– Ким, ты супер! – говорила Наташа-блондинка. – Я бы родила тебе ребенка, если бы могла.
О детях Ким не помышлял в то время, но об этом все больше и больше задумывались родители, решив рискнуть и найти ему достойную пару.
В ближайший отпуск намеревались поехать в одну из самых шикарных своих резиденций. В том регионе еще не было ни одного их ресторана, а партнеры давно зазывали погостить, заодно присмотреться к бизнесу, где тоже ценили традиции и еду бедняков, ставшую культом. И где не хватало божественного знаменитого секретного рецепта Бабоса, зато водились денежки и много туристов.
Ким ехал, не помышлявши о родительских планах на присутствующую на всех встречах семью Рибейра-Роура-Гонсалес-Корса, имевшую широкую сеть свиных боен и фабрик по производству хамона и разных видов свиной колбасы. Они являлись также монополистами в супермаркетах, которые тоже вскоре стали их бизнесом. Но они пошли дальше Бабоса, взяв под себя несколько телевизионных каналов, где, так или иначе, рекламировали хамон всех времен и народов, который ели на завтрак, обед и ужин и которым закусывали между. Естественно, что свой хамон рекламировали бесплатно. А с других драли за рекламу столько, сколько составлял бюджет рабочего фонда одной из их боен за год. Кстати, ведущими, телеведущими, актерами и актрисами реклам тоже были их родственники из династии Рибейра-Роура-Корса, которым принадлежали центральные здания и отдельные особняки по всему побережью, которые они сдавали в наем.
Поездка была направлена не только на увеличение бизнеса: Хосе Бабоса любил деньги, желал рвать и метать улитками по всей стране, но он смотрел дальше рогов улитки. Ему посоветовали сойтись с Рибейра по другой причине – той, что тяжелым мечом висела над их семьей.
Поэтому когда Хосе рассказали о свиной уродливой наследнице Рибейра-Гонсалес, которую удачно звали Марией, как и всех девочек Бабоса-Сола, он посоветовался с женой, даже прослезившейся от похожести историй, и они решили рискнуть свести двух уродов. Сначала снарядили дядьев разузнать ситуацию, составили целое досье на девушку, изучили диагноз, каким страдала принцесса, обмозговали возможные последствия и поехали на целый август на море, каждый день планируя так, чтобы встретить Марию Рибейра то в гостях, то в ресторане, то в спа, то на пляже. Дядья постарались на славу. Оставалось только надеяться, что молодые люди полюбят друг друга, если не с первого взгляда, то за летний жаркий месяц.
С первого взора, как и предполагали родители улиточно-мясного сговора, понравиться они не смогли.
Ким походил на мутанта-слизняка, Мария на сломанное зеркало. Особенно пострадало право плечо, сильно выкрученное в сторону. Лицом она тоже вышла не красавица: перекосилась левая часть и был слепым с рождения правый глаз. Но раз с ней поговорив, люди отмечали природную нежность, женственность и даже красоту.
– Мозг не пострадал, – деловито комментировали родители Рибейра-Гонсалес после знакомства с Бабоса-Сола. Но все это уже было известно из отчета родни.
– С октября Ким полностью берет на себя управление самой крупной фабрикой и двумя ресторанами в провинции. Мы гордимся им, – в ответ говорили улиточники.
Мясники, крепко держа кулаки и фиги под столом, мечтали о том, чтоб принц-улитка влюбился в их Марию.
Ким действительно влюбился, но не в Марию, а в русскую официантку Алину, нанятую с проживанием в их приморский дом. Она бесподобно жарила русские блины, готовила какие-то кремообразные тортики, заваривала чай и присутвовала, прислуживая, 24 часа в их доме на протяжении всего августа.
Ким только внешне напоминал бестолковую улитку. Внутренне, взрощенный любимым хваленым ребенком, он чувствовал красоту повсюду, потому любил все прекрасное: искусство, балет, оперу, музеи и русских девушек – олицетворение красоты, которое он познал, посетив однажды Россию.
Родители имели правило один раз в год путешествовать далеко и два раз в год на короткие дистанции. Россия входила в дальние. Чтобы не скучать по отпрыску, они взяли его в путешествие в манящую неизведанную Россию, с заездами в Санкт-Петербург и Москву. Это было незабываемое путешествие! Таких красивых мест и таких красивых женщин Ким не видел никогда.
Из поездок мать регулярно привозила себе памятные подарки – чаще жемчужные бусы, которые обычно стоили, как хороший автомобиль. Из той поездки Мириам привезла жемчуга размером с перепелиное яйцо, идеальные, как зеркальная гладь, цвета русских снегов, в тот год выпавших по самые уши, что мерзли в неудобной шапке на лысой рогатой голове Кима.
Он понял мать без слов. Ей не понравилась Россия. Слишком много красивых женщин, на которых отец и сын заглядывались беспрестанно. В Испании же у Мириам были статус и престиж, которые, словно красота, обволакивали ее образ. Все желали постоять с ней рядом, поговорить, вдохнуть аромат ее дорогих духов, окунуться в ауру ее харизмы, спокойствия, дороговизны и монументальности, несмотря на маленький рост и недостатки, видимые в плотном теле. С тех пор она носила этот жемчуг исключительно тогда, когда подводила полугодовые отчеты и видела, что прибыли растут.
По жемчугам на ее маленькой толстой шее Ким многое понимал в матери. Например, когда ей плохо и виной тому отец. В эти моменты надевался жемчуг редкой окраски «павлиний глаз», переливающийся от зеленого до черно-золотистого, а при особом свете филетовым, как наряд вдовы. Будучи взрослым и имея интимные связи с проститутками, а также в разговорах с ними, весьма умудренными на сей счет, он понимал, как ранимы женщины, сильные из которых скрывают свои чувства, будто покрываясь кожурой или скорлупой. Жемчуг, словно дополнительная скорлупа, хранил тело Мириам, похожее на улитку, слезливую и уязвимую, но лишь изнутри.
Поэтому увидев жемчуг цвета русского снега на приеме в доме каких-то негоциантов по свиным тушам, Ким понял, что это особенный день, важный для семьи и матери.
Ему представили Марию, уродину с кривым плечом и одним слепым глазом. Он тут же просек затею без слов, и когда на следующий день и следующий, и целый месяц подряд встречал эту девушку, безмолвно следующую за своими родителями, покорно смотрящую в сторону, куда смотрели они, то есть на него, Кима, стало очевидно, что затея серьезная. Но он ничего не мог поделать с собой: его раскосые глаза сходились лишь на Алине, которая подавала им завтрак, носила полдник, мыла, убирала.
Алина была прекрасна, как материнское ожерелье. Белая, тонкая, как Снегурочка из русской оперы. Слушая ее, Ким плакал от чувства красоты, точнее, один его глаз в самом деле плакал, другой просто слезился после схваченного на морозе ледяного ветра.
Мать переловила взгляд сына, брошенный на прислугу, и выразительно посмотрела на мужа. В тот же вечер состоялся поворотный разговор с наследником, узнавшим, что ситуация в семье не такая уж и дружелюбная, как казалось.
Есть силы, которые только и ждут смерти Хосе, после которой львиная доля достанется Киму и третья часть Мириам. И если у Кима не будет наследников и по какой-то случайности он умрет раньше положенного срока или его объявят недееспособным, то все наследство разделит многочисленное полчище родни согласно рангам родства.
– Желательно родить сына в кратчайшие сроки, чтоб обезопасить будущее, – вердиктом закончил отец.
– Если это невозможно, хотя медицина сейчас творит чудеса, мы хотели предложить тебе жениться и усыновить детей. Закон этого не возбраняет. Но последние твои анализы говорят, что ты абсолютно здоров, как мужчина. Так что есть шансы.
Детство Кима закончилось в тот вечер. Он не спал всю ночь, раздумывая только о том, что бы такого предложить Алине, чтоб та согласилась быть с ним, женатым или свободным.
Наутро сам не свой он встал пораньше и отправился на кухню, где Алина уже готовила завтрак его семье, и предложил ей работу у него в ресторане. Снегурочка отказалась. У моря платили лучше, здесь туризм существовал целый год, спрос на персонал был всегда.
Ким предложил ей зарплату втрое больше, чем платила его семья за блины и пирожки. Алина покраснела и отказалась.
Ким тоже покраснел, понимая, что переборщил с предложением, похожим на покупку в рабство. С «русскими Наташами» договаривался отец, он знал прайсы, мотивы, умел повернуть разговор в нужное русло, чтоб заинтересовать вторую сторону.
Но здесь был другой случай. Алина не продавала себя, а продавала услуги хорошей домохозяйки на восемь часов в сутках.
И к счастью или к несчастью, в тот момент молодому Киму и в голову не пришло признаться ей в любви и предложить руку и сердце. Он желал этого, но не знал, что так нужно проявлять любовь. Ким никогда не видел, чтоб отец выражал любовь к матери, говорил ей что-то, ласкал, предлагал. Подарки и те мама покупала себе сама: дорогостоящие, жутко затратные для бюджета семьи, даже богатой семьи. Мать любила «вещицы», как она их называла, и хвалилась перед людьми и семьей, в честь чего ей подарил их Хосе. Но Хосе лишь раздавал согласия на подписанные чеки и бровью не вел, глядя на суммы. Это являлось проявлением его любви.
К концу отпуска назначили последний званый ужин, пригласив 200 человек, из которых Ким знал только отца, мать и дядьев. Он должен был сделать предложение Марии. Она по этому случаю оделась в красивое платье: жакетка скрывала надорванное плечо, макияж слегка подправил дело с искривленным лицом.
Алина тоже мелькала среди обслуги. Ким не смотрел в сторону невесты, правда, старался не смотреть и в сторону Алины, но не мог оторваться от ее фигуры, сквозящей среди незнакомцев. Мать, все понимающая с полувзгляда, прощала сыну расстройство чувств, зная, что скоро их жизнь изменится и все встанет на свои места.
После объявления о помолвке за столом заговорили об открытии фабрики улиток и ресторана здесь у моря и крупной свиной бойни внутри страны.
– Четыре тысячи свиней в сутки! В сутки! – кричал Гонсалес-отец, нацеловывая тонкие руки дочери и осторожно беря за плечи будущего зятя.