Она понимала, она все понимала. Даже то, что он еще пока сам не понимал. Видения семьи исчезли. Но вместо них навалилась чудовищная, ничуть не мистическая, а вполне осознанная тоска по родным людям. И по Москве он заскучал сильно. И по конторе со всеми ее интригами и разводками. Даже усатого мента вспоминал с ностальгией. Никогда он не думал, что так получится. А вот подижь ты… получилось. Сам себе он напоминал героя классической сказки. Поймал герой рыбку золотую и эксплуатировать стал ее по полной. Не одно желание, не три – тысячи. Создал себе герой жизнь, о которой мечтал, и зажил припеваючи в сказке сбывшейся. Только сказка адом обернулась мгновенно. Почему? А потому что не о том мечтал, видимо…
В выходные он все чаще оставался дома. Ая тянула его в город, в клубы, в караоке. Хотела растормошить его. Он вяло врал, что очень много работы. Надо схему новую придумать или молитву неотложную удовлетворить. Иди, мол, дорогая, одна погуляй, а я дома поработаю. Она, слегка обидевшись, уходила рисовать морские пейзажи на набережную. А он усаживался на диван в оранжерее, закуривал сигарету и думал, думал, думал…
«…В Москве я на пороге чего-то нового стоял. Я людей полюбил почти, в монастырь хотел уйти, молиться, душу очищать. А здесь? Люблю я здесь людей? Ничего подобного. Жалею – да. Понимаю – да. Но не люблю. Как их можно таких полюбить, когда я знаю о них все? Тупик… полный тупик беспросветный. Не мой это путь. Меня здесь держат две вещи. Ая и ответственность за этих обормотов непутевых. Ая… Аечка… любовь настоящая, без компромиссов, девятьсот девяносто девятой пробы любовь. Я не смогу без нее, но и жить одной любовью не смогу. Гад я, наверное, сволочь, как и все мужики, но мало мне любви одной, мне смысл нужен. В Москве он есть, точнее, можно попробовать его найти. В семье, в детях, в работе, да в тех же Багамах наконец. А там… куда кривая вывезет. А здесь его точно нет. Какой я бог? Так, разводила среднего пошиба. Нужно возвращаться. Но Ая, но люди… не могу я их здесь одних бросить. Тупик…»
Задача, казалось, не имела решения. Можно, конечно, попытаться жить на два мира, как раньше. Но он был абсолютно убежден, что проституировать, как раньше, не получится. Как только его мир без присмотра останется, случится страшное. Ая умрет, это как минимум. А может, и весь мир погибнет. Почему он так думал, он и сам не знал. Но то, что будет именно так, знал точно. Прошло несколько недель. В свободное от улучшения мира время Алик перебрал несколько десятков вариантов. Ни один не подошел. Он отчаялся. Тоска по семье, по маленьким близнецам, по любимой Сашке и Ленке доверчивой не проходила. Он снова стал ощущать себя предателем. На этот раз предателем в кубе. Сначала семью предал, а сейчас собирается Аю и мир свой предать. В один из дней нестерпимо захотелось помолиться.
«А кому здесь молиться? – подумал он. – Себе? Глупо. Их я, может, и создал, а себя точно нет. Да и где молиться, у Аи? Увидит еще, объяснять придется, а я и так себя странно веду, с ее точки зрения».
Размышляя, он случайно увидел храм Великого Нечто, тот, в котором появился в этом мире в первый раз. Он понял, что это знак, и вошел в огромные, обитые бронзовыми листами двери.
Мрак и сияющие на иконостасе светильники в серебряных окладах по-прежнему напоминали вставшее на дыбы звездное небо. Охватившая Алика истерика мгновенно улетучилась, он успокоился. Печаль накатила и ностальгия. Светлая печаль, как по ушедшей глупой юности. Он вспомнил, как все забавно начиналось. Антуана вспомнил, упрашивающего бога о смерти, противного старика аудитора. Как обещал наивный мальчишка за это 10 % своих доходов отдавать на храм. Бар «Ванильные небеса» с нагловатым официантом, которого чуть не превратил в лягушку. Как зажигали они с Антуаном, вспомнил. Как в рок-звезд превратились и погорели на хулиганском исполнении «Владимирского централа». И как девками стали. Он культурной и интеллигентной Аликой, а Антуан – разбитной и веселой шлюшкой Антуанеттой. И как рыцарь их выкинул голыми из своего таунхауса. И как их помятые жалкие тряпочки медленно кружились в воздухе.
«Ведь хорошо же было, – чуть не плача, думал он. – Весело, смешно, глуповато, конечно, но весело. А потом, а сейчас… С чего же все вкривь пошло? С того, что город разрушился из-за моих шалостей московских? Или с того, что я Антуана в мессию решил превратить?»
Настроение Алика внезапно переменилось. Как будто звезданулся он о каменный пол башкой и выскочившие из глаз искры разогнали окружающий мрак.
– Вот же, вот оно! – завопил он на весь храм. – Как я раньше не догадался. Мессия – это решение. Мессия – это спасение. Аллилуйя!!!
К Алику неслышно подкралась старушка – божий одуванчик. Сказала дребезжащим скрипучим голоском:
– Молодой человек, я вас понимаю. Мы все здесь любим бога. Но нельзя ли делать это немного потише. Здесь храм все-таки, а не стадион.
Он подхватил бабульку на руки, закружил, расцеловал в морщинистые сухие щечки, поставил на место и сказал шепотом:
– Можно, бабушка. Конечно, можно. Только тссс!.. – Он приложил палец к губам. – Не говорите никому.
Оставив старушку, Алик быстро растаял в воздухе. Совершенно обалдевшая бабулька повернулась в сторону иконостаса и начала истово молиться.
Идея сделать Аю мессией решала все проблемы. Если получится, он сможет вернуться домой. Мир не останется без защиты и присмотра. Никто не умрет, ничего не разрушится. Были, конечно, и минусы. Не желал он любви своей судьбы такой, но другого выхода Алик не видел.
«И потом, я же смогу возвращаться, – утешал он сам себя. – Неделю в Москве, неделю здесь. Люди всю жизнь на две семьи живут, и ничего…»
Как ни уговаривал совесть, а идейка все равно отдавала подлостью. Но подлостью допустимой, уютной и житейской. Да чего там, все же люди. Все всё понимают…
Зная Аю, Алик догадывался, что в восторге она от его предложения не будет. Несколько дней он продумывал план разговоров, уговоров и придумал, как ему показалось, гениальную стратегию. Артподготовку начал за две недели до решающей битвы. Внезапно у него резко увеличилось количество работы. Сырьесранский царь в очередной раз вильнул задницей. Миниумы начали бузить. Пробабленные вместо права на убийство тихой сапой продавливали новое право – на изнасилование. Обалдев от всеобщего безумия, среднеклассики ударились в дауншифтинг. Рабочий день Алика удлинился до 16 часов. Пришлось отменить выходные. Он приходил домой вымотанный и жалкий. Ая старалась ему помочь, чем могла. Создавала уют, зажигала свечи, кормила вкусной едой. Он механически ел ужин, смотрел на Аю тоскливым взглядом и шел спать.
– Любимый, чем я тебе могу помочь? – спрашивала взволнованная Ая. – Ты скажи, я все сделаю. Ты только скажи.
– Ничем, – усталым, потухшим голосом отвечал он ей. Отворачивался к стенке и засыпал.
Так продолжалось две недели. В очередное воскресенье им удалось вырваться на полдня в город. Они сидели в любимом кафе на набережной под белыми, хлопающими на ветру парусиновыми тентами, дышали морским воздухом и пили коктейли. Глаза Алика были красными от недосыпа, под ними темнели лиловые синяки, небритые щеки обвисли и жалостливо трепыхались от прибрежного бриза.
– Дорогой, я давно хотела с тобой поговорить, – решительно начала Ая. – Так больше продолжаться не может.
– Как – так?
– Вот так. Ты убиваешь себя. Понимаешь?
– Люди убивают бога в себе. И бог умирает. Это естественно, любимая.
– Да пошли они на хрен, эти люди. Кому они вообще нужны?
– Мне нужны. Я бог их.
– Обойдутся. Жили как-то до твоего вмешательства и сейчас проживут.
– А ты зачем меня на порку миниума повела – чтобы они без моего вмешательства жили? Поздно, Ая. Слишком поздно…
Алик чувствовал себя законченным негодяем. Что-то их разговор ему напоминал. Что-то очень знакомое… С Ленкой он так в Москве разговаривал. Круг замкнулся. Его жизнь здесь в Либеркиберии полностью стала похожа на его прежнюю земную жизнь. Как ни странно, он не расстроился. Только еще больше укрепился в правильности своих действий. И негодяем перестал себя чувствовать.
– Ну, я не знаю, – просила его Ая. – Ну, в отпуск уйди на пару недель. Ничего за пару недель не случится.
– Случится, многое случится. Сотни погибнут, тысячи жизнь себе поломают, миллионы шансы свои упустят. Случится, Ая, еще как случится.
– Хорошо, себя не жалеешь, меня пожалей. Я так больше не могу. Я с ума сойду. Скажи тогда, чем я тебе могу помочь. Хоть это ты сказать можешь?
Момент настал. Годы жизни с Ленкой научили Алика чувствовать такие моменты…
– А ты знаешь, скажу, – произнес он, посмотрев несчастными больными глазами на Аю. – Я вот подумал сейчас, ты и вправду мне можешь помочь. Помнишь, я про Антуана тебе рассказывал. Как мессией хотел его сделать, да не смог, потому что не любил. А тебя я люблю. Так что, если хочешь… я могу. Если хочешь…
– Не хочу! – резко и даже зло ответила Ая.
Алик растерялся. Этого не должно было произойти. Ая, конечно, девушка с характером, но по всем расчетам должна была сломаться. Ведь она любит его. Точно любит. Сомнений нет.
– Ну ты же хотела помочь, – пробормотал он. – Ты хотела. Я зашиваюсь. В чем дело?
– Мы миллион раз говорили. Ты вроде не тупой. Вроде умный, а не понимаешь. Алик, любимый, это твой путь. И пройти ты его должен сам. Я все для тебя сделаю. Я люблю тебя. Я жизнь за тебя отдам, если нужно. Ты бог. Ты можешь в душу ко мне заглянуть. Понять, что не вру. Но путь я за тебя пройти не могу. А если попытаюсь, это как… это как… как нож в спину тебе воткнуть. Не могу я этого сделать. Все что угодно, но не это!
– Дорогая, но это всего лишь абстрактные построения. Я помощи у тебя прошу. Ты меня слышишь?
– Этого не могу. Не мо-гу!
Если Ая втемяшила себе в голову что-то, переубедить ее было невозможно.
«Вот такой у нее бабский каприз, – раздраженно подумал он. – Мало мне от Ленки бабских капризов. Теперь и от нее».