Лив и радовалась. Как могла. Правда, с несколько нервно реагирующим на улыбки и приветствия Лэйгином на буксире проделывать это было куда как сложно, однако дама Тенар не просто так носила на груди эмиссарскую бляху и форменный жакет, она была Стражницей Эспита, до самого своего нутра была пропитана этим не просто званием, но – именем. И, подобно своему псу Перцу, в спокойные времена она могла благодушно отворачиваться от шалостей островитян и закрывать глаза на их грешки, однако труп Джая Фирска, труп Эвита – это уже не шуточки. Это повод взъерошить шерсть и показать зубы, хотя бы для острастки.
Конечно, вся эта возня с расследованием представляла собою чистой воды мистификацию, затеянную для одного-единственного зрителя. Скайре Лив, как и любому эспитцу, яснее ясного было понятно, что петлю на шее Фирск затянул самостоятельно. Уж кому-кому, а Джаю-Эвиту в таких делах помощники не требовались. Не в первый раз, чай. Вопрос в другом – а что же подвигло флегматичного любителя жареной селедки сойти с круга именно теперь? Пару деньков подождать всего – и вот уже Летний Фестиваль, и самоубивайся ты каким угодно способом во славу морских и подземных. Все только рады будут. К чему торопиться-то?
Да еще и этот следом ходит, будто привязанный! Дама Тенар беззвучно скрежетала зубами и давилась проклятьями. Выступать в роли пастушки для жертвенного барана-Ланса – что может быть омерзительней? Все-таки заставили, все-таки вынудили ее, Лив, участвовать в этом фарсе!
Лив ходила от коттеджа к коттеджу, расспрашивала, записывала, угощалась чаем – чисто символически, потому как гостеприимные сограждане наливали терпкий ароматный напиток в основном для дорогого гостя с материка. Вот уж кто пил чашку за чашкой, мучимый жаждой – неудивительно, впрочем. И парило перед грозой, и денек выдался жаркий, да и к эспитскому чаю привычка нужна. И чем большее количество веранд, беседок и чайных столиков в садах они с Лэйгином посетили, тем яснее Скайра понимала, что догадка, брошенная в сердцах Берту, оказалась верной. Бедолагу Эвита доконал страх. Ну, и еще, возможно, не прекращавшийся всю ночь скрип калитки. Если практически каждый сосед под покровом тьмы по очереди прогуляется в твой сад, топая, треща кустами, кашляя и пыхтя, не то что в петлю полезешь – голову себе о стенку размозжишь. Калитка, опять же, скрипучая была, и хлопали ею соседи нещадно.
Лэйгин тем временем обрастал подарками от добрых эспитцев, словно именинник. Впрочем, в каком-то смысле так и было. Смотреть на таскающего теперь в руках корзину мурранца было невыносимо. Вот Лив старалась лишний раз на него и не глядеть.
Дама Тенар исписала половину блокнота и выяснила, что задний двор эмиссариата прошлой ночью не посетили только самые ленивые, а именно – Хил Рэджис, младшая Тэранс, доктор Хамнет и его милость лорд Эспит. Остальные, в деланном смущении отводя глаза или же откровенно ухмыляясь, не слишком упорствовали в отрицании и почти сразу признавались – были! Ходили! И калиткой скрипели, был грех. Потому как ежели у Джая Фирска за столько лет руки не дошли петли как следует смазать, то кто ж, кроме него самого, виноват? Морские и подземные, что ли?
И вообще! Весь остров столько лет терпел запашок от любимого Джаевского блюда и его милую привычку готовить свое кушанье прямо в саду, на открытом воздухе – и ничего, никто не вешался! Так что и он мог бы потерпеть одну ночку. Подумаешь, скрип. Не пушечная же канонада.
Эту квинтэссенцию общественного мнения озвучила ветеринарша госпожа Нихэль, дама в силу своей профессии суровая и к сантиментам не склонная. И следствию помогать, конечно, на Эспите всякий рад, ибо верные подданные, да и деньги лишними не бывают, но что ж далеко ходить, коли все и так знают виновника? Ветеринарша мило улыбнулась бледному господину Лэйгину и предложила испить для разнообразия не чаю, а прошлогоднего сидра, грушевого, с ледника. При слове «ледник» археолог побледнел еще больше, вообразив себе, верно, синюшного Фирска в подсобке мясной лавки, и отказался. А может, в него уже просто напитки не лезли, кто знает?
- Лив, дорогая моя, - потрепав по холке Перца, госпожа Нихэль виновато наморшила нос в досадливой такой гримаске: - Ну праздник же скоро! А у меня еще даже дом не украшен, не говоря уж о платье… Как думаете, придется ушивать?
- Придется, - вежливо соврала Скайра, глядя на слегка поправившуюся по сравнению с прошлым летом ветеринаршу. – Непременно придется! Вы так постройнели, моя дорогая!
Просияв, собеседница вернулась к развешиванию своих гирлянд и венков, а эмиссарша, присев на скамеечку в тени грушевых деревьев, пролистала свой блокнот и задумчиво поскребла в затылке.
- Любопытное дельце вырисовывается… - поделилась она раздумьями с Лэйгином, который, впрочем, чести такой почему-то не оценил. Щека у археолога дергалась, глаза бегали, и вообще стоял он как-то напряженно, скособочившись и перетаптываясь с ноги на ногу. «С чаем перестарался!» - догадалась Лив и посоветовала:
- Подите обратно к госпоже Нихэль и попроситесь справить нужду в ее уборной. Что вы как ребенок, право! Идите-идите, нечего по кустам взглядом шарить. Хотите, чтоб я вас оштрафовала за нарушение общественного порядка, что ли?
Лэйгин ответил злобным взглядом, но совету внял и обернулся удивительно быстро. Скайра не успела страничку в блокноте переложить, а он уж тут как тут.
- Итак… - продолжила она. – Вот что у нас с вами получается, милейший наш господин Лэйгин… А ведь в смерти господина Фирска вы и впрямь виновны, но, скорее всего, не прямо, а о-по-сре-до-ван-но. Потому как я практически точно выяснила, что подтолкнул беднягу Джая к самоубийству именно ночной шум, в особенности же – скрип садовой калитки.
- Но я-то тут причем?! – взвыл мурранец. – Я же спал!
- Вы спали, а весь поселок – нет, - пожала плечами эмиссарша. – Вы мне все население своим приездом взбудоражили! Вот они и сбежались на вашу персону поглазеть, да по очереди, один за другим – и так всю ночь! Какие нервы выдержат? И несчастный Фирск сорвался, не вынес. Перед Фестивалем все и так, как на иголках, а тут еще и вы! А Джай был человек деликатный, тонкой душевной организации. Другой бы вышел да гаркнул на соседей, а он… - Лив, расчувствовавшись, даже всхлипнула и потерла ладонью сухие глаза. – Всё в себе держал, терпел… Вот и не вытерпел!
И уставилась на него достаточно мрачно, чтобы заезжий проходимец прочитал в ее взгляде недосказанное: «От вас, чужаков, всё зло и все беды. Понаехали тут!»
Лэйгину, впрочем, эти гримасы были до Великой Мельницы. Он только плечами дернул, словно отряхиваясь от невидимой паутины, и буркнул:
- И что теперь?
- Теперь… - вздохнула Лив, закрывая блокнот и в нагрудный карман жакета его засовывая. – Теперь передо мной дилемма возникла. Доведение до самоубийства – преступление серьезное, однако же весь остров не осудишь. Опять же, злого умысла в действиях подданных не было, одно лишь простодушное любопытство. Ограничимся штрафом. Вешать тут, право, не за что! Да и веревок на всех не хватит… - она издала еще один вздох, полный искреннего сожаления, и поднялась, отряхивая юбку.
- Штраф? – подозрительно переспросил Лэйгин. – Опять штраф?
Скайра приготовилась было ответить резким: «А ты что ждал, проходимец, когда к нам собирался? Обчистить чужака – дело не только полезное, но и по всем законам, писаным и неписаным, исключительно благое!» Но вызверившийся побитым псом мурранец показался ей вдруг таким жалким, что неприязнь дамы Тенар хмыкнула и спряталась до поры. Лэйгину предстоит сделать еще много неожиданных открытий на острове, а в конце – в конце его ждет лабиринт, и только морским и подземным ведомо, выйдет ли он из подземелий… Лив сморщила нос, досадуя сама на себя за нежданное мягкосердечие и внезапно предложила:
- Пойдемте-ка ко мне. Гроза скоро, - она быстро глянула на темно-лиловый фронт, затянувший уже полнеба. – Дамы Тэранс, конечно, сдадут вам комнату, однако отсюда до моей башни ближе. Пересидите ненастье, а заодно и архивы полистаете… А я вас чаем напою. Ну? Если угодно, то догоняйте.
Ей пришлось проглотить недосказанное, то, что так и рвалось с губ: «Может, я все-таки сумею отговорить тебя, полудурок, или хотя бы напугать!» Но сказать это вслух – значит нарушить правила древней игры, за соблюдением которых следят совсем даже не люди. Да и ради кого, собственно?
Лив свистнула своему псу и пошла прочь, не оглядываясь. Судя по скрипу гравия, археолог раздумывал недолго и поспешил следом чуть ли не вприпрыжку.
Гроза подбиралась к Эспиту медленно, по шажочку, как кот, слишком разжиревший для охоты. С трудом подтягивая рокочущее дальними раскатами и посверкивающее молниями брюхо, непогода потихоньку окружала остров, словно собралась взять его измором и отрезала теперь пути к отступлению. Ни дуновения ветра, ни шороха. Мертвый штиль и тяжелое послеполуденное марево. Затишье перед бурей – дело знакомое. Лишь бы распогодилось через два дня, на первый день Фестиваля, хотя развешивать украшения на домах и деревьях под жгучими плетьми ливня тоже как-то не слишком полезно для здоровья.
Но в коттедж к доктору Хамнету визитеры нагрянули вовсе не за микстурами и порошками, хотя настойки, которыми эспитский лекарь потчевал гостей, безусловно, можно было использовать и в медицине, но – исключительно в народной.
- Помилуйте нас, морские! – воскликнула Кат Нихэль, едва переступив порог. – Исил, ты видал? Как бы не смыло нас всех в море!
- Видал, видал… - доктор, хлопоча у стола, даже ухом не повел. – Принесла?
- А как же! – ветеринарша вынула из корзинки нечто, аккуратно завернутое в оберточную бумагу, и гордо продемонстрировала сверток. – Как свеженькие!
- Располагайся. Тебе полынной?
- Рябиновую тоже не убирай, - попросила госпожа Нихэль, изучая наметанным глазом многообещающие приготовления доктора. – Еще кого-то ждем?