Бабуин мадам Блаватской — страница 76 из 88

Смерть Успенского повергла его учеников в растерянность. Беннетт отдалился от них и сам возглавлял группу; Морис Николь, еще один из главных учеников как Успенского, так и Гурджиева, основал свою общину в Хертфордшире[382]; те же, кто остались в Лайне, теперь либо пошли своей дорогой, либо разделились на две группы – одна под руководством Родни Коллина, другая – доктора Фрэнсиса Роулза (его-то барабанная перепонка и пострадала от урока Коллина). Коллин и Роулз были неустойчивыми личностями, занятыми собственными духовными поисками, они враждовали друг с другом и плохо подходили на роль лидеров. Три других старших ученика, не зная что делать, решили посетить г-жу Успенскую, в ту пору проживавшую в Медхэме. Надо сказать, что Софья Григорьевна никогда не теряла контакта с Гурджиевым. После смерти Успенского она снова стала общаться с ним, отправив в Париж рулон шелка и чек на 3000 долларов в знак доброй воли. Для нее решение проблем старых учеников Успенского было простым. Она вполне определенно дала им понять, что следует закрыть Лайн-Плейс и перейти под покровительство Гурджиева[383].

Во время войны Гурджиев буквально исчез из поля зрения; его видели только Рене Домаль, Жанна Зальцманн и несколько других последователей. Но перед своей смертью в 1949 г. он вновь имел необыкновенную популярность и процветал. Казалось, что он обладает невероятными способностями преодолевать любые трудности; он пережил не только Успенского, но и многих других своих последователей, которые погибли, сошли с ума или оказались на обочине жизни. Он пережил также катастрофическое падение авторитета среди приверженцев альтернативных религий в 1930-х годах. И что примечательно более всего – опроверг существовавшие подозрения в сотрудничестве с немцами во время войны, когда его парижская кухня так отличалась от скудного рациона того времени. Без сомнения, какую-то долю роскоши ему поставлял кружок преданных последователей, а также черный рынок и даже американские войска, наводнившие Париж после освобождения в 1944 г. Но все равно остается вопрос, как он получил доступ к этому рынку и какие у него были связи с охранниками складов оккупированной зоны.

Сам Гурджиев любил шутить, что достаток в его кладовой обеспечивает планета Каратас[384]. Менее фантастично предположение, что он получал кредит от владельцев местных магазинов, в том числе и продовольственных, утверждая, что является владельцем нефтяной шахты в Америке, которая снова начнет приносить доходы, как только закончится война. Эту версию подтвердили некоторые ученики после войны; и когда пришло время платить по счетам, американские приверженцы оказались как нельзя более кстати[385].

Когда ученики Успенского вошли с Гурджиевым в контакт, положение уже начало исправляться. Именно Америка в лице Кэтрин Хульме и Фрица Петерса пришла к нему на помощь. Хульме жила тогда в Европе и работала в UNRAA[386]. Оказавшись в июне 1946 г. в Париже, она явилась на квартиру Гурджиева с сигаретами, бутылкой водки и своей новой подругой, женщиной, происхождение которой Гурджиев таинственным образом отгадал. Петере, все еще служивший в американской армии, пришел к нему в состоянии умственного и эмоционального упадка. Гурджиев быстро привел его в себя, буквально наполнив его энергией. Потрясенный всполохами голубого пламени вокруг Учителя, Петере сразу же почувствовал себя лучше, хотя теперь стареющий Гурджиев должен был прилечь, чтобы восстановить истраченную энергию[387].

Избежав финансовой катастрофы благодаря своей изобретательности, благополучному исходу войны и американским благотворителям, Гурджиев вскоре снова стал популярным учителем, вследствие энтузиазма Хульме, Петерса, старых учеников Орейджа, которые опять могли свободно посещать Европу, а также Джейн Хип, хозяйки магазина в Сент-Джон-Вуд. Маргарет Андерсон привела свою новую компаньонку, Дороти Карузо, вдову певца Энрико[388]. Когда Гурджиев узнал о том, что г-жа Успенская посоветовала ученикам Успенского искать его покровительства, он сказал: "Вы – овцы без пастуха. Идите ко мне". Под влиянием Уокера, который подчинился охотнее всех и признал верной оценку Гурджиева, они, видимо, совсем забыли, что Гурджиев видел в овцах объект для стрижки. Николь, Коллин, Роулз и их ученики держались в стороне: они разделяли подозрение Успенского, что Гурджиев не столько пастух, сколько волк[389].

Наиболее серьезную роль в возрождении гурджиевского учения сыграл Дж. Г. Беннетт. Когда в 1939 г. разразилась война, Беннетт и его жена планировали экспедицию в Сирию. Перед этим они решили провести недолгий отпуск на Южном побережье Англии, но Чемберлен остановил все путешествия плохими новостями о Гитлере, и они отложили поездку. Беннетта влекла в Сирию навязчивая идея найти Источник Мудрости и Братство Сармунг, через которое, согласно Гурджиеву, мудрость приходила в мир.

Хотя Беннетт прервал свои поиски, война дала ему возможность свести воедино две стороны своей жизни. Квартира на Тайт-стрит, в Челси, была разрушена во время бомбардировки, и они с Уинифред стали подыскивать себе жилище. Им также нужно было место, где Беннетт мог работать с учениками. И они нашли дом с семью акрами земли на окраине Лондона, в Кингстоне, Суррей.

Это была собственность миссис Хуфа Уильяме. Некогда известная светская красавица, она, как и ее муж, была другом Эдуарда VII, и, подобно многим людям из их круга, они промотали свое состояние, в том числе и Клэридж-Отель. Теперь, став старой затворницей, она жила в компании служанки-итальянки, семи собачек чау и двадцати двух кошек. Ее почти полная глухота делала переговоры очень трудными, но в конце концов Беннеттам сдали дом в аренду "на неопределенный срок", и они принялись за работу, точнее, поручили работу по дому ученикам, планируя создать общину по образцу Лайна и Приере, где духовное обучение соединялось с товарищескими отношениями и тяжелым физическим трудом. Чтобы финансировать предприятие, Беннетт убедил BCURA переехать из Фулхэма в Кумб.

В награду за труд Беннетт брал учеников в некое путешествие наподобие летних лагерей в Уэльс и Озерный Край. В дни, когда нехватка топлива затрудняла всякое передвижение, это было почти роскошью. В первой из этих поездок Беннетту даже привиделись ослепительно вспыхивающие слова "Универсальный Порядок... Любовь и Свобода все искупят"[390], перспектива весьма заманчивая. Стремясь перевести это смутное видение в нечто более зримое, Беннетт решил стать писателем, изводя бумагу с такой энергией и упорством, что даже заболел от рвения. Но момент оказался решающим. В течение следующих тридцати лет он выдавал большое количество книг, памфлетов, лекций и эссе, излагавших смысл Системы. Основным плодом его стараний стала "Драматическая Вселенная" – полное изложение природы космоса в четырех томах.

Несмотря на удачный переезд в Кумб-Спрингс и карьеру писателя, у Беннетта оставались проблемы. Пока Кумб не был подготовлен к приему учеников, они собирались по выходным в центре Лондона, где у одной из учениц, Примроуз Кодрингтон, был небольшой дом, скрытый за Онслоу-сквер и окруженный почти акром земли. Здесь группа выращивала овощи и разводила цыплят, пока Беннетт разрабатывал свою методику предстоявшей Работы. В 1942 году он выпустил небольшую книгу "Ценности".

Все это нарушало требования Успенского, который принципиально запрещал публикации или публичное преподавание Системы в любой форме, кроме его собственной. Беннетт совершил и более серьезное преступление проявил неуважение к авторитету Учителя, адаптируя элементы Системы к собственным идеям, и вскоре новости о деятельности Беннетта дошли до Америки через небольшую группу последователей, остававшихся в Лайне и относившимся с негодованием к притязаниям Беннетта. Успенский отреагировал на это известие очередным отлучением Беннетта. Через адвокатов он потребовал возвращения всех бумаг, связанных с его собственной работой, включая заметки к лекциям, и запретил верным ученикам иметь что-либо общее с арендатором Кумб-Спрингс.

После отлучения несколько старых учеников бойкотировали Беннетта, но большинство осталось с ним. По выходным они встречались либо на Онслоу-сквер, либо, после того как Беннетт вступил во владения Кумб, в тамошнем саду. Каждый день он давал им тему для медитаций, пока они работали в саду. Продолжались обычные разговоры и дискуссии, и в их содержании по-прежнему преобладала неопределенность. Многие были несколько разочарованы, считая, что им необходимы более ясные смысл и цели, и один из учеников предложил помощь в составлении резюме дискуссий за неделю. В результате появилась рукопись в двести страниц, которую, возможно к счастью, он потерял. В ней, к примеру, описывалась Жизнь как некое женское Существо, к которому приходит мужская Сила.

Время, когда Беннетт стал отдаляться от Успенского, совпало с трудностями с Горнодобывающей Ассоциацией (любопытно, что по одним и тем же причинам), потому что он читал лекции, в которых утверждал, что век дешевого угля миновал и рассуждал о возможности появления новых видов энергии. Неудивительно, что ассоциация была недовольна, указывая на то, что политика ценообразования не входит в обязанности Беннетта, а только продажа угля (и никаких других видов топлива). Он оказался между двух огней – общественность требовала найти дешевые способы производства угля, а собственники настаивали на том, чтобы цены оставались на прежнем уровне и чтобы уголь выдерживал конкуренцию с нефтью.

Ясно, что даже его доброжелателей раздражало то внимание, которое Беннетт уделял духовной жизни, и его привычка использовать Кумб-Спрингс как религиозное пристанище. Его обвиняли в оказании давления на служащих исследовательских лабораторий с целью завлечь их в свою группу и жаловались на неприятности, которые доставляла его деятельность. Следующий эпизод является очень типичным. Беннетт привык каждое утро купаться в источниках Кумб, и однажды ему привиделось, что в каждом листе ощущается присутствие Христа. (Неудивительно, что его посещали видения. Начиная с 1939 г. он повторял молитву "Отче наш" тысячу раз в день, заканчивая ее фразой "Fiat voluntas tua" {"Да будет воля твоя"}). После встречи с Иисусом он пребывал в состоянии экстаза в течение трех дней, что было совсем некстати, потому что на следующий день ему предстояло читать ле