— На Волге?
— На Субару. Японская машина.
— Чего ж не на нашей?
— Наша машина — это тоже Сочи. С воспоминаниями покончили? Давай теперь конкретно.
— Нет, Жорж, пацаном ты мне нравился больше. Хоть и нахалом был, но не таким окончательным. Субординацию вроде как держать умел.
— Петр, так я твоего звания не знаю. Может ты ефрейтор, а я целый сержант. С чего мне боевому сержанту субординировать перед ефрейтором. А что ты в капитанских погонах приезжал, так я тоже успел их поносить в своем полку.
— Во-во, я о том и говорю. А про капитанские погоны я не в курсе, это новость. Расскажешь?
— Угу. Старлей приходил, особист дивизионный, от вас? А то твоим именем размахивал как знаменем.
— От нас, так что не волнуйся. Так что там за история с погонами?
— В офицерском клубе Терминатора крутили, в выходные билеты солдатам не укупить, и никак не попасть. А в рабочие дни их не отпускали.
— И что? Ты же не…
— Ну да, я надел капитанскую форму, построил батарею и отвел в кино. Аккуратно вышло, даже ваш особист не узнал. Понятно, что лейтенантская подошла бы лучше, но я не догадался звездочки скрутить. Опять же дырки бы остались, палево.
— Милославский, я с тебя охреневаю! Ты же взрослый человек, к чему такие закидоны?
— Резоны как раз были. И объяснения можно дать логичные. Тут и желание проверить, что идентичность миров имеет место — фильм снят до моего вмешательства в ткань Мироздания. И действия по завоеванию авторитета у личного состава. Но главная причина не в этом — просто я могу себе позволить действовать так, как считаю нужным. Или как захочу. Понимаешь, у меня призовая игра. Или работа над ошибками? Да хрен его знает, если честно.
— Ладно, пусть будет так, как есть, ежели иного нет и не предвидится. Такие люди и нам нужны. Непредсказуемые и инициативные. Но в стане врага. Шучу, не вскидывайся. На вот, порассматривай.
Онегин протянул мне свое красненькое удостоверение сотрудника КГБ. Когда я его раскрыл, то как-то оторопел. Слева на фотокарточке с печатью почему-то было моё лицо. Какая-то фигня. Справа тоже всё неправильно, старшина Милославский Георгий Николаевич состоит в должности младшего оперуполномоченного центрального аппарата КГБ СССР. Владельцу удостоверения разрешено хранение и ношение огнестрельного оружия. Еще раз посмотрел на фото — точно, я на нем в форме с погонами старшины.
— Это чего такое? Шутка юмора? Считайте, насмешили.
— Ну ты посмотри, начальник наш как в воду смотрел. Говорит, Милославский ценит тонкую шутку и удар кувалдой. Не переживай, за приказ о назначении и удостоверение ты уже расписался. Так что всё честь по чести. Не опозорь уважаемую организацию.
— Со старшиной прикольно вышло. Кто сочинял?
— Коллективное творчество. Тут дело такое, что без высшего образования тебе офицерское звание дать не могли. Сержантом оставлять тоже как-то нелепо. А так, если кто увидит, поймет — тут не всё так просто с сотрудником. У нас даже служебные удостоверения бывают «не для всех». Есть удостоверения, а есть удостоверения.
— Угу, сразу стало понятно. Небось еще и номера блатные, серии козырные.
— В точку попал, Жора. Знал или угадал?
Как я про посетителей косяком верно напророчествовал. Посетители шли косяком и несли в клювиках красные книжечки. Все на моё имя. С удостоверением КГБ понятно, убрать его в застегивающийся карман… а я не в форме, в гражданской одежде до застежек на карманах пока не додумались. Всё равно подальше. Это даже не пистолет Макарова, это оружие серьезнее. И кстати, это оружие дает право ношения огнестрела. Которого у меня нет. «Жизнь нашего героя была настолько беззаботна, что он даже не озаботился револьвером» — вот какая у меня беззаботная жизнь. Все проблемы решаются ударом меча или телефонным звонком. Ну или не решаются.
— Жорж, на говорил про землетрясение в Армении в конце восемьдесят восьмого, мы начали потихоньку рыть в том направлении…
— И наткнулись на каку?
— Да, как раз на каку. Что там такое?
— Подготовка Карабахского конфликта. Англы через турок и напрямую качают обе стороны и готовят войну.
— Какую еще войну? С кем? Кого?
— Первую Карабахскую. В конце этого года или в начале следующего полыхнет первый межнациональный конфликт. Такой, что Союз уже развалится, а армяне с азербайджанцами воевать еще десятилетия будут. Вы в Казахстане бучу додавили окончательно?
— Да. Там и не особо сложно было. Горстка заговорщиков.
— Блажен, кто верует. Скоро повторится там же. А потом в Узбекистане, в Грузии, Таджикистане… Будем бегать и очаги заливать. Ты знаешь, как торфяники горят? Тут дымит чуток, а там пламя показалось. Здесь затоптали, там залили. Но тлеет в глубине у тебя под ногами, а может уже и горит. Вот-вот вырвется повсюду, тушить бесполезно. Но ты еще не понимаешь и бегаешь с лопатой и ведром.
— Так что ты предлагаешь?
— Я тебе давно говорил, я не вижу способов спасти страну. Можно попытаться, можно даже отсрочить на пару лет. Нефтяная война против СССР уже началась, нам срезали доходы, давят всякими эмбарго на высокоточные станки и стратегической сырьё. Национальные республики подогревают засланные агенты, вы много их поймали? А знаешь почему? Их прикрывают местные комитетчики. Яд национального самоопределения уже проник в души партийно-хозяйственной верхушки, а КГБ всего лишь инструмент в руках партии. Не так ли? Карающий меч в руках предателей разит кого?
— Кого?
— Того, кто его выковал и вложил в руки перерожденца. Так что наша с тобой двоечка уже в кольце предателей.
— А как ты понял про Второе Управление? В удостоверении ни слова.
— Когда человек идет, он оставляет следы. За крупным отрядом следов гораздо больше. Время их затирает, но не так быстро и не настолько тщательно, чтоб в следующем веке люди ничего не знали про комитет. Парадокс — сейчас про него знают меньше, чем будут знать потом.
— И как он там выглядит?
— История продажная девка Капитала. Так что по-разному. Тем более, что в том моем варианте развития президентом стал ваш бывший кадр, доигравший до подполковника. Прикинь, карьера — из никчемушного подпола в президента великой страны.
— Два вопроса. Ты всё время говоришь «в моем варианте истории», ты допускаешь, что она потекла по другому руслу?
— Думаю, течение сместилось немного после чьих-то действий. Что дальше? Может вернуться в прежнее русло, что более вероятно, а может потечь другим путем, но обязательно рядом с прошлым руслом. И обязательно в сторону уклона — реки не текут в гору.
— Ты не веришь в возможность спасти Союз.
— А ты? Петр, ты теперь обладаешь новым объемом информации, ты зришь в корень, что ты там видишь?
Глава 16Весенние хлопоты
Разговор с Милославским и не мог кончиться ничем иным. Снова ощущение, словно в дерьме поплавал. Причем под бодрые прибаутки и советы Жоры правильно дышать, чтоб не устать раньше времени. Мол, плавать в дерьме не страшно, страшно в дерьме тонуть. С другой стороны, всё так и есть — кругом это самое, и в нем приходится плавать. А то, что Жора об этом напомнил, функция у него видимо такая, напоминать. Нострадамус недоделанный, нет бы что-то конкретное сказать, мол вот тогда-то будет кака, но, если заранее приготовить бумажку, каки не будет. Как Милославский однажды пошутил: «У нас нет хронодесантников, одни хронотуристы». А как бы не помешал пара имперских штурмовиков или прогрессоров с бластерами из романа Стругацких. Впрочем, в их романах тоже не всё ладно. И прогрессоры ноют точь-в-точь как Милославский. Какие талантливые авторы, предсказали появление Жоры. Или сталкивались с одним из туристов.
Когда Онегин делал доклад о встрече с источником, Семен Федорович кивал головой, сверяя рассказ со своими прогнозами. Мол, всё верно, всё так и есть, прогнозы верны, аналитики не ошиблись. А когда дошел до Полякова, генерал его прервал:
— Подожди, ты о чем? Какой Поляков? Так и сказал «генерал-майор Дмитрий Поляков»? Да, есть такой генерал во внешней разведке, теперь невыездной. Я его дело знаю прекрасно, давно ведем. Копаем несколько лет, но пока дальше подозрений не зашло.
— Милославский сказал, что в его варианте истории наше Управление вычислило и арестовало летом прошлого года. И что в его варианте Полякова расстреляли. Жора поэтому и не заморачивался информацией о нем. Засел в памяти, потому что полный тезка знакомого Милославского, мол «его бы тоже можно было расстрелять, но за тупость у нас не казнят» По словам Милославского двадцать лет работает на США по идейным соображениям, ненавидит советский строй, расстрелян в восемьдесят восьмом году, мол, игру с его участием решили не вести, слишком матерый враг.
— На чем мы его взяли всё-таки по версии Милославского?
— Тут совсем грустно. Ваш фигурант продолжает работать в ГРУ секретарем парткома. Вычисляет убывших в командировки наших нелегалов, которые отсутствуют на партсобраниях, и не выплачивают взносы. Информацию о них отправляет в ЦРУ.
— !!! Да уж, Петя, продуктивно скатался. То Калугина принесешь, то Полякова. На мелочи вы с Милославским не размениваетесь. Полковников-предателей нет, или просто чего попроще?
— Семен Федорович, это же нормально, у неподготовленного человека в памяти остаются только самые громкие факты.
— Да понятно, это я ворчу по-стариковски. Давай, дальше расстраивай меня. Вы же со своим подопечным ради этого на свет появились, чтоб мне спалось плохо. Вот же сука Поляков, переиграл. Стоп. В голову себе заметочку ставьте: на следующем совещание давайте вместе подумаем, товарищи, почему мы ТАМ его уже взяли, а здесь еще нет. Где недоработали, хотя могли. Мне еще Маркелову что-то докладывать.
Нормально обустроенный быт повышает производительность труда. Так что я взялся улучшать своё качество жизни. В то время, как нормальный попаданец уже купался бы в гонорарах, я радовался денежке, привезенной Онегиным — своему жалованью за службу в органах и тратил эти несчастные двести сорок рубликов на себя. Кстати, родители пробовали оставить мне денег на человеческую жизнь, а я их огорошил своим жалованьем в двести пять советских рублей. Сын-то оборванцем ходил в спортивном костюме не от бедности, а от тупости. Точнее по инерции — привык солдатом жить и ходить в одном и том же. Майки-трусы менял, и ладно. Вот так прокалываются разведчики.