т, что внутри там куча баксов. Его, в данный момент, персональная куча. Видение рассеялось быстро, но от него осталось приятное очень послевкусие. Сладко-соленое, першащее в горле и ласково щекочущее гортань послевкусие. И черный непрозрачный пакет с баксами тоже остался.
17 Колея
Кайф от вырванных ста пятидесяти штук был ярким, но недолгим. Анестезия местная, на полчаса всего и хватило. Что такое 150000 по сравнению с сотней почти миллионов? Пустяк, а может, и издевательство даже. Наркоз стремительно уходил, послевкусие улетучивалось, внутри у Алика нехорошо заныло. В голове заметались странные мысли.
«…Деньги, мани, бабки, лавондосы… Не труд из обезьяны человека сделал, а деньги. Они же людей и обратно в зверюг превращают. А труд, что труд? Побочный эффект при добыче денег. Не интересует труд никого. Зато деньги всех интересуют. Не случайно банкиры стоят на самом верху социальной лестницы. Люди – менялы по природе своей, а деньги универсальное средство обмена. Выходит, банкиры самые человечные люди на земле. А чего? Тихие, хорошо одетые, образованные, не агрессивные ничуть. Идеал человека, пик эволюции. Человек Меняющий. И неправда, что деньги портят. Деньги любят, кормят, греют, развлекают, деньги омывают водами самых бархатных океанов, услаждают плоть, нежно массируют душу, сильно помогают размножаться и самовыражаться. Вот идет по улице мужичонка плюгавенький. Потрескавшаяся китайская кожаная курточка, башмаки стоптанные, плешь на полголовы. Взгляд мутный и зашуганный. Тьфу, смотреть не на что. А появится у него немного денег, глядишь, и на человека стал похож. Вылезает из маленького джипчика уверенно, в «Ашан» заходит. И баба с ним рядом ладная, крепенькая заведется. А еще больше денег станет у мужичка, xoленость некая на лице проявляться начнет. То ли хипстер, то ли випстер, не русский, в общем, совсем. Как будто и не из нашего говна вылупился. Пиджачок «Бриони», джинсики «Босс», небритость гламурная и тачка с подвывертом. Не «Мерседес» обыкновенный, а «АМG» [4] . Хрен его знает, что такое «АМG». Но «АМG» же! Запросы духовные у мужичонки появляются. Сначала, как водится, сауна с блядьми. Но зато потом… Сохо, Рай, Весна, Зима, Лето, Калина, Малина, Купол, Крыша. И любовь возникает нежданно, не за деньги грубо, а извращенно, куртуазно, за щедрость мужскую, через прокладки в виде шмоток, «Тиффани» и «Шопарда». «Шопард» – слово-то какое сладкое. На «пиздец» похоже. А дальше тоска во взгляде проскальзывает благородная и тут уж до выставки современного исскуства в «Гараже» недалеко. И до Кирилла Серебрянникова рукой подать. И тюрьма впереди маячит. Нет, все-таки что-то было, наверное, в мужичонке изначально. А деньги этому чему-то раскрыться и помогли. Чайльд Гарольд. Красавец. Умница. Герой. Молчалив и задумчив идет он по жизни, походя обогревая своим мужским теплом обворожительных мимолетных спутниц. Ведь лучше стал, явно лучше! Сморкается в платок, читает Пелевина и Умберто Эко, о судьбах мира на досуге размышляет, биде освоил, в конце концов. Но не в биде беда. Путаться мужичонка начинает. Твердят, конечно, все кругом, что это он такой замечательный парниша, всего добился умом своим недюжинным, а деньги тут совсем ни при чем. Следствие они его талантов врожденных. Но помнит, помнит себя мужичок в куртчонке копеечной китайской, зашуганного и плешивого. Помнит! И как-то одной несчастливой ночью, после выжратого литра элитного алкоголя, прозрение на него снисходит. «В деньгах все дело, – догадывается он. – Кем я был без них и кем с ними стал?»
Никому не говорит он страшную тайну. Но и жизнь свою не меняет, не уходит в монастырь разочарованно. Наоборот, потреблять начинает ценности духовные и материальные с утроенной энергией. Не «АМG», а вертолет, не вертолет, а «Боинг», яхта летающая, подводная лодка с приводом четыре на четыре. Не Пелевин, а Джойс, и чтобы под Джойса Пласидо Доминго подвывал на его бездэй. И Джордж Клуни в друганах. И баба чтобы из топ-моделей бывших, черная желательно или француженка.
Не дай бог кто-нибудь допрет, что в бабках все дело. Любая мишура, любые блестки, лишь бы не догадались… Все, пропал мужичок. Сожрали его деньги. Он сам деньгами стал. Течет себе не задумываясь туда, где инвестиционный климат лучше. А лучше всего ему там, где люди нормальные жить не могут в принципе. Воняет там сильно, серой в основном, и земля под ногами пламенеет. Сгорает он в плотных слоях атмосферы роскоши и благополучия, а чаще всего на подступах к этим чрезвычайно плотным слоям. Потому что желающих полна жопа огурцов. Тесно там очень, не протолкнуться. Уж лучше бы оставался мужичонка плешивым и в башмаках стоптанных…»
Машина Алика стояла на перекрестке, ожидая зеленый сигнал светофора. Прямо перед ней по зебре шел подшаркивая невзрачный мужик в облупившейся кожаной куртке с нелепой, советской еще, авоськой в руках. Внутри авоськи обреченно телепалась мороженая рыба неопределенного вида… Алик очнулся.
«Что за фигня в голову лезет, – подумал. – Мало мне Либеркиберии, еще и здесь видения начались. И вообще, о ком это я? О себе, о банкире, о мужике задрипанном, о нас всех? Но ведь правда так живем. Глупо, смешно и нелогично. По-дурацки совсем».
Он покосился на пакет с долларами. После привидевшегося бабки не утешали ни капельки. Не значили они ничего в принципе. А в его частном случае означали еще меньше. Мог банкир по-честному с ним разговаривать, а мог и хитрить. Откупился малой кровью от навязчивого лошка, а сам в ускоренном темпе бабки стыренные по офшорам распихивать принялся. И звонок в ЦБ ничего не даст. Ну, подтвердят они, что лежат у них на счету два с половиной миллиарда. Так ведь на них не написано, что они конторе Алика принадлежат. Казначейский билет банка России на них написано. У кого в руках билет, тот и на тройке с бубенцами катается со свистом. Зарегистрируют банку капитал или нет, есть деньги на счету в ЦБ или пусто там, не важно совершенно. Что действительно важно, так это добрая воля банкира и его дальнейшие планы на жизнь. А ну как достало его все и он тоже на Багамы собрался? «Кто-то из нас сегодня летит на Багамы» – вспомнилась фраза дружка Феди.
«Точно, – подумал он. – Кто-то обязательно полетит. Кто-то на юг, а кто-то на север. Кто-то теряет, а кто-то находит».
Изводить себя дальше было бессмысленно и опасно для остатков душевного здоровья. Решив, что время расставит всё и всех по своим местам, Алик резко и зло нажал на педаль газа. В конторе на грани нервного срыва ждал шеф. Он очень нуждался в терапии наличными и целебных примочках из зеленых американских денег.Жизнь опять съехала в болотистую беспросветную колею. Обрадовался ЛМ тугим зеленым пачкам, конечно. Приободрился. А когда на следующий день банкир перечислил пятьсот тысяч на офшор, Алик и вовсе героем стал. Не просто везучий парень, которому прет по жизни, а боец мужественный, лихо оседлавший судьбу-злодейку. Не мальчик, но муж благородный. На третий день Андрей миллиона не прислал, тридцать тысяч всего на счет капнуло. По телефону банкир мямлил что-то невразумительное, а потом перестал отвечать на звонки. Деньги то совсем не приходили, то приходили в каких-то странных, глумливых количествах. Особенно его поразила одна сумма – 14 764 доллара.
«Почему 764?» – испуганно думал Алик и не находил ответа.
Снова превратился он из мужа благородного в беспомощного мальца. Шеф слушал его оправдания вполуха, раздраженно и шумно шкрябал пальцем подбородок. Михай смягчать пытался поначалу, но, увидев палец, скребущий подбородок, утих. «Керосином дело пахнет», – подумал. Дистанцироваться начал, в сторонку отползать потихонечку. Алика встречал приветливо, но все время мимолетом. Не получалось никак у них поговорить. То входил кто-то в кабинет, то деньги приносили, то бумаги, и звонки непрекращающиеся на мобильный. Если возникала случайно свободная минутка, Михай начинал жаловаться. На шефа, на здоровье, на жизнь неудавшуюся. Жаловался, слово не давал вставить. Алик все понял и перестал беспокоить чуткого к переменам коллегу. Зато с хватким полковником МВД познакомиться пришлось. Нормальный дядька оказался, пах вкусно французским парфюмом, одет был стильно, улыбался обаятельно в импозантные, черные с проседью усы. Никита Михалков вылитый. Только один раз, ближе к концу разговора, посмотрел он кинжально на Алика и спросил:
– А почему ты именно к этому банкиру обратился? У тебя же много банкиров знакомых. Наверное, знаешь его хорошо, денег много вместе заработали. Небось, обували терпил на пару. Да?
Зрачки у полковника стали даже не серые, а белые почти. Грязного такого оттенка, как халаты застиранные у мясников на рынке. И точки черные посередке, маленькие, но чернее не видел Алик в жизни ничего.
«Эдмундович, – подумал он. – Феликс который. Страшно-то как, господи! Усраться можно».
Захотелось немедленно написать чистосердечное признание. О том, что договорился он с банкиром кинуть кристальнейшего социально ответственного бизнесмена Леонида Михайловича Карповича на 80 миллионов долларов. А потом прорыть тоннель через Берингов пролив и скрыться с уворованным баблом в США, на Аляске. И зажигать там со знойными алеутами не по-детски. И Родину им продать за недорого, и…
Во всем признаться был готов под нечеловеческим взглядом. Спасибо полковнику, не стал он ответа ждать. Улыбнулся лучисто и сказал:
– Да ладно, расслабься. Шучу я, шучу. Нормальный ты парень. И банкир твой честный фраер вроде. Пробивал я его. Только хитрожопый больно. Ну ничего, мы его жопу наизнанку вывернем. Станет он у нас простым русским парнем с вывернутой жопой. Хоть и еврей по рождению. А не хера выдрючиваться. В России ведь живем. Здесь все русские.
На том и расстались. Вечерами после работы возвращался Алик в ненавистную гостиницу. Курил много, виски пил из горла, включал телевизор и под оптимистический бубнеж Первого канала проваливался в вожделенную нирвану отупения.
«Рай – это когда не болит, – вяло размышлял он. – Когда ада нет, тогда и рай. А люди чего-то выдумывают, усложняют, всего им мало. И я выдумывал, дурак. Какие, к черту, Багамы, гольф-поля и инвестиционные банкиры? Вот он, рай. Здесь. Сейчас».