- А как вас зовут, суровый страж острова? – спросил Ланс.
- Скайра Лив дама Тенар, имперский эмиссар при лорде Вардене Тае на острове Эспит, - вместо самой дамы на вопрос археолога любезно ответил контрабандист: - По прозвищу... Ай! Больно же!
Он дернулся и зашипел от боли, когда Лив двинула его прикладом в спину, пресекая дальнейшие откровения.
- ... по прозвищу Овчарка, - недружелюбно закончила за него эмиссарша. - Еще вопросы есть?
«Какое многозначительное прозвище, говорящее о многом», - подумалось авантюристу.
- Рад встрече, госпожа Тенар. Уверен, что она - лучшее, что случилось со мной за последние годы, - промурлыкал Ланс.
- Вот посидишь у нее в камере пару месяцев – по-другому запоешь... – проворчал Берт, почесывая пострадавшую спину.
Самый глухой и темный час ночи, когда разгружалась «Келса», плавно перетек в рассвет, и новоявленные арестанты встретили его по пути к месту заточения. Эспит настолько невелик, что обойти его вокруг можно за несколько часов, но, видимо, дама Тенар решила показать своих пленников как можно большему числу островитян. Нарушители суверенных границ неторопливым караваном шли по дороге мимо ухоженных домиков, буквально тонущих в цветах, а из каждого окошка неслось приветливое: «Доброго утречка, сударыня!» и не менее радостное: «С приездом, Бертик!».
Контрабандист, по всей видимости, с превратностями судьбы, неизбежными при его образе жизни, уже давно смирился. Ланса участь арестованного преступника тоже не страшила ничуть. А Верэн Раинер впервые очутилась в шкуре преступницы, посему редкие всхлипывания очень быстро сменились рыданиями.
- Эдак, мы через час в камере утонем, - проворчал Берт. – Слышь, коза, хватит сырость разводить. У меня от твоих соплей ревматизм разыграется.
- Я же не хотела, я же не знаааала….
Но дама Тенар была непреклонна:
- Тем более! Незнание закона не освобождает от наказания! – прорычала она.
Слово «наказание» только усилило уныние юной хадрийки.
- Хватит пугать девочку, Лив! – вступился за Верэн Берт. – Сколько можно?
И получил в награду исполненный благодарности девичий взгляд, а следом, на десерт, еще один тычок стволом в спину - от Овчарки.
- Красиво тут у вас, - почти доверительно сообщил Ланс. - Даже не ожидал, откровенно говоря.
Чистая правда, между прочим. Каждый эспитский коттедж имел свое индивидуальное «лицо». Не важно, что создавало такой эффект – увитые ли плетущимися розами и клематисами стены, пышные ли кусты гортензий, причудливые ли переплеты окон, но дома не перепутаешь даже сослепу и в изрядном подпитии. Островитяне словно постоянно соревновались между собой, кто высадит в палисаднике больше роз, пионов и флоксов, кто попричудливее подстрижет живую изгородь или аккуратнее выложит камнем дорожку от калитки к двери. Мурранские домохозяева тоже очень любят разводить цветы, но до эспитцев им расти и расти.
Солнце неторопливо вставало над цветущим островом, золотило темно-каштановые волосы и смуглую кожу Лив дамы Тенар, и обещало долгий, насыщенный впечатлениями денек.
Девушка ожидала от грозной Лив как минимум подземных казематов и посажения на ржавую цепь, но тюрьма острова Эспит на поверку оказалась не таким уж и страшным местом. Одноэтажный дом с цветами в ящиках на каждом подоконнике вмещал в себя имперский эмиссариат и магазин сувениров. Самое большое помещение отвели, естественно, под магазин. Верэн успела рассмотреть пестрые коврики и расписные тарелки, в изобилии выставленные на полках, прежде чем злобная эмиссарша затолкала её на свою территорию – в небольшую комнату, перегороженную пополам железной решеткой.
Никаких темниц и прочей экзотики нарушителям закона Эспит не предоставлял. Еще чего баловаться! За решеткой: две лавки – мужская (выкрашенная в коричневый цвет) и женская (бледно-зеленая) – у противоположных стен, тщательно приклеенный плакат времен Большой Войны «Женщины Вирнэя сказали «Иди!» и крошечное окошечко, в которое жизнеутверждающе заглядывали красные цветы-граммофоны кампсиса.
Загнав пленников внутрь «клетки» и распределив их по лавкам согласно половой принадлежности, дама Тенар выдала Верэн жесткое шерстяное одеяло и приказала прекратить нытьё сию же минуту. На тему излишней суровости к невинным девочкам они еще с четверть часа страстно пререкались с Бертом, не замечая ни ироничных реплик археолога, ни продавщицы из магазинчика, любопытствующей скандалом сквозь щель в двери.
Раззадоренная эмиссарша вернулась на свою половину комнаты, обставленную не менее скудно, чем узилище, дабы оформить ночное задержание по всем правилам. И если бы Верэн с Лансом знали заранее, какое испытание их ждет, то предпочли бы, пожалуй, сгинуть в бушующем море. Орудием пытки Лив избрала исполинскую печатную машинку. Воссев на монументальный табурет за не менее внушительным столом, эмиссарша со зловещей ухмылкой заправила в каретку лист бумаги и принялась колотить по клавишам, причем делала она это нарочито, по-живодерски медленно.
Не прошло и получаса, как грохот заполнил все пространство эмиссариата и поселился в голове у Верэн, отвлекая девушку от жалости к своей персоне настолько, что она привстала на лавке, чтобы наблюдать через две решетки за происходящим в окнах дома напротив. Там за тюлевой занавеской целовались двое – белобрысый суровой наружности мужчина и женщина с густыми вьющимися волосами.
«А тут у них весело», - подумала зоркая хадрийка.
Несмотря на плачевное положение и грозящее наказание, Верэн остров понравился. Причем сразу, с первого мгновения, когда она увидела черные очертания прибрежных скал. И даже волны, в которые её подло уронил проходимец Лэйгин, плескались ласково и, похоже, были рады гостье. А уж домики эспитские так и вообще запали барышне в душу. Такие милые, такие чистенькие, такие аккуратные. И всюду, абсолютно повсюду цветы: гроздья глицинии и сирени, пышные шапки гортензий, душистая жимолость и все оттенки фиолетового, даруемые ипомеей.
У матери Верэн ничего, кроме бархатцев, на клумбе не росло принципиально. Госпожа Раинер искренне считала розы бесполезным баловством, а любую красоту – причудами богатеев. Впрочем, их дом и так был самым уродливым в округе и снаружи, и внутри.
- Сядь на место! – рявкнула эмиссарша на задумавшуюся девушку.
Лив злилась, а потому огрызалась и рявкала. Проблема – одна из многих, но наиболее острая – заключалась в том, что злилась женщина на Берта, а рявкать приходилось на двух других арестантов. Потому что рычать на рыжего проныру было чревато последствиями, самыми разными – от пропуска свидания до простреленной ноги. Проходили уже, спасибо большое! Лечи его потом за счет эмиссариата! Доктор Исил Хамнет к благотворительности не склонен, сдерет три шкуры и не поморщится.
- Понавез опять всякой дряни! – ворчала Лив, насупив брови и растирая отбитые пальцы. – «Чулки фильд. – 28 пар». Ну-ка, отвечай! «Фильд.» - это «фильдеперсовые» или «фильдекосовые»?
- Неужели на ощупь не различаешь? – мурлыкнул Берт, нагло жмурясь и развалившись, насколько позволяла лавка. Намек прозрачный до неприличия – надо полагать, как раз он-то различает на ощупь. И готов продемонстрировать этот навык вот прямо сейчас.
- Хамишь, - сердито отметила эмиссарша. – Нарываешься.
Бертовы изъятые писульки представляли собой блокнот, исчерканный вдоль, поперек и даже по диагонали. Разобраться в нем, конечно, было можно, но времени это отнимало просто невероятное количество. Тем паче, что записи своих рейдов контрабандист вел настолько неряшливым и отвратительным почерком, что Лив не сомневалась – специально для нее. Такие каракули можно изобразить только умышленно. Люди так не пишут!
- На этот раз ты у меня в загоне поседеешь, - посулила она, с трудом разлепив слипшиеся странички. – И эта парочка – тоже! За компанию.
- Тётенька-а!..
- Молчать! – Лив заправила новый лист.
- Сударыня!
- Да заткнетесь вы уже?
- Лив, а, Лив? – Берт соскользнул с лавки и к решетке прильнул, поглядывая умильно. – Ну разберись ты сперва с пассажирами, а? Хотя бы девчонку отпусти. Это ж невозможно – с девкой в одной камере. Ведро-то одно!
- Никак стесняешься? – эмиссарша всплеснула руками и глумливо хохотнула. – Промазать боишься или ручонки с утра дрожат?
- Лив! – побагровев, арестант тряхнул решетку.
Проследив за струйкой трухи, осыпавшейся с потолка, Овчарка сменила гнев на милость.
- Ладно! Но после того, как я с ними покончу, нас с тобой ждет оч-чень долгий разговор. Итак… - она хищно прищурилась и прошлась острым взглядом по пленникам, будто бритвой полоснула. – А начнем мы, пожалуй, с вас, господин… - брезгливо раскрыв книжечку республиканского паспорта, Лив глянула туда и медленно, по буквам, напечатала: - Л-э-й-г-и-н Л-а-н-с.
- К вашим услугам, сударыня! – радостно подскочил тот и добавил совсем, на взгляд Лив, лишнее: - Целиком и полностью.
- Хм-хм…
Отметив, как побелели пальцы у вцепившегося в решетку Берта, эмиссарша приосанилась и очень строгим голосом принялась задавать вопросы. Потому как должность обязывает и формуляр заполнить надо.
- Подданство?
- Мурранская Республика!
Клац-клац! Дзень! Лив передвинула каретку и чуть не прищемила палец. Сколько энтузиазма в ответе, надо же!
- Возраст?
- Тридцать пять, - в голосе задержанного прорезалась этакая бархатистая игривость. – Полных.
- Пол?
- Мужской! – с обидой отчеканил археолог. – А вы сомневаетесь?
- Порядок есть порядок, - проворчала женщина, игнорируя мерзкий смешок контрабандиста и смущенное хихиканье барышни. – С какой целью незаконно пересекли рубежи Империи и вторглись на территорию суверенного домена Эспит?
- Помилуйте, я же уже объяснил! Но если вам требуются подробности… – и пленник принялся самозабвенно токовать, распушая хвост и топорща перья. На восьмой минуте прочувственной речи о мировой известности, международных публикациях, наградах, знакомствах, степенях и трудах Лив скривилась и гавкнула короткое: