63б/ ушли у меня из рук, милостью божией снова стали мне доступны и покорны в месяц зу-л-ка'да девятьсот четвертого года[285].
Султан Ахмед Танбал с Джехангир мирзой двигался к Ошу; едва они вошли туда, как и в Оше чернь тоже подняла бунт. Людей Танбала здорово поколотили и выгнали из Оша и, сохранив для нас крепость, послали к нам человека. Джехангир и Танбал со считанными людьми ушли в полном смятении и вступили в Узгенд.
Узун Хасан, которому не удалось войти в Андиджан, ушел в сторону Ахси. Пришло известие, что он будто бы проник в арк Ахси. Так как главарем зачинщиков смуты был именно он, то сейчас же по получении этого известия мы двинулись к Ахси, не задержавшись в Андиджане больше чем на четыре-пять дней. Когда мы достигли Ахси, то Узун Хасан, не будучи в состоянии ничего сделать, попросил о договоре и пощаде и сдал крепость. Пробыв в Ахси несколько дней, я направил и привел в порядок дела в Ахси, Касане и вообще на той стороне [реки], после чего отпустил могольских беков, которые пришли нам помощь, забрал с собой Узун Хасана с семьей и домочадцами и пришел в Андиджан, Касим Аджаб бек, который входил в круг приближенных и достиг при мне степени бека, был временно оставлен в Ахси.
Так как с Узун Хасаном был заключен договор, то его жизни и имуществу не причинили вреда или ущерба, и ему было дано разрешение отправиться через Кара-Тегин /64а/ в Хисар. Со считанными людьми он ушел в Хисар; все остальные его нукеры отделились от него и остались. Это были те самые люди, которые во время смут схватили и ограбили моих домочадцев, а также Ходжу Кази и его близких. Сговорившись с некоторыми беками, мы решили так: эти люди учинили беззакония и склоки, схватили и обобрали близких к нам правоверных мусульман. Были ли они настолько верны своим бекам, чтобы быть верными нам? Если мы велим их взять, что будет плохого, тем более что они у нас на глазах разъезжают на наших лошадях, носят нашу одежду и едят наших овец? Кто может это стерпеть? А буде мы их пожалеем и не прикажем их взять или обобрать, то нужно отдать приказ, чтобы все ныне опознанное имущество наших товарищей, бывших при нас во времена казачества и терпевших тяготы, снова перешло в руки владельцев. Если они спасутся такой ценой, то должны быть благодарны.
Действительно, это казалось разумным, и был отдан приказ: «Те, которые были с нами, пусть берут свои вещи, если узнают их».
Хотя это было разумно и правильно, но мы немного поторопились. Когда рядом стоял такой зловредный человек, как Джехангир мирза, пугать так людей /64б/ не было никакого смысла. При завоевании стран и управлении государством некоторые действия внешне кажутся разумными и правильными, но внутреннюю суть всякого дела необходимо и обязательно сообразить сто тысяч раз. Сколько смут и волнений поднялось из-за одного этого необдуманного приказа! В конце концов причиной нашего вторичного ухода из Андиджана было именно то, что мы, не подумав, отдали такой приказ.
Вследствие этого моголы открыли к себе путь тревоге и беспокойству и, выступив из Рабатек-и Урчини, который называют также «Областью меж двух рек», в сторону Узгенда, послали человека к Танбалу. При моей матери было около тысячи пятисот или двух тысяч моголов, из Хисара пришли Махди султан, Хамза султан Мухаммед Дуглат и с ними почти столько же моголов. Раздоры и склоки всегда исходят от моголов; до того времени они уже пять раз поднимали против меня мятеж. Не то чтобы они бунтовали [только] против меня по причине всяких не согласий; такие же поступки они неоднократно совершали и со своими ханами.
Весть [об уходе моголов] доставил мне Султан Кули Чанак, отца которого, Худай Берди Бунака, /65а/ я отличал вниманием среди моголов. Отец [Султан Кули] перед тем умер, а сам он был с моголами. Он хорошо поступил: отошел от своего народа и племени и доставил мне такую весть, но хотя он тогда поступил хорошо, зато потом совершил такие мерзости, что будь за ним и сто подобных услуг, [мерзости] их покроют. Об этом еще будет упомянуто. Последующие мерзости были, следствием его могольского происхождения.
Как только пришли такие вести, я собрал беков и мы посоветовались. Беки сказали: «Это маленькое дело, что за нужда государю выступать! Пусть идет Касим бек во главе всех беков и войска».
Решение утвердилось на этом. Они считали это пустяком, но такое мнение оказалось ошибочным.
В тот же день Касим бек повел беков и войско: еще до их ухода подошел сам Танбал и присоединился к моголам. Утром, спозаранку, как только наши перешли реку Айламыш у переправы, называемой Яси-Киджит, противники оказались лицом к лицу. Наши хорошо рубились. Сам Касим бек, столкнувшись с Султан Мухаммед Аргуном, два или три раза ударил его саблей, не давая ему поднять голову. Многие йигиты хорошо рубились, но, в конце концов, они потерпели поражение. /65б/ Касим бек, Али Дуст Тагай, Ибрахим Сару, Ваис Лагари, Сиди Кара и еще трое-четверо беков и приближенных вышли [благополучно], большинство прочих беков и приближенных были Али Дервиш бек, Мирим Лагари, Тука бек, Тагай бек, Мухаммед Дуст, Али Дуст, Мир Шах Каучин и Мирим Диван.
В этой битве [особенно] хорошо рубились два йигита: с нашей стороны — один из братьев Ибрахима Сару по имени Самад, с их стороны — хисарский могол по имени, Шахсувар. Они встречаются лицом к лицу: Шахсувар так сильно рубит, что пробивает клинком шлем Самада и глубоко, всаживает ему лезвие в голову; несмотря на подобную рану, Самад так бьет, что сносит, Шахсувару саблей с головы кусок кости величиной в ладонь руки. На Шахсуваре не было шлема; ему лечили голову, и он поправился. Лечить голову Самаду было некому; через три-четыре дня он умер от этой самой раны.
В те дни, когда я как будто избавился от скитаний и бедствий и снова завоевал родную страну, это было удивительно несвоевременное поражение! Камбар Али могол, который являлся [моей] главной опорой после взятия Андиджана ушел в свою страну, /66а/ и его со мной не было.
При таких обстоятельствах [Ахмед] Танбал, приведя с собой Джехангира, стал лагерем в одном шери от Андиджана на поляне перед холмом Айш. Один-два раза, построив свои войска у Чил-Духтарана, он подходил к подножью холма Айш. Наши йигиты тоже строились и выходили за сады и предместья. Танбал не мог двинуться вперед и даже отступил за холм. Когда он пришел в те места, то убил из числа пленных беков Мирима Лагари и Тука [бека].
Около месяца простоял Танбал в этой округе, но не мог ничего сделать и отступил к Ошу. Ош он отдал Ибрахиму Сару. Его люди были там, они укрепили Ош.
События года девятьсот пятого
К войскам, находившимся в области, конным и пешим, спешно послали вербовщиков и надсмотрщиков; отправив к Камбар Али и ко всем воинам, ушедшим в свои земли, усердных вербовщиков, я назначил для поставки щитов, лопат, секир и прочего военного снаряжения и припасов деятельных добытчиков. Я согнал из всей области конных и пеших, которые должны были идти на войну, и приказал созвать воинов и нукеров, что разъехались кто куда по всяким делам. Уповая на бога, я выехал восемнадцатого числа месяца мухаррама[286] /66б/ в сад Хафиз бека. Пробыв несколько дней в этом саду и завершив подготовку остального снаряжения и припасов, мы направились в сторону Оша навстречу противнику, построив в должном порядке правое крыло, левое крыло, центр, авангард, пехоту и конницу.
Когда мы подошли близко к Ошу, получилось известие, что враги не смогли устоять в окрестностях и увели войска в округ Рабат-и Сарханг, что к северу от Оша. В этот вечер мы стали лагерем в селении Латкенд.
На утро, когда мы построились и проходили через Ош, пришло известие, что враги будто бы ушли в сторону Андиджана. Мы тоже направились к Узгенду, послав вперед себя добытчиков для набега на окрестности Узгенда. Когда враги, которые направлялись к Андиджану, ночью вошли в ров и подставили лестницы к внутренней стене, те, кто был в крепости, заметили их. Они ничего не могли сделать и отступили. Наши добытчики тоже выступили, но когда они отправились пограбить окрестности Узгенда, им в руки не попало почти ничего, и они вернулись обратно.
В крепости Мазу[287], одном из укреплений Оша, которое славится в тех местах своей неприступностью, Танбал оставил своего младшего брата Халила и с ним двести или двести пятьдесят человек. /67а/ [Халил] запер эту крепость. Повернув назад, мы начали бой и пошли на крепость Мазу приступом. Мазу — очень хорошо укрепленная крепость. С северной стороны, где русло потока, она очень высокая; если от потока пустить стрелу, то она, вероятно, долетит до вала. Отводной желоб находился в той стороне. От крепости вниз провели как бы улицу, ведущую к воде, построив по обеим сторонам ее стены. Со всех сторон холм окружен рвом; так как он недалеко от русла потока, то из русла подняли в крепость камни, величиной с большой-пребольшой котел. Таких больших камней, какие бросали из крепости Мазу, не бросали ни из какой другой крепости, которую мы осаждали. Абд ал-Каддус Кухбар, старший брат Катта бека, вышел к подножью вала; с вала в него бросили такой камень, что Абд ал-Каддус, нигде не зацепившись, полетел кувырком прямо вниз и скатился с такого высокого места к подножью крепостной насыпи. Однако он ничего [себе] не сломал и тотчас же сел на коня и ускакал. В ложе водоотвода, у двойной трубы, Яр Али Билала ударили камнем по голове — потом ему пришлось лечить голову. Много людей погибло от камней. /67б/ Битва началась утром; еще до полудня мы захватили ложе водоотвода; сражение продолжалось до вечера. Когда ложе водоотвода было захвачено, враги не могли больше держаться и к утру вышли, прося пощады. Семьдесят, восемьдесят или сто человек во главе с Халилом, братом Танбала, заковали в цепи и отослали в Андиджан, чтобы их там тщательно стерегли. И с нашей стороны некоторые беки, приближенные и добрые воины тоже попали в плен. Эта битва [кончилась] хорошо.