Блаватскую было нелегко выносить в качестве гостя, и нередко ее визиты оканчивались печально. Не помогала и свита, с которой она путешествовала. В эту свиту входила недалекая ирландская девушка, которую ежедневно посещали видения Учителей, и маленький индус, в конце концов сошедший с ума в Германии. Но больше всего неприятностей принес третий спутник ЕПБ – красавец брамин по имени Мохини Мохандас Чаттерджи (1858-1936). Он вступил в связь с некой мисс Леонард, воспылавшей к нему страстью.
Мисс Леонард была не единственной женщиной, подпавшей под чары Мохини. Блаватская, не жаловавшая секс, писала миссис Синнетт: "В группе есть и другие; и не одна, а целых четыре, проявивших скандальную, звериную страсть к Мохини – с той жаждой старых гурманов, любителей неестественной пищи, прогнившего лимбургского сыра с червяками, чтобы пощекотать пресыщенное нёбо, – или любопытных стариков, ищущих запретный плод десятилетних девственниц! О грязные животные! святотатственные, лицемерные блудницы"[91].
Индийцы оказались сексуально привлекательными для многих европеек, увлеченных теософией. Одна девица даже послала Мохини письма якобы от Учителя, предлагая ему пользоваться ее телом по своему усмотрению. ЕПБ также принялась рассылать глупые письма, обзывая мисс Леонард Мессалиной и женой Потифара, пока адвокаты мисс не пригрозили ей судом за клевету. Выяснилось, что и сам Мохини писал мисс Леонард любовные послания, и ЕПБ пришлось извиниться под страхом судебного преследования. Возмущаясь английскими законами и глупостью своих спутников, Блаватская жаловалась Синнетту: "Похотливая старая дева влюбляется в индуса с воловьими глазами, и в результате... третью сторону, совершенно неповинную во всем этом вздоре от начала до конца, – я имею в виду себя, – насильно втягивают в скандал"[92].
В конце концов Мохини принес не меньше беспокойства, чем столь же привлекательная Анна Кингсфорд, а ЕПБ так хотелось бы свести их друг с другом, как Хуана де ла Крус и святую Терезу. Она наверняка была лучше осведомлена о его похождениях, чем сообщала своим корреспондентам. Узнав о письме ЕПБ к мисс Леонард и о грозящем судебном процессе, Олькотт написал своей старой приятельнице: "Я знаю о скандале с Мохини... Ваша теория о "миссис Потифар" грандиозна! Если, конечно, Мохини не свалял дурака в самом деле..."[93]. Впрочем, когда скандал действительно разразился, полковник переменил тон: "Я еще никогда не видел такого количества обнародованной частной переписки, которую следовало бы держать в секрете! Мои письма к Хаббу и Гебхардтам, к Гофману и прочим; мое письмо к Л.Л., отправленное с целью объединить усилия в критический момент и пересланное миссис Кавелл в нью-йоркскую газету! Письма Ледбитера к Синнетту или к мисс А.; а теперь еще и ваше письмо к мадам де Морсье..."[94].
Мохини вышел сухим из воды, но его отношения с мадам Блаватской были безнадежно испорчены. Мохини порвал с Теософским Обществом и начал собственную карьеру духовного учителя. Проведя несколько лет в Лондоне, он вернулся в Индию, где окончил свои дни на посту попечителя приюта для падших женщин.
Испытывая определенную неприязнь вообще к мужчинам, ЕПБ тем не менее представляла существенный интерес для представительниц своего пола: ее влияние пробуждало в женщинах скрытые психические силы. Одну ее ученицу, в течение часа с лишним разглядывавшую портрет Учителя Мории, на следующую ночь Мория посетил во сне. Некоторые женщины в присутствии Блаватской слышали астральные колокольчики. Некоторые даже получали личные послания от Учителей. Констанция Вахтмайстер, англо-итальянка, вдова шведского графа Карла Вахтмайстера, отличалась особенной восприимчивостью к потустороннему миру и была не только ясновидящей, но и яснослышащей. Когда она увидела, как от принадлежавших ЕПБ часов с кукушкой исходят потоки астрального света, Блаватская объяснила ей, что это – "духовный телеграф", с помощью которого Учителя снабжают ее энергией для работы над книгами. Производительность труда над новой огромной книгой – "Тайной Доктриной"[95] – ничуть не снижалась из-за неладов со здоровьем.
Другие знакомые ЕПБ были настроены более скептично. Русский писатель Вс.С.Соловьев, яростный ее противник, утверждал, что поймал ее за производством "феномена" со звоном астральных колокольчиков. Он также писал, что обнаружил в ящике ее стола стопку неиспользованных конвертов, в которых Учителя присылали письма[96]. Само по себе это не доказывало ее шарлатанства, поскольку предполагалось, что "мысленно передается" не бумага, а только текст письма. Но других улик не понадобилось: Блаватская со свойственной ей потребностью в хвастовстве и с неблагоразумной доверительностью якобы призналась Соловьеву, что феномены были поддельными, добавив, что людей нужно обманывать, чтобы иметь возможность управлять ими. Соловьев не смог восхититься ее макиавеллиевской позицией. ЕПБ в ответ назвала его "Яго от теософии"[97]. Такие разоблачения едва ли могли нанести ущерб ее безнадежно испорченной репутации, и нельзя винить ее за желание немного поразвлечься. Жилось Блаватской тяжело: помимо других недомоганий, она страдала одышкой, и подниматься вверх по лестницам было для нее настоящей пыткой. Но она не сдавалась.
После странствий по Европе весной 1877 г. она наконец обосновалась в Лондоне, где ее поддерживали богатые друзья- аристократы – леди Кэйтнесс, графиня Вахтмайстер, мисс Франческа Арундейл и дядя и племянник Кейтли. Они помогли ей открыть журнал "Люцифер" и специальное отделение Теософского Общества в Лондоне – Ложу Блаватской. ЕПБ наслаждалась вниманием новых поклонников, но только лишь удовлетворенного тщеславия ей было мало. Поэтому она решила организовать мощную базу в Европе в противовес адьярской.
Ехать в Лондон ей не хотелось. "Что толку звать меня в Лондон? писала она своей британской последовательнице. – Что я сделаю, что я смогу сделать среди ваших бесконечных туманов и эманации высокой цивилизации?"[98]. И, будучи благодарной мисс Арундейл за предложение гостеприимства, Блаватская тем не менее предсказывала: "...через семь с четвертью минут я стану невыносима, если приму его и осчастливлю Англию своей громоздкой персоной"[99]. Предсказание, похоже, было вполне оправданным, поскольку вскоре ЕПБ называла мисс Арундейл и двух ее приятелей "теософско-этической урной с двумя ручками– чела"[100].
Поначалу она поселилась в южном пригороде Лондона вместе с популярной писательницей-теософкой Мэйбл Коллинз, и продолжила работу над своей новой книгой. Рукопись была в полном хаосе. Секретарь Лондонской Ложи Бертрам Кейтли и его дядя Арчибальд (две "ручки-чела") взялись редактировать ее, но пришли в отчаяние, увидев груду исписанных бумаг в три фута высотой и без всякого разумного порядка. Они начали решение задачи с того, что перевезли Блаватскую в свой дом в Холланд-Парк по Лэнсдаун-роуд, 17, где могли наблюдать за ее работой.
Здесь ЕПБ посещало множество выдающихся гостей, в том числе У.Б.Йитс, который позднее сравнивал Блаватскую со старой ирландской крестьянкой, одновременно набожной, печальной и лукавой. Йитс очень серьезно относился к возрождению восточной мудрости и занимался разнообразными эзотерическими дисциплинами: хирософией (пальмистрией), небесной динамикой (астрологией), хромопатией (целительством при помощи цвета) и полиграфикой (формой автоматического письма). Заинтересовавшись теософией после прочтения "Эзотерического буддизма" Синнетта, однако сомневаясь в существовании Учителей, он вступил в Теософское Общество при содействии Мохини Чаттерджи, который приехал в Дублин в 1885 г. "с маленькой сумкой в руках с "Марием-эпикурейцем" в кармане"[101]. На следующий год Мохини еще раз приехал в Ирландию, чтобы связаться с недавно основанным Йитсом Герметическим обществом[102]. Он сказал поэту, что "жители Востока" имеют совершенно иное представление об истине, чем европейцы[103]. Йитс не услышал в этом заявлении иронии – видимо, потому, что нашел "юного брамина" очаровательным.
Позднее Йитс рассказывал, как трудно было освободиться от чар, которые Мохини распространял на всех, с кем встречался. Поклонявшийся красоте поэт предпочитал Мохини и Анну Кингсфорд Блаватской, которую он считал менее интуитивной, хотя и более добродушной. Впрочем, ЕПБ послужила прототипом миссис Аллингем в его романе "Пестрая птица", в котором также фигурирует и Анна Кингсфорд. Анна тоже была очарована Мохини. Человек, которому с такой легкостью удалось покорить Йитса, Кингсфорд и вульгарную мисс Леонард, явно представлял силу, с которой трудно было не считаться.
Хотя Йитс, видимо, никогда особенно не доверял Блаватской, она восхитила его после личного знакомства: поэт почувствовал, что наконец встретил человека, способного преодолеть скучную расплывчатость большинства оккультных писаний и предоставить убедительные свидетельства психических феноменов[104]. В поисках таких свидетельств в декабре 1888 г. он вступил в недавно открытую Эзотерическую школу. Кроме того, он вместе со своими друзьями поставил ряд оккультных опытов. Поначалу они пытались возродить из пепла дух сожженного цветка. Затем каждый член группы положил немного пепла себе под подушку и записал приснившийся сон. Хотя результаты получи