Это возбуждение поддерживалось близостью Кришнамурти и тем, что все, в том числе и он сам, считали, что очень быстро продвигаются по пути духовного усовершенствования. В ранние годы теософии ЕПБ особо подчеркивала, что путь ученичества долог и нелегок – хотя иногда и делала некоторые исключения для фаворитов. Она утверждала, что испытательный период – первая стадия инициации – занимал семь лет, а срок последующих стадий зависел от духовных усилий ищущего. Ледбитер заметно сократил эти сроки, особенно с момента появления Кришнамурти. В 1920-х годах теософское сообщество было охвачено милленаристскими настроениями, и его предводители постоянно искали возможности обрести духовные заслуги. Духовная жажда охватила и тех, кто горевал по погибшим сыновьям, мужьям и братьям, надеясь обрести доказательства продолжения их существования, пусть и в какой– либо иной форме. Спиритизм вновь стал популярен, что способствовало росту влияния Теософского Общества и увеличению числа его последователей. Казалось, великие планы ЕПБ скоро должны воплотиться в жизнь.
Теософия не была единственным в своем роде явлением. В период между двумя мировыми войнами особенно усилились массовые движения, и всяческие вожди от Гитлера и Муссолини до Франка Бухмана и Эми Семпла Макферсона убеждали всех идти за собой и тем самым обрести спасение[230]. В это же десятилетие широко развернулись и молодежные движения – подобно тому, как девятнадцатый век открыл для себя понятие "ребенок", так и век двадцатый открыл понятие "молодежь". Религиозные и политические лидеры особое внимание начали уделять молодым; к тому же довольно большая часть предыдущего поколения была уничтожена в войне. Таким образом, молодежное движение отражало как символическое строительство нового мира, так и реальную действительность. Возникли многочисленные общества различных направлений. Такие организации, как "бойскауты", "гиды", "детские бригады", "Христианский союз молодых людей" и т.д., были призваны воспитывать характер и закалять физически. Особое внимание уделялось воспитанию силы духа, товарищества, нравственности, а также выработке некоторых практических навыков. А главное, они воспитывали подрастающее поколение в духе патриотизма и преданности социальным реформам. Хотя большинство детей, объединенных такими организациями, принадлежало к среднему классу, их членами могли стать и выходцы из более низких слоев общества. Лети и молодые люди посещали собрания, выезжали в летние лагеря, где многие городские дети впервые могли глотнуть свежего воздуха. Такие же организации, как "Гитлер Югенд", "Коммунистический союз молодежи" и всевозможные подобные им общества, аналогичными средствами осуществляли политическое воспитание. В течение очень недолгого времени казалось, что Теософское Общество даже лидирует среди подобных направлений, но вскоре оказалось, что это всего лишь иллюзия. Хотя в Теософское Общество и вступило большое число молодых членов, по большей части их привлекала непосредственно личность Кришнамурти или общегуманистические идеалы. Лидеры теософии все больше отдалялись от рядовых членов. Они старели. К концу войны Анни Безант было семьдесят два года, а Ледбитеру шестьдесят семь. Они руководили Обществом на протяжении почти двадцати лет.
Некоторые считали, что Анни ослабляет свою "хватку" по мере того, как усиливается ее давнее пристрастие к затейливым униформам и оккультным церемониям. Но несмотря ни на что, ей удавалось оставаться на гребне волны популярности, и она инстинктивно понимала, что Кришнамурти был ее наиболее ценным приобретением. Тогда он еще не был искусным оратором, но его застенчивость в сочетании с молодостью, вежливостью и приятной внешностью производили неплохой эффект. Он не был ни демагогом, ни высокопарным миссионером – скорее духовным наставником, говорящим слова внутренней истины. Вдобавок он походил на новое явление времени – на звезду кинематографа, не будучи при этом вульгарным.
В 1921 г. Кришнамурти представилась прекрасная возможность показать свои таланты перед всемирной аудиторией, когда барон Филипп ван Палландт, голландский аристократ, передал в дар Обществу свое поместье в Оммене. Нидерланды становились важным теософским центром, и замок Ээрде, изысканное поместье семнадцатого века, окруженное рвом и пятью тысячами акров земли, как нельзя больше подходил для штаб-квартиры теософской элиты; в его зале можно было проводить массовые собрания Ордена Звезды Востока. На протяжении десятилетия Общество устраивало международные собрания в Оммене – известном как центр Ордена. Часто здесь одновременно собирались тысячи людей, располагаясь на ночь в палатках, тогда как руководители могли пользоваться роскошными спальнями с гобеленами или особыми помещениями, расположенными на первом этаже и во дворе.
В лагере царила атмосфера религиозного возбуждения, политического идеализма и молодежных представлений о самоусовершенствовании и простом образе жизни, родившихся после войны. Тут проводились лекции, дискуссии и прочие виды теософской деятельности, но самым волнующим событием конечно же считались разговоры с самим Кришнамурти под звездным небом у пылавшего костра. Эти беседы положили начало его практике общественного наставника и научили его обращению с массами. Люди рассаживались вокруг него, он некоторое время ждал в тишине прихода вдохновения и готовности аудитории слушать, чтобы начать говорить. Его современник Гитлер использовал ту же технику, преследуя совершенно иные цели во время Нюрнбергского съезда, когда молча ожидал нарастания психологического напряжения толпы.
В отличие от Гитлера, Кришнамурти никогда не повышал голоса и не приводил толпу в яростное безумие, а, наоборот, давал каждому возможность испытать личный духовный подъем. В начале каждой речи он обычно запинался и лишь через некоторое время приходил к нужной теме и словам. Он не репетировал и не составлял план, хотя иногда и развивал тему, объявленную заранее, все время возвращаясь к одним и тем же проблемам: состраданию ко всему живому, искренности, честному самопознанию и необходимости каждому найти свой путь просвещения. Его речи действовали так убедительно еще и потому, что он сам казался воплощением своих идей. По контрасту с достаточно театральными Анни Безант и Ледбитером, хрупкий, непритязательный, скромно одетый молодой человек с тихим голосом не играл заученную роль, а искренне и свободно импровизировал.
У некоторых почтенных и авторитетных теософов, естественно, возникали возражения по поводу содержания речей, которые шли вразрез с представлениями о стадиях пути совершенствования, о периодах испытания, инициации и т. п.; но большинство слушателей внимали его словам всем сердцем. Любопытно, правда, что присутствовавшие впоследствии не могли прийти к общему мнению и вспомнить, о чем конкретно говорил Кришнамурти, а когда речи записывали, то ясные и вдохновляющие отрывки казались темными и банальными. Одни объясняли это конкретным моментом восприятия, другие самой личностью Кришнамурти; некоторые же верили в то, что на оратора нисходит божественный дух.
Каково бы ни было объяснение этого феномена, ясно одно – не обращаясь ни к кому в особенности, Кришнамурти мог убедить каждого слушающего в том, что тема важна именно для него лично. Наиболее вдохновленные последователи были даже убеждены, что слышали его слова, обращенные непосредственно к ним, даже если он говорил в действительности нечто противоположное. Возможно, все было в личном обаянии и в том, что каждый охотно находит подтверждение собственным мечтам и фантазиям. Странно, однако, что этот красивый молодой человек, настаивавший на необходимости искренности, ясности и честности, сам использовал те же театральные эффекты, что и Анни Безант. Однако его приемы казались естественными и спонтанными, тогда как ее – продуманными и рассчитанными, но тем большее впечатление они производили. Сдержанный и немногословный при всех других обстоятельствах, Кришнамурти вечерами у костра в Оммене совершенно преображался, и его вдохновенное красноречие подтверждало его особый духовный авторитет.
Как в случае со многими великими актерами, этот феномен проистекает из эмоциональной и психологической сторон характера Кришнамурти. Его призывы отказаться от предрассудков и иллюзий основаны отчасти на индуистских идеях, впитанных им в юности, но отчасти на анализе своих собственных недостатков – в детстве он часто бывал рассеянным. Годы спустя один из присутствовавших на встречах с Кришнамурти, давно расставшимся с теософией, тонко заметил, что при общении с людьми он ведет себя подобно зеркалу, отражая их душевные состояния[231]. Так, одинокий человек, говоривший перед многочисленной аудиторией, постоянно обретал все новых последователей, как это случилось в 1909 г. в Адьяре, когда его впервые увидел Ледбитер.
Любовь аудитории, возможно, и приятна, но ее требовательность зачастую вызывает раздражение, что может подтвердить любой актер. Кришнамурти начал уставать. Вряд ли это покажется удивительным, если учитывать не только постоянные публичные выступления, но и два других тягостных обстоятельства. Во-первых, он находился вдали от дома и привычного окружения. В отличие от обладавшего сильным характером Гурджиева, который был в состоянии возить с собой свою семью, и Штейнера, который никогда надолго не покидал привычной ему обстановки и покровительствующих женщин, Кришнамурти был оторван от своих корней и из-за этого становился более замкнутым. С миром, в котором он вырос, его связывал фактически только брат.
К тому же в чужой стране он не мог создать собственную семью. Одно дело ухаживания, но о том, чтобы Учитель Мира женился или вступил с кем-то в любовную связь, не могло быть и речи. Руководители Общества в конце концов дали добро на союз Арундейла с индийской девушкой и согласились с тем, что Раджа ухаживает за американкой, но Кришнамурти должен был быть выше всего земного. Кришнамурти и сам в теории поддерживал такую идею, что не мешало ему влюбляться в своих ровесниц – дочерей членов Общества. Большинство из них довольствовалось простым флиртом