– Поверь, девочка, я знаю, что делаю, – сказал на это Ким. И Мария, как и Алина, успокоилась, поддаваясь решению мужа, зная, что все будет хорошо.
– Мне кажется, я беременна, – сказала она неуверенно и Ким внутренне поблагодарил небеса за знак, что поступил и поступает абсолютно правильно.
Через два месяца в семье Бабоса осталось около восьми десятков переругавшихся родственников, активная часть которых тут же открыла рестораны на руинах улиточных королей. Кто-то ринулся в Китай с предложением о сухом питательном корме. Рецепты, дизайн, разработки, цветовые пробы, рекламные лозунги, выкранные из офиса, ничего не стоили – на них стоял патент Бабоса, который Ким отказался продавать. Но картинки можно было видоизменить, рецепт дополнить, при должном желании и финансировании вновь запустить в жизнь.
Все же главная часть родни, имея на руках внушительные суммы после всех выплат да и свои ранние сбережения, послушалась Хосе Бабоса, говорившего посмертно устами Кима Бабоса и отправилась кто куда, в основном, в свободное плавание.
– Что бы ты хотела сделать, Мария? – спрашивал Ким, когда судебные дела по закрытию и банкротству почти отошли на задний план, а времени становилось все больше и больше.
– Не знаю, – улыбалась Мария. – Я всегда хотела выйти замуж по любви. Иметь большую крепкую семью, детей, – она пожала плечами. – Все мои мечты сбылись, – она обняла Георга, который обнимал машинку. – Мне хорошо везде, где есть ты, Ким. Чтобы хотел ты, дорогой?
Бабоса подумал, что удивительно, но в сущности сбылись и его мечты. Он хотел быть нормальным. Что обычно под этим значилось? Чтоб тебя любили таким, какой ты есть. Мария любила его, а он ее. У них везде был лад и в отношениях, и в постели, и в разговорах и во взглядах на жизнь.
И то, что они, как две улитки, оказались без домика, не пугало молодого мужчину. Дом был там, где были Мария и дети, а крыша над головой – всего лишь декорации, подороже или победнее. Ким Бабоса и его семья перестали быть миллионерами, но оставались богатыми людьми с открытыми планами.
Полжизни мечтать иметь домик, как улитка, а потом полжизни мечтать избавиться от этого ощущения «быть в домике» – это сыграло с Кимом и его кланом потрясающую игру. Он освободил себя и семью от крыши, которая стала ломать нежное тельце без скелета, желающее давно трансформироваться в нечто иное. Должна же быть эволюция и у безхребетных? Но во что именно, пока было неясно, хотя идеи и перспективы захватывали ум Кима, который помнил и чтил слова отца: не терять времени, ведь сначала нужно узнать, кто ты, а потом сделать то, что должен.
Эпилог.
Георг, достигнув совершеннолетия, объявил родителям, что желает стать криминологом. Нурия, здоровая девочка, что родилась в счастливый год освобождения от улиточного рабства, так и не начав играть в куклы, сразу пошла по стопам брата, взяв в руки его пистолеты и наручники.
Оба являли собой жгучую смесь лучших качеств семьи Бабоса-Рибейра, которые были поражены решению детей. Бабушка Мириам даже не смогла прокомментировать подобный шаг, казавшийся ей постраннее, чем полет в космос. Только не удивился Ким, с серьезностью приняв профориентацию детей. Женщины как всегда доверились его внутреннему чутью.
– Надо ехать в Северную Америку, – говорил он. – Ahí la gente esta muy loca. Люди там сумасшедшие. У них должны быть сильными факультеты криминологии. Вы научитесь всему, что есть лучшее в области убийств и мошенничества.
И как не отговаривали всем миром детей все-таки не ввязываться в мир криминала, насилия, нарушений, бесчинств, те, будто одержимые, настаивали на своем. Сначала в специальный интернат отправился учиться Георг, Нурия поехала четырьмя годами позже. Таким образом, дети, чуть оперившись, полностью дистанцировались от семьи, приезжая лишь на каникулы и праздники с новыми грамотами и золотыми медалями по стрельбе, владению оружием, математическим олимпиадам и другим умениям, никогда не водившимся у Бабос.
Ким, всячески поддерживающий детей, порой сомневался, что поступает правильно. Ведь, осободившись от бизнеса и той части семьи, которая по сути была чужой, скованная лишь кредитами и деловыми обещаниями, Ким и Мария сосредоточились на воспитании своих любимых здоровых отпрысков, путешествуя по миру. Мириам, привыкшая жить интересами семьи, желала лишь быть рядом. Ей было все равно где жить, в Испании или Америке. Хоть на Антарктиде! Лишь бы рядом с ними.
А тут Бабосы вновь они остались одни, свободными как птицы.
Однажды Георг, проработавший два года криминологом в бригаде полиции, занимавшейся самыми сложными районами большого города, куда он вызвался добровольно, хотя ни зарплата, ни график, ни почет, ни безопасность не сулили ничего хорошего, кроме гигантского опыта, сказал отцу во время ужина по случаю Рожества. Съехались все родственники Бабоса, которые поддерживали сердечные связи, уже будучи не связанными бизнесом или какими-то иными условностями. Даже прилетела Нурия, только защитив диплом адвоката. Она решила пойти дальше брата, стать не просто криминологом, но прокурором обвинителем в будущем.
– Я не понимаю людей, способных на убийство, – сказал сын, а глаза Кима разъехались в разные стороны, будто отключилась воля, контролирующая эмоции на лице.
Мириам побледнела и отставила бокал вина, который хотел отпить. Мария опустила глаза на свои руки и долго их не поднимала.
– Особенно это касается гражданских конфликтов, когда убивают отца, мать или сына… – все рассуждал Георг. Красивый, высокий, благородный, чуть сутулый из-за болезни, которая осталась в детстве, он был похож на герцега. Придавали блеска образу нашивки и значки отличия на форменном пиджаке.
– Что надо иметь в голове, чтоб решиться на подобный поступок? – он сменил позу на более расслабленную, другие же вокруг напряглись. Его лицо было сурово, глаза смотрели в никуда, будто видели картины прошлого. – Я часто думаю об этом. Это даже входит в мои обязанности, думать, как убийца. Мне кажется, тот, кто убивает, становится похож на животное, например, медведя-людоеда. Он больше не захочет есть малину, однажды отведав человечины. Такую скотину отлавливают и убивают, не давая ни единого шанса.
– Георг! – позвала сестра с другого конца большой залы, украшенной к празднику. – Что за разговоры ты завел за рождественским столом?! Ты всех вогнал в скуку! Посмотри на бабушку, она сейчас заснет! Давайте лучше выпьем за папу? Нашего дорогого папу, который все и всегда всем разрешает! Папа! – Нурия подбежала сзади и очень аккуратно обняла маленькое больное тело Кима, а потом поцеловала его в лысую макушку, по которой чуть лоснился седой пушок.
– Если б не ты, – она почему-то прослезилась, а за ней все остальные. – Ничего бы этого не было…