рек природы. Все еe обмануть хотим. Счастье, счастье, счастье! А природа не понимает, что такое счастье. Одной и красота, и ум, и здоровье, другой – ничего. Хоть каплю бы чего, нет – ничего, а обеим жить! Ну и попробуй та, у которой ничего, потянуться за той, у которой все? Или вешаться, или от зависти яд той подсыпать – две крайности, а между ними столько всего… Природу не обмануть, нет. Что она тебе назначила, через то и пройдешь, и надо готовой быть все это принять, выстоять подо всем и не кваситься: ах, я несчастная!.. А если готова, то, глядишь, и из любого несчастья счастье выйдет.
Она произнесла все это не вгорячах, не захлебываясь от торопливости, а спокойно, медленно, с необычайной серьезностью – словно глубочайшее свое убеждение, так произнесла.
– Ох, Лидка! – с силой проговорила Марина. – Ох, накрутила себе! Ох, это надо же! Так ведь если так, то ты, выходит, самая у нас счастливая! Прямо хоть лопатой его у тебя греби, счастье, другим раздавай. Кому ты все это говоришь? Мне? Чем это ты так счастлива? Работой своей? Очень у тебя содержательная, интересная работа!
– Работа для женщины – это не главное.
– Что, любовь главное? – Брови у Марины демонстративно-удивленно поднялись. – Да он тебя эксплуатирует просто. Самым натуральным образом. Хочет иметь любовницу – и имеет. Да еще бесплатно совершенно.
– Марина! – запрещающе попросила Лида. – Мы с тобой уже говорили об этом.
Марина покивала.
– Да, с тобой бессмысленно говорить, я забыла. Пардон. А только я тебе еще раз скажу: эксплуататор он, и все. Будь у него кто другая – и бросил бы тебя, прощай, лапочка. Вот я его как-нибудь столкнемся с ним, проверю. Улыбнусь ему, коленку покажу, посмотрим, как в нем взыграет.
– Перестань. – Лида улыбнулась. Ей было смешно. – Не опошляй. Уж кто-кто, а ты-то все знаешь.
– Ох, Лидка. Я то знаю, что я вот шмотье красивое новое надела – иду, на меня все мужики смотрят. Не оттого, что шмотье красивое, а я в нем себя такой чувствую, что они не оглянуться не могут. Или же мне один с Диксона три года письма шлет, на фиг он мне нужен, этот с Диксона, а перестанет он мне писать – как-то мне не так станет. И уж любить кого – так чтобы самой отрада была, а не ему отрадой быть. То есть я не против, чтобы ему, мне это приятно, конечно, но чтобы не за счет меня. Нет.
Лида снова улыбнулась.
– Ну, а я не против шмотья. Где оно?
– Да уж не зажму, раз принесла. – Марина поднялась с кресла. – Так будут все заглядываться – поедешь со своим Палычем, а приедешь с кем другим. – Она сходила в прихожую, принесла оттуда большую, модную сейчас – на длинном ремешке, чтобы носить на плече, – сумку, раздернула молнию и стала вынимать изнутри и выкладывать на диван платья, кофточки, юбки. – Вот, гляди. Меряй, что нравится. Что подойдет, то и возьмешь.
Лида, глядя на это роскошество, пришла в настоящий ужас.
– Да ты что! Весь свой гардероб принесла?
– Что ты, весь! – сказала Марина. – У меня же настоящие любовники, а не твой эксплуататор.
– Марина! – моляще проговорила Лида.
– А вот поглядим! – не столько ей, сколько самой себе сказала Марина. И спросила через паузу: – Чего вы в такую позднятину едете?
– Так у него отпуск. А я же нынче в приемной комиссии работала, тоже не ходила. На Кавказе, кстати, воздух еще в эту пору теплый. Ну, а не будем купаться – ничего страшного. Главное, вместе.
Марина махнула рукой.
– Вместе! Да любая дура на твоем месте давно бы сделала так, чтоб вместе. А в отпуск – как раз по отдельности.
– Марина! – с прежней мольбой произнесла Лида. – Делаешь добро, делай его обеими руками.
Марина взяла с дивана одно из принесенных ею платьев и, держа его на вытянутых руках, показала Лиде:
– Все! Видишь? Обеими. Как оно тебе?
– Ой, прелесть! – Лиду вмиг так и переполнило восторгом. – Именно то, что надо, ты принесла. Только бы впору оказалось…
– Да у нас с тобой все одинаково почти, – сказала Марина. И добавила: – Снаружи.
Лида никак не отозвалась на ее новую колкость: она уже вся была захвачена примеркой и, пожалуй, даже не слышала Марины. Быстро надевались и снимались кофточки, блузки, платья… Лида с жадностью и неуверенностью оглядывала себя в зеркале платяного шкафа на внутренней стороне створки.
– Слушай, я не знаю… вот это платье… – сказала она, надев очередное платье и все осматривая и осматривая себя в нем – явно оно ей понравилось и в то же время чем-то смущало. – Мне бы хотелось, чтобы он его посмотрел.
– Что? – взорвалась Марина. – Ну, Лидка! Да это не его дело. Приедете, наденешь, тогда и увидит.
– Нет, мне бы хотелось. Я ведь не сама по себе буду. С ним. А оно такое… я вся видна в нем. Все на меня будут смотреть. Ему это может быть не очень приятно.
Марина закатила глаза под лоб.
– Ну ты меня удивляешь! Да какое тебе дело – приятно, не приятно? Тебе оно нравится? Ну и все!
– Нет, мне бы хотелось. – Лида произнесла это как решенное. Она подсела к журнальному столу, поставила на него телефон и набрала номер. – Добрый день, – сказала она в трубку. – Будьте добры, позовите Андрея Павловича. – В паузе, пока там подзывали ее «Палыча», она посмотрела на Марину, и та, поймав ее взгляд, снова закатила глаза. Лида улыбнулась ей. – Здравствуй, Андрей, это я, – ответила она на его «слушаю» в трубке. – Ты мне нужен сегодня. – И засмеялась. – Нет, никаких шкафов двигать не требуется. И холодильник тоже. Буквально на пять минут.
«Палыч» стал допытываться, что все-таки за нужда у нее, но Лида лишь опять засмеялась:
– Узнаешь зачем. Не тайна, но… ты будешь смеяться, если я скажу. Приезжай, я буду ждать… Подъедет после работы, – сказала она Марине, положив трубку.
– Подъедет? – отозвалась Марина таким тоном, как что-то загадывала про себя. – Ну-ну!
Из бабушкиной комнаты донесся грохот чего-то тяжелого, упавшего на пол.
Лида опрометью бросилась туда. Но почти тут же и вышла обратно.
– Это бабушка. Пыталась судно сама взять. Всегда, когда в доме кто-то чужой, пытается сама. И всегда роняет.
Марина, зажмурившись, потрясла головой:
– Нет, не доведи бог!
Лида сняла платье, которое мерила, переоделась в свое. Примерка была закончена. Марина между тем что-то, похоже, обдумывала все это время.
– Слушай, – сказала она, – не хочется мне к Володьке на свидание идти… Отменю его. Давай и в самом деле эту работу вместе сделаем.
– Да ну что ты, – отмахнулась Лида. – Сделаю я все одна.
– Не из благородства, не волнуйся. – Марина подсела к телефону. – Неохота просто. Отменю. – Она набрала номер и, нежно называя того, с кем говорила, Володенькой, сообщила, что у нее страшное огорчение, срочную работу дали на кафедре, к завтрашнему дню прямо, цифровые выборки из отчетов делать. – Ученые наши всякие дурацкие липовые отчеты пишут, – сказала она, – а мы вон с завлаборантским отделением их обрабатывай… Все, пусть гуляет, – сказала она Лиде, закончив разговор. – Я в твоем распоряжении, начальник.
– Располагайся. – Лида выдвинула из-под обеденного стола стулья, достала из своей сумки и положила на стол ворох бумаг. – Я присоединюсь сейчас.
Она вынесла за бабушкой судно, принесла с кухни полиэтиленовый пакет с семечками, блюдце для шелухи, и они с Мариной углубились в работу. Работа была нудная, противная, но требовавшая большого внимания, и они молчали, лишь. изредка, когда уж не промолчать, по самой большой необходимости, обменивались отдельными фразами:
– А Пестунов разве два месяца со стройотрядом был? – спрашивала Марина.
– Видимо, – отвечала Лида. – Ставь, как написано.
– Господи! – восклицала Марина. – Сидоркина три статьи в журналы подготовила!
Лида понимала ее иронию и подхватывала:
– Сколько напечатают – это не важно.
Тишину вновь нарушала Марина:
– Что-то я не понимаю: Лысаков тут формулы изобразил. в какую же графу их вносить?
– Ставь в «научные работы» – одна, предложила Лида.
За окном тем временем начало темнеть, и все быстрее, быстрее – день переходил в сумерки. Марина оторвалась от бумаг:
– Что-то я не вижу ничего. Свет, что ли, надо включить.
Лида тоже подняла глаза от своей таблицы.
– И в самом деле.
Она встала, прошла к выключателю, дернула за шнур, и в комнате разом сделалось светло, а окно из серо-голубого так же разом сделалось мглисто-синим.
Сумеречная эта синева напомнила Лиде об Анином театре.
– Ани, странно, нет что-то, – сказала она вслух. – Ей сегодня в театр идти, уж мальчик ее скоро появится… – И вспомнила все, что говорила сестра: – А, она говорила, дело у нее какое-то, еще просила, чтоб я…
Перебив ее, зазвонил телефон.
– Алло? Да, квартира Стениных, – ответила Лида, сняв трубку. Послушала и сказала: – Простите, но сначала нужно представиться самому. – Однако говоривший с нею, видимо, очень настаивал, чтобы она назвалась, и Лида уступила: – Ну, если вам непременно хочется узнать, кто я, то пожалуйста: Лидия Альбертовна Рылова. Стенина моя мать. Анне Викторовне Стениной прихожусь сестрой. А что, так, по-вашему, не бывает – разные фамилии? Вот именно, вышла замуж. Что-о? – протяжно спросила она через паузу, и в голосе ее прозвучала тревога. – Это, знаете, очень глупая шутка… – Осеклась и, подержав трубку прижатой к уху еще мгновение, положила ее. – Бред какой-то, – повернулась она к Марине. – Будто бы из милиции, будто бы что-то там Анька… Сказали, не верите – позвоните в справочное, узнайте телефон дежурного сто тридцать восьмого отделения.
Марина повела плечом:
– Тогда похоже на правду…
– Да ну, Анька и милиция. – Лида уже торопливо набирала «09». – Девушка, сто тридцать восьмое отделение милиции, телефон дежурного, – прокричала она, выслушала номер, повесила трубку и тут же снова сняла, закрутила диск. – Сто тридцать восьмое отделение? Скажите, вы звонили сейчас на квартиру Стениных, телефон… – Она не договорила, лицо у нее мгновенно сделалось бледным и испуганным. – Да, это сестра. А что случилось? И она сейчас у вас? Нет, матери нет дома. Я старшая сестра, не волнуйтесь, много старше, мне уже тридцать. – Она умолкла и некоторое время, пусто и бессмысленно глядя на Марину, не видя ее, слушала того, на другом конце провода. Потом спросила: – Но с ней все в порядке, жива-здорова? Хорошо, я сейчас приеду к вам. – Положила трубку и, глядя на Марину всем тем же бессмысленно-пустым взглядом, проговорила: – Не понимаю ничего. Ничего не объяснили. Аня в милиции, задержана за что-то. Говорят, брюки или юбку принесите для вашей сестры… – Взгляд у нее стал осмыслен, и она тут же засуетилась, забегала по комнате, переодеваясь, что-то ища на полках в шкафу, заталкивая найденное в сумку. – Я сейчас поеду туда… А где это? Как туда ехать? Не спросила, дура. А, у метро в справочном! А ты, значит…