Лицом к лицу.
Девушку, которой я никогда не смогу соответствовать.
Ту, которая делала болезненно очевидным, что такой я никогда не буду.
И ту, которая весело дразнилась своим парнем у меня на глазах. Самым трудным было то, что она всегда такая отвратительно приторная, что я никогда не понимала, делала ли она это назло или просто не знала, что у меня что-то к нему есть.
Уфф. Четыре года прошло. А это все еще задевает меня.
Встречи с ней напоминают обо всем, что я пыталась забыть и оставить в прошлом. Она всегда была такой пассивно-агрессивной, что к моменту, как мы заканчивали тусоваться, я была эмоционально истощена.
Передо мной возникло офисное здание. Я прищурилась, прикрывая лицо рукой, когда лучи солнца отразились в стекле.
— На что мы смотрим? — прошептал Лукас мне на ухо.
Я взвизгнула и отскочила от него, и врезалась бы в проходящего мимо байкера, если бы Лукас не оттолкнул меня свободной от кофе рукой.
— Обязательно быть такой занозой в заднице?
— Обязательно пытаться меня убить? — парировала я.
Он закатил глаза.
— Пойдем. — И потащил меня за собой.
Мы шли не в сторону офиса.
— Эм… Торн…
— Я серьезно засуну «Старбакс» в эту тощую задницу, если ты не заткнешься и не послушаешь меня хотя бы раз в жизни.
Я замолчала и пошла следом, но только потому, что он произнес «Старбакс» и целенаправленно двигался в направлении ближайшего его филиала. Если я буду выглядеть достаточно жалкой, он купит мне кофе?
Вот, до чего я дожила.
Клянчу кофе.
От этой мысли плечи поникли, когда мы вошли в здание. Запах свежеиспеченных булочек ударил меня в полную силу, и в животе заурчало, сообщая каждому: «Я голодный медведь и могу съесть любого. С дороги, пожалуйста!».
Я последовала за Лукасом на линию выдачи, все еще борясь с желанием заговорить, но решив, что, если он захочет от меня что-то услышать, он скажет что-то вроде: «Теперь ты можешь порадовать меня своим голосом, Эвери».
Хоть я и молчала, но каждый раз, слыша, как кто-то заказывает тыквенный пирог, я громко вздыхала, так громко, что бариста косилась на меня. Остынь, «Старбакс», я не собираюсь красть кусок тыквенного пирога.
Рот наполнился слюной.
Конечно, я не была настолько отчаявшейся.
Но если я сделаю два или, может быть, три шага к ней, закричу «Пожар!», а потом начну вопить какую-нибудь хрень про напавшую на меня пчелу, то кусок тыквенного пирога, вероятно, выпадет из ее рук на пол. Будет жаль, если я не спасу его от муравьев.
Все существа заслуживают еду, но тыквенный пирог слишком хорош для муравьев, слишком роскошен, они лопнут от такого богатства по моей вине, из-за спасения баристы, правильно? От пчелы.
Кажется, я сама себя смутила.
— Почему ты так тяжело дышишь? — спросил меня Лукас.
Я вырвалась из фантазий о тыквенном пироге и пожала плечами.
— Прости, не выспалась.
Он уклончиво кивнул, подошла его очередь. У жадного маленького ублюдка уже был кофе, и теперь он собирался получить еще один!
— Большой макиато и большой кофе с местом под сливки, два кусочка…
Я чувствительно толкнула его в ребра.
— Простите, эм… три кусочка тыквенного пирога, спасибо.
Он протянул баристе карточку, пока мои жадные глаза сконцентрировались на тыквенном пироге, который бариста сложила в пакет и протянула ему.
Раздраженно вздохнув, он сунул пакет мне в руки.
— Оставь мне хотя бы укусить.
— Не обещаю. — Я уже зарылась в пакет и истекала слюной, нетерпеливо огибая за ним стойку.
Лукас взял наши напитки и указал на один из столиков. Я села, набив рот огромной частью куска и умудрившись даже отхлебнуть глоток кофе.
Лукас покачал головой.
— Все время забываю, как серьезно ты относишься к тыквенному пирогу.
Я застонала и откусила еще один большой кусок.
— У меня есть теория.
Он наклонился вперед, его прекрасного рта коснулась улыбка.
— Ну-ка, расскажи.
Пока я говорила, большая часть пирога оказалась у меня во рту, мне даже было все равно, если я выгляжу как умирающее от голода животное.
— Тыквенный пирог вызывает такое же привыкание, как кокаин.
— Это твоя теория? Что этот пирог — наркотик?
— Верно, — я вздохнула и откинулась на спинку. — С разницей, что от него, к сожалению, не худеют.
Улыбка Лукаса стала шире, и он отщипнул маленький кусочек.
— Хочешь знать мою теорию?
Да, именно об этом я и думала, надеялась, что Лукас расскажет мне свою теорию, чтобы я смогла в это время съесть его порцию.
Лукас пододвинул ко мне пакет и прошептал:
— Счастливого Рождества.
— О, тыквенные боги, — снова простонала я.
Его глаза метнулись к моему рту.
— Что? — я вытерла губы. — У меня что-то на лице?
— Нет, — он отвел взгляд. — Итак, моя теория, что… аромат тыквы это заговор правительства, чтобы узнать, сколькими способами можно продать запах и сколько денег на нем заработать.
— Буу, — я показала ему перевернутый большой палец. — Спасибо, Гринч. О, и прекрати портить праздники.
Он усмехнулся.
— Ты всегда знала, что Санты не существует. Но все равно не прекращала оставлять ему печенье в каждый канун Рождества, а потом пробиралась вниз и сама все съедала.
— Первое, — я подняла палец, — это гениально, потому что никто его не тронет, боясь, что я взбешусь. Второе, — я подняла второй палец, — пока все остальные грустят о пропавших рождественских печеньях, я знаю, что они все достались мне. Это словно… — я вздохнула, — … рождественский подарок. Самой себе.
— Кроме того случая, — хмыкнул он.
— Жестокий человек. — Я посмотрела на него. — Как ты посмел съесть мое печенье?
Он пожал плечами.
— Они были сладкими.
Было ли жарко в этом маленьком «Старбаксе»? Из-за окна, через которое солнце палило на меня словно в увеличительное стекло?
Я потянула свою рубашку без рукавов.
— Насчет субботы…
Неудобный разговор, вот мы и подошли к нему! Я приготовилась и стала ждать неизбежного. А потом, к своему ужасу, поняла, что он только что купил мне кофе и еду, не позволив пойти в офис.
Мои глаза наполнились слезами, и я несколько раз покачала головой.
— Лукас, может я и вылила на тебя все дерьмо, но мне нужна эта работа.
Он нахмурился, как будто смутился.
— Не продолжай, — я вскинула руки. — Я сделаю все, Лукас, я имею в виду все что угодно, чтобы сохранить эту работу. Я не шутила, когда говорила, что родителям прямо-таки не терпится вернуть меня домой, а я не хочу. И это не потому, что я такая дерзкая, а потому что они хотят передать мне семейный бизнес.
Лукас рассмеялся, но потом оборвал себя.
— О, ты серьезно.
— Я не могу продавать куриц, Торн.
— Я хотел сказать, Эвери, твои родители владеют очень прибыльной компанией по производству мяса. Уверен, они могут предложить тебе как минимум пятизначную зарплату. — Его улыбка была слишком самодовольной, но я все равно должна быть с ним милой, а не сбрасывать его с обрыва, потому что он может уволить меня.
— Слушай, — я попробовала другую тактику, — мама и папа замечательные, я люблю их, но Брук живет дома…
— Что? Брук? — он нахмурился. — Я думал, она уехала в Лос-Анджелес попробовать себя на сцене или что-то вроде.
Я сглотнула.
— Или что-то вроде.
— Эвери?
— Она переспала не с тем парнем, подружилась не с теми людьми и теперь очень счастливо зависает в своей старой спальне, и ведет для родителей книги по бизнесу. Она ненавидит жизнь, сердитая и не милая. Поэтому нет, я не хочу ехать домой, и да, мне нужна эта работа. Если ты собираешься меня уволить, хорошо, но хотя бы дай мне пару недель, чтобы я могла построить прелестную лачугу у воды. Все хорошие перекрестки заняты, и я не хочу, чтобы меня путали с проституткой!
— Ты уже закончила?
— Да. — Я вздохнула, чувствуя себя немного лучше, но все еще неуверенно, словно он просто ждал, пока я успокоюсь, чтобы он смог переехать меня мотоциклом, а потом извиниться и сделать это снова. Таковы были методы Лукаса Торна.
— Говоришь, сделаешь все что угодно? — Мне не нравился этот взгляд с его чуть приподнятыми бровями, гипнотическими глазами и проклятой ямочкой на подбородке!
— Я…
— Ты сказала, цитирую: «я сделаю все что угодно, Лукас…».
— Я не говорила так душераздирающе, — огрызнулась я.
— Ага, именно так и говорила. — Он сделал длинный самодовольный глоток кофе и пожал плечами. — Итак, ты нуждаешься во мне, я правильно услышал?
Я поерзала на месте, избегая зрительного контакта. Салфетки усеивали пол под моими ногами. О, смотрите, зеленая соломинка. Может быть, я смогу сохранить ее, чтобы позже использовать для строительства своей лачуги у воды. Отсутствие дома не будет таким уж плохим, то есть я могу купаться в океане, жить на земле.
Однажды я слышала, что кузнечики по вкусу как курятина.
— Эвери, взгляни на меня. — Его голос был мягок. Медленно я подняла взгляд на его до безумия красивое лицо. — Ужин. Вторник. Это мои условия. Прими их или уходи.
В ответ я отшатнулась.
— Ужин? Это все? Лукас, это твоя больная шутка? Ты знаешь, что одно из моих любимых занятий — еда. Я очень серьезно отношусь к пище.
— Мне ли об этом не знать.
Ладно, вполне возможно, что однажды я уснула в его доме и проснулась с воплем «Гамбургер!».
Но у меня есть оправдание. Я забыла поесть после футбольной тренировки, а родители снова уехали, что означало, что я была напугана и отправилась к Лукасу, потому что, ну, у него большие мышцы и все эти способности по борьбе с монстрами. И у него были поддельные сюрикэны.
— Только ужин, — произнесла я, прищурившись.
Его очередь выглядеть смущенно.
— Ужин и вежливая беседа.
Я ткнула в него пальцем:
— Я не доверяю тебе, Лукас Торн.
— О, прости. Я произвел впечатление, что хочу твоего доверия?