— Я выполню свое обещание.
— Что ты думаешь делать, когда будешь свободным?
— Открою ресторан. Я очень хороший повар, а он специалист по «чо-мину». Это спагетти по-китайски.
Шоколад сдержал слово: через пять дней все было готово. Нет слов: мачта, руль и киль сделаны на совесть из первоклассного материала. За изгибом реки нас поджидает лодка с бочкой воды и пищевыми запасами. Нам остается лишь предупредить Ван-Ху. Шоколад вызвался пойти в лагерь и привести его прямо к месту стоянки.
Отплытие назначено на завтра, на 7 часов. Если оставим остров в 5 часов, сможем до стоянки идти целый час при свете солнца.
Мы возвращаемся в хижину, и Квик-Квик от радости беспрестанно говорит:
— Наконец-то оставлю эту проклятую каторгу. Благодаря тебе и моему брату Чангу, буду свободным. И если французы уйдут из Индокитая, смогу когда-нибудь вернуться на родину.
Если нам удастся выйти из реки в море — это свобода, потому что с начала войны ни одна страна не выдает беглецов.
Когда Квик-Квик будит меня, солнце стоит уже высоко. Я вижу кругом множество коробок и две клетки.
— Что ты собираешься делать с клетками?
— Посажу в них куриц, съедим их в пути.
— Ты с ума сошел, Квик-Квик! Мы не берем никаких куриц!
— Но я хочу их взять.
— Ты болен? А если нам из-за отлива придется выйти утром, и твои петушки и курочки закукарекают и закудахчут? Представляешь себе, чем нам это грозит?
— Я своих кур не брошу.
— Свари их и положи в масло. Так они сохранятся. Съедим их в первые три дня.
В конце концов, мне удается его убедить. Квик-Квик отправляется ловить своих кур, но крики четырех первых пойманных кур предупредили, наверно, остальных об опасности, и больше ему не удается поймать ни одной.
Вслед за поросенком мы пересекаем болото, навьюченные, как мулы. Квик-Квик упрашивает меня взять поросенка.
— Он не будет кричать?
— Нет, клянусь тебе. Если я приказываю ему молчать, он молчит. Несколько раз за нами гнался тигр, и он не кричал.
Я полагаюсь на честность Квик-Квика и соглашаюсь взять поросенка. К месту стоянки мы подходим с наступлением ночи. Шоколад и Ван-Ху уже поджидают нас. Делаем проверку. Все на месте: кольца паруса вдеты в мачту, дополнительный парус на своем месте. Я рассчитываюсь с негром, который оказался таким честным. Он принес пластырь и половинки ассигнаций и просит меня их склеить со вторыми половинками. Ему даже в голову не приходит, что я могу отобрать у него деньги силой. Только у абсолютно честного человека никогда не возникают дурные мысли о других. Шоколад хороший и честный парень. Он видел, как относятся к заключенным, и никогда не раскается в том, что помог троим бежать из этого ада.
— Прощай, Шоколад! Всего доброго тебе и твоей семье!
— Большое спасибо!
ТЕТРАДЬ ОДИННАДЦАТАЯ. ПРОЩАЙ, КАТОРГА!
Побег китайцев
Шоколад отталкивает лодку, и менее чем через два часа мы попадаем в реку.
Выход в море и быстрое удаление от берега не вызывают бурной радости у моих партнеров. Эти сыновья неба не так экзальтированы, как мы.
У входа в море Квик-Квик произнес обычным голосом:
— Вышли очень хорошо.
Ван-Ху добавил:
— Да. Мы вошли в море без труда.
— Мне хочется пить, Квик-Квик. Дай мне глоток тафии.
Мы вышли без компаса, но уже во время первого побега я научился управлять лодкой по солнцу, звездам и ветру. Без колебаний направляю лодку в открытое море, устанавливая парус по Полярной Звезде. Лодка держится на воде прекрасно — она плавно поднимается на волны, и ее почти не качает. Ветер заставлял нас быстро мчаться на запад. Квик-Квик и Ван-Ху — прекрасные напарники; они ни на что не жалуются: ни на отвратительную погоду, ни на дневную жару, ни на ночной холод. Лишь одно плохо: ни один из них не соглашается взять на несколько часов в руки руль и дать мне возможность поспать.
Три или четыре раза в день они готовят еду. После того как мы съели всех кур, я в шутку спросил Квик-Квика:
— Когда, наконец, возьмемся за твоего поросенка?
Он тут же сделал из этого трагедию.
— Он мой друг. Прежде, чем убить его, вам придется убить меня.
Мы вышли семь дней назад, и от палящего солнца я уже дохожу. Даже китайцы напоминают вареных раков.
— Смотри, летающий шар! — я впервые вижу летающий дирижабль. Он, правда, так далеко, что мы даже не в состоянии определить его размеры.
Но вот он изменил направление и приближается к нам. Растет, буквально на глазах и менее чем через двадцать минут оказывается прямо над нами. Квик-Квик и Ван-Ху поражены и что-то кричат по-китайски.
— Говорите по-французски, черт побери, чтобы и я мог понять!
— Английская колбаса, — говорит Квик-Квик.
— Нет, это не просто колбаса. Ею можно управлять.
Мы ясно различаем детали громадного предмета, кружащего над нами. В знак приветствия из дирижабля спускают флажки. Мы ничего не понимаем и не можем ответить. Дирижабль спускается все ниже, и я явственно различаю людей.
— Смотри, — говорит Ван-Ху.
— Куда?
— Туда, в направлении материка. Эта черная точка — корабль.
— Откуда ты знаешь?
— Говорю тебе, это рыболовный траулер.
— Почему ты так думаешь?
— Потому что над ним нет дыма.
Через некоторое время мы убеждаемся в том, что это действительно корабль, правда, не рыболовный траулер, а серый торпедный катер, направляющийся прямо к нам. Он идет на большой скорости, и я боюсь, как бы он не подошел к нам слишком близко. Волны могут опрокинуть нас.
Над катером развевается английский флаг. Сделав круг, катер начинает осторожно приближаться к нам сзади. Вся команда — в синих матросках — высыпала на палубу. Офицер в белом кителе, кричит с мостика в мегафон:
— Стоп, остановитесь!
— Квик-Квик, спусти парус.
Менее чем через две минуты основной и дополнительный паруса свернуты, и мы почти останавливаемся: нас несут только волны. Я не могу оставаться в таком положении долгое время. Лодка без собственной тяги двигателя или ветра не подчиняется рулю, а это очень опасно при высоких волнах. Я прикладываю руки рупором ко рту и кричу:
— Ты говоришь по-французски, капитан?
Капитан передает мегафон другому офицеру.
— Да, капитан, я говорю по-французски.
— Чего вы от нас хотите?
— Поднять вас на палубу.
— Нет, это слишком опасно, мы боимся, что вы сломаете нашу лодку.
— Это военный патрульный корабль, и вы должны нам подчиниться.
— Нам наплевать, мы не воюем.
— Разве вы не спаслись с потонувшего корабля?
— Нет, мы бежим с французской каторги.
— Какая каторга, что это такое?
— Тюрьма, лагерь. Конвикт[9].
— А! Да, да, я понимаю. Кайенна?
— Да, Кайенна.
— Куда вы направляетесь?
— В Британский Гондурас.
— Это невозможно. Вам придется повернуть на юго-запад, к Джорджтауну. Подчиняйтесь, это приказ.
— О, кей.
Я приказываю Квик-Квику развернуть паруса, и мы поворачиваем в сторону, указанную катером.
Сзади слышен гул моторов. Это от катера отделилась моторная лодка и быстро приближается к нам. На носу ее стоит моряк с карабином в руке. Лодка обходит нас с правой стороны и буквально прилепляется к нам, не останавливаясь и не прося нас остановиться. Моряк прыгает в нашу лодку, а моторка возвращается к кораблю.
Он присаживается рядом со мной, кладет руку на руль и направляет лодку немного южнее.
Каждый из нас получает от него по пачке английских сигарет.
— Бог мой, — говорит Квик-Квик. — Они, наверно, дали ему сигареты, когда он спустился в лодку. Не может быть, чтобы у него в кармане всегда были три пачки сигарет.
Я смеюсь и смотрю на английского моряка, который правит лодкой гораздо лучше меня. У меня много времени для раздумий. На этот раз побег удался, и я совершенно свободный человек. Кажется, в глазах у меня заблестели слезы. Это верно. Я свободен: с начала войны беглецов не выдают.
Моя уверенность в победе над тропой разложения настолько сильна, что я не думаю ни о чем ином. Наконец-то ты победил, Бабочка! После девяти лет борьбы ты победил. Спасибо, Боже, ты мог, наверно, сделать это и раньше, но пути твои неисповедимы, и я не жалуюсь. Благодаря тебе, я все еще молод, здоров и свободен.
Девять лет каторги и два года тюрьмы во Франции. Итого одиннадцать лет.
В четыре часа пополудни, минув маяк, мы входим в огромную реку — Демерара. Снова появляется моторная лодка. Моряк передает мне руль, а сам хватает брошенный ему канат и привязывает его к скамье. Лодка тащит нас двадцать километров вверх по желтой реке. Неожиданно перед нами появляется город. «Джорджтаун!» — кричит моряк.
Мы медленно подплываем к столице Британской Гвианы. У причала много торговых судов, военных кораблей и полицейских катеров. На берегу реки — пушки.
Это война. Она длится уже два года, но до сих пор я ее не ощущал. Джорджтаун, столица Британской Гвианы, важный порт на реке Демерара, находится в состоянии полной боевой готовности.
Мы бросили якорь у военного причала. Квик-Квик со своим поросенком, Ван-Ху с небольшой связкой в руке и я поднимаемся на причал. На причале, принадлежащем морскому флоту, нет ни одного гражданского лица. Одни только матросы и солдаты. К нам подходит офицер. Я узнаю его: это офицер, который говорил с нами по-французски. Он протягивает мне руку и спрашивает:
— Как ты себя чувствуешь?
— Прекрасно, капитан.
— Это хорошо, но все же придется пойти в поликлинику. Там тебе и твоим друзьям сделают прививки.
ТЕТРАДЬ ДВЕНАДЦАТАЯ. ДЖОРДЖТАУН
Жизнь в Джорджтауне
Нам сделали многочисленные прививки и после обеда отвезли в городской полицейский участок. Начальник полиции Джорджтауна, ответственный за порядок в порту, немедленно принимает нас в своем кабинете. Рядом с ним стоят английские офицеры в мундирах цвета хаки. Полковник, предлагает нам сесть напротив него и спрашивает на чистейшем французском: