Но этот неприятный эпизод стал началом карьеры Беннетта в разработке шахт. Во время судебного разбирательства его посетил некий Дмитрий Диамандопулос, инженер, считавший, что Беннетт стал жертвой политического заговора. На Диамандопулоса произвело впечатление поведение Беннетта в суде и он решил, что нашел нужного человека. Он владел шахтой по добыче бурого угля в сотне миль к востоку от Салоник, но не имел капитала для ее разработки. Он предложил Беннетту половинную долю в обмен на помощь в финансировании предприятия. Беннетт согласился. Как только его выпустили из тюрьмы, он отправился в Англию, где взял в партнеры Джеймса Дугласа Генри, горного инженера. Они решили поставлять уголь для внутреннего рынка Греции и с этой целью основали иностранную компанию "Гришн Майнинг К° Лтд.".
Поначалу компания процветала. Беннетт нашел выгодный способ производства древесного угля из бурого, и ему даже удалось заинтересовать своим проектом премьер-министра Греции Венизелоса, который даже лично осмотрел технические сооружения в Бирмингеме. Но в 1931 г. Венизелоса сместили, и к власти в Греции пришло антибритански настроенное правительство, поднявшее налоги на добычу угля и лигнита (бурого угля). С этим совпал арест управляющего компании по обвинению в финансовых нарушениях, и "Гришн Майнинг К° Лтд." прекратила свое существование.
В 1932 г., под влиянием своего греческого опыта, Беннетт устроился инженером-экспертом к X. Толлемейчу, специалисту по порошковым технологиям, организовав исследование возможного применения угольной пыли. Это был первый в его двадцатилетней карьере опыт работы в Британской угольной промышленности, который включал участие в правительственных комиссиях и руководство исследовательскими лабораториями. Два года спустя, в 1934 г., он стал одним из основателей и директором ассоциации производителей устройств, работающих на угле, а также учредил Британскую Ассоциацию по исследованиям применения угля (BCURA) с помощью лорда Рутерфорда, бывшего председателем научно-консультационного совета при британском правительстве. BCURA разрабатывало способы повышения эффективности использования угля и искало новое применение этому топливу.
Однако все эти дела начиная с 1921 г. Беннетт совмещал с духовными исканиями. Незадолго до того, как приняться за османское наследство, он испытал мистическое переживание. Это случилось на кладбище с видом на Босфор, когда он поправлялся от яшура, вызванного болгарским сыром. Некий таинственный голос – один из тех, что слышали другие герои этой книги, – сказал ему, что у него есть семь лет для подготовки к выполнению великой духовной цели, смысл которой ему откроется в возрасте шестидесяти лет.
Он стал готовиться к этой цели, поселившись на несколько недель в Приере, где Гурджиев поставил ему обычный диагноз: слишком много Знания и совсем мало Бытия, а также рецидив дизентерии, подхваченной в Малой Азии. Тем не менее Беннетт принимал участие в физических работах, медитировал и, естественно, испытал выход из тела. Приехавшая к нему г-жа Бомонт пришла в ужас от его состояния. Она опасалась Гурджиева, полагая, что он либо очень хороший, либо очень плохой человек. И хотя Успенский позже объяснил ей, что Гурджиев хороший, при этом он добавил, что Беннетт не был готов к обучению. Г-жа Бомонт также была шокирована грязью и убожеством Приере, где в кухне тучами летали мухи и врачи обследовали Беннетта, не удосужившись вымыть руки. Обклеив всю кухню липкой лентой против мух, она все же решила принять более строгие меры и увезла своего друга в Париж.
Расставшись, таким образом, с Гурджиевым, Беннетт, когда оказался в Лондоне, стал посещать собрания Успенского. Это случилось незадолго до того, как Успенский решил, что его ученики должны выбирать между ним и Гурджиевым, заявив им в 1924 г., что, хотя Гурджиев и выдающийся человек с великими возможностями, но возможности эти могут быть реализованы как с хорошей, так и с плохой стороны. Казалось, Успенского разговор с г-жой Бомонт навел на какие-то мысли, потому что теперь он говорил ученикам, что две стороны Гурджиева – хорошая и плохая – находятся в состоянии войны и исход битвы может оказаться двояким. Пока же свирепствует эта битва, лучше держаться в стороне.
Последовавший совету Беннетт стал одним из ведущих членов лондонской группы Успенского 20-х годов. В Вест-Кенгсингтоне он размышлял над объективным сознанием, занимался самонаблюдением и согласованием работы своих центров, мечтая основать собственный институт для изучения пятого измерения. Как мы видели, учреждение институтов стало всеобщей болезнью. Под влиянием Беннетта даже Де Кэй поговаривал об открытии школы под названием "Интеллектус ет Лабор", проводящей в жизнь идеи Второго Интернационала (и, возможно, Немецкой тайной разведки). Беннетт, человек широких интересов, никогда ничего не делавший наполовину, изучал также санскрит и брал уроки пали, языка буддистских писаний, у жены известного востоковеда миссис Рис Дэвис, которая верила в то, что является реинкарнацией буддийской монахини.
Бизнес вмешался в его духовную жизнь, когда в 1929 г. по прибытии в Лондон после судебного разбирательства в Греции он узнал, что Успенский отлучил его. Дело было в телеграмме, которую Успенский послал Беннетгу, пока тот томился в ожидании суда. Ее таинственный для профанов текст гласил: "Сочувствие к Беннетту, подчиняющемуся 96 законам", тогда как Посвященные знали, что речь идет о гурджиевской теории планетарных ограничений, с которыми обязан считаться человек. Обнаружив это послание при обыске квартиры Беннетта, осведомленная о его работе в разведке, бдительная греческая полиция передала его в Британское посольство. Последовала реакция в Лондоне: Успенского вызвали в Министерство иностранных дел и допросили о его отношениях с британскими социалистами и русскими большевиками, которых в те времена многие с трудом отличали друг от друга. Взволнованный и разгневанный, Успенский немедленно исключил из рядов своих последователей отсутствовавшего Беннетта. И это случилось не в последний раз.
Несмотря на постоянные претензии со стороны Успенского и Софьи Григорьевны, которая порицала его за то, что она называла "механичностью", а также за недостаток духовности, невосприимчивость и прочие несоответствия, Беннетт не только не оставлял духовные поиски, но, испытав воздействие Гурджиева, решил основать собственную группу. Первыми ее членами стал мужчина, с которым его жена познакомилась в поезде, и женщина, с которой она ехала в автобусе, – многообещающее начало, если принять во внимание, как часто Беннетты переезжали. Вскоре группа стала чем-то вроде семейного предприятия, когда к ним присоединилась сестра г-жи Беннетт во своими двумя друзьями.
Беннетт регулярно посылал доклады о собраниях этой группы Успенскому, который некоторое время игнорировал их. Когда тот, наконец, решил обратить внимание на эти послания, то, по примеру Гурджиева, принял Беннетта и его лучших учеников в свою группу. Вскоре после этого Беннетт стал одним из главных помощников Успенского, находя ему новых учеников, организовывая собрания и выпивая со своим руководителем в часы досуга. Однажды они прикончили за раз пять бутылок кларета, что, возможно, имело отношение к выходу из тела, которое Беннетт пережил той ночью.
В 1935 г. Софья Григорьевна переехала в Лайн, но Беннетт продолжал работать с ней по выходным, все больше и больше оказываясь под ее влиянием. Однако жена Беннета встречала холодный прием около трех лет, и учителя это никак не объясняли. Как и Гурджиев, сам Успенский и Софья Григорьевна часто настаивали на разделении супругов или способствовали разрыву между ними. Беннетт, уверенный в пользе безоговорочного подчинения духовному руководителю, был готов проводить вне дома то время, когда мог побыть с женой. Не желая быть препятствием на пути духовного развития мужа, Уинифред Беннетт попробовала покинуть его.
После того как в 1937 г. она пыталась покончить с собой, ее приняли в Лайне. Три дня комы, последовавшей за попыткой самоубийства, Уинифред находилась на небесах возле Иисуса, пока голос Беннетта эгоистично не вернул ее обратно, в земной мир. После этого эпизода Успенский пригласил ее в Лайн, где она, подшивая занавески, рассказывала Учителю о своем путешествии на небо, заставляя его плакать, потому что он и сам хотел бы посетить небеса, но ему это не удавалось.
Тем временем Беннетт постепенно отдалялся от Успенского и Софьи Григорьевны. Но все же на него произвело впечатление отношение Успенского к Уинифред. Чувствительность учителя казалась ему особенно глубокой по сравнению с собственной "механичностью" и невосприимчивостью, которые он приписывал настойчивости и грубости плотских желаний, подавлявших духовный рост. Мало-помалу он убедился, что существует связь между мистическим опытом и "сексуальной функцией", хотя что это за связь, он сказать не мог. По словам Уинифред Беннетт, часть проблемы состояла в том, что ее муж "негативно относился к сексу"[335], по причине чего плохо понимал женщин. Однако, судя по слухам, ходившим о Беннетте, она могла и ошибаться.
Секс, вероятно, беспокоил и обитателей апельсиновых рощ Охайя. Работа Раджигопала в KWINK заставляла его большую часть недели проводить в Голливуде, в офисе, находившемся недалеко от дома, который он приобрел для своей тещи и жены. Изредка посещая Голливуд, Розалинда находилась в основном в Охайе, в Арья-Вихара вместе с Кришнамурти и маленькой Радхой. Раджагопал приезжал к ним на выходные, но проводил с женой не слишком много времени. Раджагопал привык работать по ночам и привык просыпаться поздно, поэтому он даже ел иногда отдельно. Кришнамурти и Розалинда, напротив, подымались на рассвете и почти весь день не расставались, держась в стороне как от местных фермеров, так и от теософского окружения, с которым они делили долину. Таким образом Кришнамурти, Розалинда и Радха являли собой как бы одно эмоциональное целое, над которым постоянно витала тень покойного Нитьи. Когда родился этот ребенок, Кришнамурти размышлял, не является ли девочка реинкарнацией его горячо любимого брата. Он перенес на Розалинду и ее дочь всю привязанность, которую испытывал к Нитье, как Розалинда перенесла любовь к Нитье на Раджагопала. В Охайе, по некоторым намекам Радхи, Кришнамурти и ее мать стали любовниками, что случилось якобы в 1932 г., то есть через год после ее рождения.