— За отсутствием состава преступления, — понимающе кивнул адвокат.
— Отец этого парня совал мне конверт с долларами, но я не взял. Но потом выяснилось, что он примчался ко мне домой, когда я уже убыл на службу, и сунул ничего не понимающей спросонья бывшей жене пакет, в котором в подарочной упаковке была коробочка с часами «Ролекс». Марина Сергеевна, разумеется, сразу поняла, что это взятка, хотела продать через ломбард или поменять на кольцо с брильянтом. Но там ее спросили, где чек, иначе будут считать эти часы ворованными… В другом месте даже смотреть не стали, сказали, что это китайская подделка. Марина поверила: кто же ее мужу может всучить дорогие часы. Она попросила меня коробочку с часами спрятать куда подальше или выбросить. Я даже забыл об этом «Ролексе» и не вспомнил бы, если бы вы меня не спросили… Может, она забрала часы с собой? Вообще коробочка лежала на антресолях в ящике для инструментов.
Через пару минут выяснилось, что бывшая жена забыла о часах или не успевала забраться на антресоли, где до этого, впрочем, не была ни разу.
Игорь вынул коробочку и, стирая с нее пыль, сказал, что не носил, потому что надо было бы объяснить наличие золотых часов на своем запястье, говорить каждому, что это подделка…
— А вдруг золотые? — пошутил адвокат.
— Марина уверяла, что это китайская подделка.
Он открыл коробочку.
— М-да, — после некоторой паузы произнес Беседин, — это именно «Ролекс», действительно золотой «Ролекс». Это классическая модель, называется «Яхт-мастер». Нынешняя стоимость в районе семидесяти-восьмидесяти тысяч евро. Если считать только количество золота в корпусе, задней крышке, в безеле[16], то это граммов восемьдесят чистого золота и еще двадцать восемнадцатикаратного. Но ведь дело не в золоте, а в само́м престижном изделии: не всякий бизнесмен способен наградить себя такой роскошью. Когда-то такой аксессуар можно было и за десять тысяч взять, но времена меняются… Кстати, а кто папа у того паренька?
— Папа у него был депутатом, а дедушка банкиром… Но оба они уже за границей. Вместе с сыном и внуком, вероятно.
— А у меня брат за границей, — признался Беседин. — Он-то как раз часами и занимается профессионально, а я только любитель.
Ларион Семенович взял часы и завел, поднес к уху, закрыл глаза и произнес мечтательно:
— Прекрасная музыка. К сожалению, она напоминает нам о бренности всего сущего.
Беседин протянул «Ролекс» Гончарову:
— Надевайте!
Он ходил вокруг Гончарова, разглядывал и костюм, и ботинки, при этом не забывал восхищаться:
— Это ж молодой бизнесмен, повеса, прожигатель папиных мильонов… нет папиных мильярдов… Нет, вовсе не то! Вы… только серьезно, не улыбайтесь… Вы — сказочный принц! Неужели мое замечание, что рядом с Леной должен быть именно принц, так подействовало на вас…
— Нет, просто я должен съездить в командировку, чтобы побеседовать с одной дамой, но на мента она вряд ли клюнет… А вот на прожигателя, на сказочного принца… Вы же сказали, что она дура.
— Да я почти про всех женщин так говорю, — признался адвокат. — Какую женщину конкретно вы имеете в виду?
— Я хочу смотаться в Омск.
— Понимаю, — произнес Беседин. — Но траты немного лишние, той дамочке достаточно бутылки виски… А лучше белого рома с сухим мартини — сочетание, которое не убивает, но лишает разума и способности к сопротивлению. Не сомневаюсь, что она выложит вам все, что знает… Я с ней особо и не беседовал, но все равно мне удалось понять, что Дроздова она не видела никогда. Об этом знали и следователи, которые вели это дело. Я уже рассказывал про анекдотичную историю с опознанием. Естественно, я прервал эту клоунаду. Снимал все происходящее на камеру мобильного телефона и услышал в свой адрес много всего. Хотите посмотреть?
Ларион Семенович нашел видео и протянул свой телефон Гончарову:
— Любуйтесь!
На экране было видно, как у стены стоят мужчины. Мимо них проходит молодая женщина в красном платье и внимательно всматривается в лицо каждого.
— Сейчас, сейчас, — повторяла она, как будто успокаивала не присутствующих, а саму себя, — я Дроздова Бориса Борисовича видела…
— Дроздова Владимира Петровича, — поправил ее мужской голос.
— Да-да, — подтвердила дама, — именно Владимира Петровича, как вы и сказали… Я видела его в весьма стесненных для себя эмоционально-моральных обстоятельствах, потому что меня заставили делать то, на что согласится не каждая женщина: я должна была передать ему деньги…
— Которые вы перевели на счет общества с ограниченной ответственностью «Таежная краса», а потом сняли.
— Меня заставили это сделать по телефону.
— Запредельная дура, — произнес Беседин, — придумала же названия! «Таежная краса»! Назвалась бы лучше «таежная крыса»!
Игорь вернул ему телефон.
— Я просил практиканта, чтобы он проверил ее странички в социальных сетях. На всех снимках она или за столом в своем кабинете, или на заседании каких-то комиссий. А еще в барах, на танцполе… Иветта Викторовна не замужем и постоянного сожителя у нее нет. Самое удивительное при этом, что она далеко не уродина, у нее прекрасная фигура, о чем свидетельствуют снимки на пляжах…
— Если позовет с собой на берег Иртыша, не советую лезть в воду. Там и в жару ледяная вода, а сейчас конец лета.
— Никуда я не полезу, — покачал головой Гончаров, — мне только надо узнать, почему преследуют Дроздова. Если речь идет о хищении двух миллионов рублей, к которому он не имеет никакого отношения, в чем я не сомневаюсь, то непонятна активность, с которой за дело взялись мои омские коллеги. У нас, как известно, чиновники попадались на хищениях сумм в десятки, а то в сотни раз больших. И вылезали сухими из воды. Шесть или восемь лет условного срока, и все. А сейчас какая-то провинциальная тетка попалась на воровстве, сказала, что отдала деньги незнакомому человеку, потому что ей велели это сделать по телефону. Это же просто оговор. Но может, ей посоветовали так говорить. А кто посоветовал?
— Вот поедете в Омск и сами на месте разберетесь, — напутствовал Игоря адвокат. — И вообще, возвращайтесь оттуда живым и здоровым: вы нам всем и здесь нужны.
Гончаров сходил в спальню за деньгами, вернулся и протянул Беседину семь банкнот по пятьсот евро.
— Так даже лучше, — обрадовался адвокат, — а то к рублю у меня в последнее время доверия нет.
Оставшись один, Игорь снял с себя костюм и ботинки, влез в привычные телу джинсы и полосатую майку футбольного клуба «Ньюкасл». Потом вспомнил, что майку два года назад ему подарила бывшая жена, и снял ее. Зашел в гардеробную, в которой прежде хранились вещи жены, а сейчас не осталось почти ничего. На верхней полке лежал пакет с чем-то. Игорь взял его и заглянул внутрь. Там была белая флотская рубашка-голландка: в такой он ходил в моря на практике перед выпускным курсом. Может, даже именно в этой самой голландке и ходил. Он осторожно через голову надел ее, и она налезла, причем не стесняла движений. Как будто он за прошедшие двадцать лет совсем не изменился. В этой рубашке он стоял вахту на ходовом мостике — вернее, сидел, поглядывая на приборы и в книгу, лежавшую у него на коленях. То был томик Чехова, и читал он «Дом с мезонином». Игорь вспомнил, как он тогда закончил читать, посмотрел на ночной океан, на звезды, на сверкающую серебром лунную дорожку и задохнулся счастьем от красоты окружающего его мира. Звезды сверкали от края горизонта и до края, огромная луна трепетала, как сердце бесконечного ночного неба. Игорь опустил глаза на страницу и прочитал последнюю строчку: «Мисюсь, ты где?»
Он тогда был практикантом, знал, что через год окончит академию и попадет на хорошее судно, потому что едва ли не лучший на своем штурманском факультете, он хотел увидеть весь мир, любил свою будущую морскую специальность, море, корабли и рубашку-голландку. Но все изменилось в его жизни. И сейчас у него самого есть парень-практикант, который наверняка любит выбранное им дело и старается стать хорошим оперативником. Таким же, каким был его отец, и таким же, как Гончаров, на которого он смотрит во все глаза. Нельзя бросить такого парня.
Гончаров взял мобильный и набрал номер Пети Грицая. Тот отозвался, и подполковник спросил:
— Мама далеко?
— Мама дома, — отозвался практикант, — а я на работе. Мы тут с Шишкиным высиживаем, ждем, когда дежурную группу отправят на выезд. А пока все тихо.
— И хорошо, что тихо, — удивился Гончаров. — А вообще, вы что это там расселись? Завтра же рабочий день. С утра надо быть как огучики.
— Товарищ подполковник, — прозвучал уже другой голос, — это старший лейтенант Шишкин, меня с понедельника, то есть уже с завтрашнего дня, к вам переводят. Я только другому участковому передам дела и с обеда уже у вас. А вообще, я узнал кое-что про ректора Дроздова… Я случайно встретил своего научного руководителя, у которого диплом писал. Спросил его про Владимира Петровича… Тот не в курсе всего произошедшего, но вспомнил, как был свидетелем одной сцены. Лет восемь или девять назад свою докторскую защищала Полозова, которая ныне проректор по науке. Докторская была замечательная, и все проголосовали. А потом мой руководитель вышел и увидел, как к ректору подошел Краснов… Это…
— Я знаю, кто это, — поторопил Шишкина Игорь, — ну и…
— Краснов подошел и тихо спросил: «Как так можно, Владимир Петрович, это ведь ваша тема! Сколько статей на эту тему вами написано. Ну брали вы Люсю в соавторы — ваше личное дело. Но ведь диссертация вами написана: я прямо слышу ваш голос, ваши обороты… Да вы еще меня просили помочь вам с расчетами. Это я не к тому, что мое имя даже не упомянуто, но так ведь нельзя…» — «Видите ли, коллега, — ответил Дроздов, — мы живем не ради себя и даже не ради науки. Ради Родины, ради ее величия и славы. И так ли важно, кто и что открыл или написал… У Люси не заладилась ее тема, и я предложил ей новую, над которой и в самом деле работал когда-то сам. Вы мне помогали. Спасибо вам огромное! Простите, что о ваших заслугах забыли, но у Людочки все как-то сейчас непросто в личной жизни и вообще…» — «Я понял, — с