачивалась из стороны в сторону.
А большой колокол погребально гудел над освещенным селом и над чернеющим вдали урманом:
Бум-ммм… Бум-ммм…
Партизаны дали залп; косматая голова нырнула вниз, и звон оборвался.
Церковь начинало охватывать пламенем.
Вдруг с железным воем широкая церковная дверь распахнулась и оттуда вырвался гул человеческих голосов…
Партизаны, лежавшие на площади, начали по одному подниматься на ноги, все еще держа винтовки на изготовку…
Глава 27
Многолюдно и торжественно открылось утреннее заседание первого чумаловского волостного съезда Советов.
Школа была украшена хвоей и маленькими красными флажками. В самой большой комнате на подмостках стоял красный стол; позади него висел на стене в темненькой самодельной раме, обвитой хвоей, портрет Ленина. В обе стороны от него склонились два красных знамени.
Депутаты заняли почти все скамейки, расставленные в два ряда. Гости, пришедшие из села и приехавшие из других деревень, сидели на задних скамейках и стояли позади них, в проходах и около стен и между скамей. Большинство депутатов были мужики средних лет, но были и безусые парни, и седобородые лысые старики. Депутатки сидели на первых скамейках, занятых ими с раннего утра.
Много было и чумаловских женщин. Они пришли на торжество принаряженные; их поношенные платья и кофты синего, бордового, желтого и малинового цвета ярко выделялись среди серых солдатских гимнастерок, шинелей и полушубков. И головы баб, повязанные темненькими и белыми платками, выделялись между заросших и взлохмаченных мужичьих голов.
Сразу после выборов президиума Капустин, занявший место председателя, окинул взглядом ряды мужиков, дымивших трубками и цигарками, взглянул на окна и сказал:
— Нда-а… начадили густо! Товарищи, которые у окон, открывайте все настежь!
Окна распахнулись. В них сейчас же просунулись головы ребятишек.
Опираясь руками на красный стол и раскачиваясь взад-вперед, Капустин заговорил в напряженной тишине переполненной народом школы:
— Сначала, товарищи, надо нам установить повестку дня, то есть: в каком порядке будем мы слушать доклады — что сначала и что потом. А после приступим к самим докладам и…
Но не успел он закончить, как с передней скамьи сорвался и перебил его голос Маланьи:
— Не согласны, товарищ Капустин!
И тотчас, точно по команде, раздались возгласы женщин-делегаток:
— Не дадим!
— Не допустим!
Ошеломленный председатель даже раскачиваться перестал. Стоял, смотрел растерянно на кричавших женщин и недоуменно спрашивал:
— В чем дело? Что такое? Кого не допустим?
Делегатки кричали:
— После докладайте…
— Не допустим!
— Вожаков сначала выбирать!..
Капустину показалось, что он понял баб.
— Нельзя, товарищи женщины, — сказал он, усмехаясь в темные усы. — Обождите! Сначала утвердим порядок дня…
Бабы кричали, перебивая его:
— К жабе твой порядок!
— Вожаков выбирайте!
— Вожаков!
Капустин пожал плечами.
— Каких вожаков? В чем дело, товарищи женщины?
Громче всех выкрикивали Маланья и Параська белокудринские, сидевшие на первой скамье против стола:
— Сначала властей надо выбирать!
— Вождей выбирайте!
Тут уже со всех сторон дружно закричали женщины:
— Вожаков!
— Начальство!
— Выборы!..
Все еще не разобравшись толком, чего хотят женщины, Капустин крикнул, покрывая бабий галдеж:
— Товарищи женщины! Будьте же гражданами, соблюдайте революционный порядок! Берите слово! Кто-нибудь из депутаток, из женщин.
На подмостки к столу вышла Маланья в своей неизменной шинельке и в шапке. Толкнув пальцем под шапку выбившуюся прядь волос и отерев рукавом пот со лба, она взволнованно заговорила, обращаясь к президиуму:
— Вот, товарищи, послушайте нас. Сами знаете, есть здесь бабы, которые депутатами выбраны, а многие так приехали. У каждой ребятишки, работа дома брошена. Нельзя держать детную мать до конца съезда. Посудите-ка хорошенько! Хозяева вы или нет?
Она остановилась и вопросительно смотрела на мужиков, сидевших в президиуме.
— В чем же дело? — спросил улыбающийся Капустин. — Кто их держит? Если не выбраны на съезд, пусть себе едут домой.
Депутаты, сидевшие на скамейках, тоже засмеялись:
— Силой никто не держит!
— Пусть едут!..
Маланья повысила голос, обращаясь уже к делегатам, сидевшим на скамьях:
— Нельзя так, товарищи! Не дело! Мы, бабы, такие же гражданки! Вместе с вами мучились, вместе с вами Советскую власть добывали. Пролита и наша, бабья кровь в этом деле.
Со скамьи опять кто-то крикнул:
— Да вас никто не отстраняет!
— А если не отстраняете, — живо подхватила Маланья, — значит, давайте сразу вместе и выбирать. Я от всех женщин прошу вас, товарищи. Сначала выберем наших вождей, а после доклады. Не могут бабы сидеть здесь до конца съезда.
Снова повернулась она к президиуму и сказала громко, угрожающе:
— Без выборов никто из баб не тронется из села, так и знайте!
Хотела она вернуться на свое место, но Капустин остановил ее:
— Постой, товарищ! Растолкуй, пожалуйста, кого вы требуете выбирать? О каких вождях разговор?
— Вот, товарищи! — снова заговорила Маланья, обращаясь к делегатам. — Если не понимаете, слушайте. Мы, бабы, не попусту съехались сюда — депутатки и не депутатки. Вся волость кровью залита, товарищи! Сами знаете: все горя хлебнули. Везде обгоревшие головни… Везде был обман… И везде голодные сироты остались… Так вот, мужики, не будет от баб вам спокою, если не согласитесь сегодня же, вот здесь, выбирать вождей и управителей… как для волости, так и для города, так и для Москвы! Не верим мы теперь за глаза никому…
Делегатка повернулась к председателю:
— Мы, бабы, не против рабочих, товарищ Капустин. Завсегда будем с рабочими! Ну, только не верим мы сдобным голяшкам, которые из господ…
Она снова метнулась к залу:
— Так и знайте, мужики: только тогда будет у баб спокой на душе, когда все будем знать, что не Супонин сидит в волости, а свой верный человек. Такого же верного человека надо поставить на должность в городе. Таких же верных людей поставить и в Москве. Вот зачем мы приехали сюда, товарищи мужики! Теперь как хотите, так и судите. Доклады никуда не убегут, а без выборов бабам невозможно…
В президиуме все время внимательно слушали Маланью. Капустин стоял на ногах и не спускал с нее глаз. Делегаты тоже напряженно слушали. Кое-где на скамьях шептались и сочувственно кивали головами Маланье. И когда кончила она свою нескладную и ежеминутно прерывающуюся речь, со скамей раздались возгласы:
— Правильно!
— Здесь надо выбирать вожаков!
— Можно своего найти и для города.
— Найдем и для Москвы!..
Маланья сбежала по ступенькам и села на свое место. А Капустин присел за стол и стал совещаться с членами президиума.
Мужики и бабы притихли, напряженно смотрели на президиум.
Потом Капустин снова встал и сказал, обращаясь к делегатам:
— Товарищи! В президиуме мы решили так: заявление товарищей женщин сначала мы обсудим. А после будем обсуждать всем съездом. Согласны?
— Согласны! — облегченно закричали со скамей.
— Объявляй перерыв!
Капустин поднял руку и, взмахнув обтрепанным рукавом, крикнул:
— Объявляю пятиминутный перерыв!
— Товарищи! — снова заговорил после перерыва Капустин, стоя за красным столом. — Президиум единогласно высказался против предложения женщин. Но все ж таки мы постановили передать этот вопрос на ваше решение. Как вы постановите, так и будет. Вы же полные хозяева волости, высший волостной орган.
Он умолк на минуту и продолжал:
— Значит, я сразу ставлю на голосование: кто за то, чтобы первым поставить вопрос о выборах волостного исполкома и депутатов на уездно-городской съезд?..
Бабьи голоса опять прервали его:
— А про Москву забыли?
— Всех выбирать!
— Всех!
Капустин, улыбаясь, ответил:
— Ладно, не возражаем. Скажем так: кто за то, чтобы первыми прошли все наши выборы?
Все делегаты, как один человек, подняли руки.
— Ну, вот и ладно, — проговорил Капустин, посмеиваясь в усы, — значит, порешили. Теперь я спрашиваю: с чего начинать — с Москвы или с волости?
— С Москвы! — закричали с мест и мужики, и бабы. — С Москвы!
— Значит, приступаем… — Раскачиваясь и глядя в бумажку, лежавшую перед ним на столе, Капустин громко сказал: — Президиум предлагает избрать за главного рабоче-крестьянского вождя и за вождя международного пролетариата — товарища Ленина!