Постоянные неурядицы в конце концов вынудили Олькотта отдалиться от своей старой приятельницы и начать самостоятельную деятельность. Ведь он был президентом Теософского Общества, а Блаватская – всего лишь секретарем– корреспондентом; и об этом факте полковнику приходилось напоминать ей время от времени. Еще более остро осознать свое положение заставили Олькотта постоянные напоминания Блаватской о том, что она, дескать, "избранный сосуд", одаренная ясновидица, которую оценили по достоинству сами великие Учителя, а полковник всего лишь ее ассистент. Когда же полковник пытался отстаивать свои права, ЕПБ писала своим корреспондентам, что Олькотт – тщеславный болван, ничтожество, раздувшееся от спеси. Поставленный в известность об этих нападках, Олькотт упрекал свою подругу в нечестности и интриганстве.
Возможно, Блаватская и Олькотт были изначально несовместимы друг с другом по характерам и связывали их лишь взаимная нужда и вера полковника в оккультные силы Блаватской. Оказавшись вместе с Олькоттом в чужой, негостеприимной стране, торопливая и неуемная Блаватская все больше и больше раздражалась по причине медлительности и нерешительности полковника, а тот, в свою очередь, не находил себе места от страха из-за непрестанных выходок своей приятельницы. С возрастом Блаватская стала еще беспокойнее. Когда ее трюки разоблачали, она иногда впадала в ярость, а иногда с добродушным смешком соглашалась, что смошенничала. Свидетельства против нее накапливались день за днем, и Олькотт (хотя ему было еще сложнее, чем Хьюму и Синнетту, поверить в то, что она – обманщица: чего стоили бы тогда его собственные притязания на оккультную мудрость?) все более склонялся к мнению, что его старая подруга – в лучшем случае весьма сложная и непредсказуемая особа, а в худшем – серьезное препятствие на пути его добросовестной и полезной работы. Поэтому полковник имел все основания держаться подальше от дома и от постоянных склок между ведущими теософами.
К декабрю 1882 г. доходы Общества от подписчиков журнала "Теософ" возросли настолько, что Блаватская и Олькотт смогли перебраться из "Вороньего Гнезда" в небольшое поместье в Адьяре, близ Мадраса, где и по сей день размещается штаб– квартира теософов. Старые друзья уютно устроились в новом доме, окруженном живописными ландшафтами устья реки Адьяр. Однако к этому моменту союз между ними уже висел на волоске. Олькотт все больше времени проводил в миссионерских путешествиях по Бирме, Северной Индии и Цейлону (особенно по Цейлону, где теософия стала весьма популярной – не в последнюю очередь благодаря увлечению полковника буддизмом).
Блаватская и Олькотт вместе провели на Цейлоне два месяца – с мая 1880 г. Олькотт почти сразу же превратился в туземца: он стал одеваться в дхоти и сандалии, как брамин, и соблюдать местные традиции. На острове появились семь сингалезских филиалов Теософского Общества, и Олькотт начал отстаивать буддистские традиции в борьбе с христианскими миссионерами, заполонившими в то время Цейлон и навязывавшими религиозное единообразие. Только христианские браки считались на Цейлоне законными. Вся система образования была прохристианской (805 христианских школ против четырех буддистских), и авторитет школы зависел от преподавания Библии. Поскольку для поступления на гражданскую службу требовался документ об образовании, для нехристиан все пути к государственной деятельности были закрыты.
Цейлонские буддисты уже некоторое время выступали против такого положения. В 1860-х годах эти протесты дошли до вооруженных столкновений, и когда Олькотт и Блаватская, прибыв на Цейлон, приняли "пансил" – своего рода буддистскую конфирмацию, – это означало, что они встали на сторону мятежников. В Канди им показали самую священную реликвию – зуб Будды, оправленный в золотую проволоку. ЕПБ бестактно заметила позже, что, судя по размерам, он некогда принадлежал аллигатору. Олькотт проявил большую дипломатичность, сказав, что этот зуб наверняка восходит к тому периоду, когда Будда переживал инкарнацию в облике тигра. Вдобавок, полковник выступил на нескольких публичных митингах в пользу равенства христианства и буддизма, поддержал требование развития буддийской системы образования до уровня официальной сети школ, а оказавшись в Лондоне, сделал заявление в Иностранной службе от лица цейлонского жречества. Используя свой немалый организационный талант, Олькотт основал Комитет по защите буддизма и научил монахов отстаивать свои права политическими средствами. Но, пожалуй, самым большим его достижением была публикация в июле 1881 г. "Буддийского катехизиса" на английском языке, выдержавшего много изданий и переиздающегося до сих пор.
Конечные результаты деятельности полковника оказались впечатляющими. К 1960-м годам нашего века, когда система образования на Цейлоне была национализирована, буддийское Теософское Общество располагало четырьмя сотнями школ, многие выпускники которых занимали важные посты в государстве. Старания Олькотта обеспечили Теософскому Обществу один из первых и весьма примечательных социальных триумфов; в процессе своей деятельности теософы оказали также огромное влияние на цейлонский национализм.
Это были вполне реальные, ощутимые и стабильные успехи, ставшие едва ли не самым прочным монументом теософскому движению. Имя Олькотта по сей день помнят на Цейлоне, где в его честь даже названа улица. В 1967 г., на шестидесятую годовщину смерти полковника, власти страны выпустили памятную почтовую марку, а премьер-министр назвал "приезд полковника Олькотта в страну важнейшей вехой в истории буддизма на Цейлоне"[64].
Глава 4 НЕПРИЯТНОСТИ
На протяжении 1880-х годов Теософское Общество устойчиво росло[65]. К 1885 г. была зарегистрирована 121 ложа; 106 из них находились в Индии, Бирме и на Цейлоне, где сосредоточилась основная масса теософов. За десять лет со дня своего основания Общество успело привлечь тысячи сторонников; в число его членов вошли такие знаменитости, как поэт Элла Уилер Уилкокс, сотрудник Дарвина Альфред Рассел Уоллес и изобретатель Томас Эдисон. Но рост организации, при всех своих приятных моментах, означал и усложнение административной системы Общества, отягощенное конфликтами между Блаватской и Олькоттом, их отдаленностью от Европы и Америки, а также амбициями местных руководителей.
Эти проблемы усугублялись недостатками структуры Общества. Оно состояло из лож по масонскому образцу. Поначалу каждая ложа была напрямую подчинена Адьярскому центру, и члены общества принимали свои решения демократическим путем на основе голосования. Но по мере расширения Теософского Общества ложи превращались в независимые национальные филиалы с собственным правлением. Первый такой филиал возник в Америке под руководством Джаджа в 1886 г.; за ним последовали ложи в Англии (1888), Индии (1891), Австралии и Швеции (1895), Новой Зеландии (1896), Нидерландах (1897) и Франции (1899). За следующие тридцать лет то же произошло с остальными ложами. Хотя правление выбиралось членами лож, каждый такой совет руководителей вскоре начинал навязывать ложе собственное понимание целей и задач в противовес установкам Адьярского центра в Адьяре. В результате складывалось трехстороннее противостояние между Адьяром, местными ложами и советами национальных филиалов. Это вызывало серьезные внутренние осложнения в Обществе, нередко сопровождавшиеся скандалами.
В корне этих противоречий лежала некоторая неопределенность целей и задач теософии. С первых дней своего существования Общество придерживалось трех основных целей, обозначенных в 1896 г. как:
1. Создание универсального братства людей без различия национальности, вероисповедания, пола, касты и цвета кожи.
2. Поощрение занятий сравнительной религией, философией и наукой.
3. Изучение необъясненных законов природы и потенциальных сил и способностей человека.
Эти цели менее прямолинейны и менее совместимы друг с другом, чем может показаться. К примеру, очевидна возможность разногласий по поводу точного смысла первой из них. В какой мере это политическая программа, а в какой – просто декларация универсальной терпимости? И так ли эта терпимость универсальна, как кажется на первый взгляд? Трудно представить себе, например, как молено принадлежать к Теософскому Обществу, не веря в божественную силу хотя бы какого-то рода.
Неоднозначно и толкование второй цели. Имеются ли в виду сравнительная религия, сравнительная философия и сравнительная наука? Или же речь идет о философии, науке и сравнительной религии?
Третья цель представляет изначальный импульс для создания Общества, но ее расплывчатая формулировка оказалась прикрытием для самых возмутительных мошенников.
И, наконец, все эти три заявления в целом подразумевают, что Теософское Общество объективно и не допускает слепого фанатизма. Но это, разумеется, нонсенс. Разве можно говорить об объективном изучении оккультных феноменов силами объединения, заведомо принимающего их существование и направленного лишь на то, чтобы зафиксировать и объяснить их?
И если даже по отдельности эти три цели неоднозначны, то взятые все вместе они и подавно противоречат друг другу. Предполагается, что идеальный результат работы теософа состоит в том, что потенциальные силы и способности человека, развитые посредством оккультного изучения науки, философии и религии, являются идеальным путем к социальной гармонии и равенству, которые предвосхищают и отражают божественную гармонию. Но эти три цели не всегда совместимы между собой. Они даже сформулированы на различных уровнях: первая является предписанием, а вторая и третья, по видимости, нейтральны и "научны". И в действительности они выражают не всеобщие нужды и закономерности, а лишь политические предубеждения буржуазного слоя.
Административные и доктринальные разногласия в Обществе поначалу были его сильной стороной: чем обширнее цели и расплывчатее их формулировки, тем больше можно привлечь членов в новую организацию. Но, как мы уже видели, рост Общества неизбежно привел к возникновению конфликтов. Правила Теософского Общества благоразумно оговаривали, что все его члены пользуются свободой совести, поскольку цель теософии состоит не в проповеди какого-либо учения,