После ночевки мы стали лагерем близ одной из деревень области Дуки, называемой Чутали. Хотя мои люди неустанно совершали набеги и подальше от реки Синда и на берегах реки, но кони не уставали, так как зерна для коней и зеленого корма было много. Когда же мы отошли от реки Синда, направляясь к Пир-Кану, то зеленого корма не стало; иногда за два-три перехода удавалось найти лишь небольшие поросли травы, да и зерна для коней не находили. После упомянутых стоянок кони моих людей стали отставать; на первой стоянке за Чутали из-за отсутствия вьючных животных отстал даже мой шатер. Вечером на этой стоянке пошел такой дождь, что в палатках было воды по щиколотки. Ковры сложили в одном месте в высокую кучу, и я сидел на них. В эту ночь утро застало меня в таком печальном состоянии.
Еще через два перехода Джехангир мирза пришел и шепнул мне на ухо: /152б/ «У меня есть к вам разговор наедине». Нас оставили одних и он доложил: «Баки Чаганиани пришел ко мне и сказал: «Давайте отправим государя с семью, восемью или десятью йигитами на тот берег реки Синда, а вас вознесем государем». Я спросил: «Кто еще был при этом совещании?» и Джехангир мирза ответил: «Баки бек только что сказал мне это, других я никого не видел».
Я сказал: «Проверь, кто еще с ним заодно. Вероятно, Сейид Хусейн Акбар, Султан Али Чухра и еще некоторые беки, вельможи и йигиты Хисрау шаха замешаны в этом».
В самом деле, Джехангир мирза держал себя тут очень хорошо; он исполнил обязанность родственника. Поступок Джехангир мирзы был ответом на такой же поступок с моей стороны. То, что произошло в Кахмерде[380], случилось вследствие подстрекательства и козней того же злосчастного, ничтожного человека.
Когда мы ушли с этой стоянки и стали лагерем на другой стоянке, я отобрал отряд молодцев, кони которых еще на что-нибудь годились, и, поставив во главе его Джехангир мирзу, послал пограбить живших в тех местах афганцев. На этих стоянках кони наших воинов начали сильно отставать; бывали дни, когда отставало двести или триста коней; лучшие отборные йигиты остались пешими. Шах Махмуд Оглакчи, один из лучших моих внутренних беков, когда отстали все его лошади, пришел пешком; до самого Газни кони моих воинов были в таком положении. Через три-четыре перехода Джехангир мирза, разграбив отряд /153а/ афганцев, пригнал стадо овец.
Через один или два перехода, мы достигли Аб-и Истаде. Глазам представилась очень большая река. Степи на той стороне совсем не было видно. Вода, казалось, сливается с небом. Горы и холмы на той стороне, словно горы и холмы в мареве, которые кажутся висящими, тоже как будто висели между небом и землей. В этом месте сливаются реки, текущие в долине Катта-Ваза, в долине Зурмата, реки Газни и долины Карабага; потоки от весенних дождей и реки, разливающихся во время паводков, несут сюда воды, остающиеся после, орошения. Когда мы находились в одном курухе от Аб-и Истаде, то видели удивительную вещь: между небом и водой то и дело появлялось и снова исчезало что-то ярко-красное, как вечерняя заря. Это продолжалось до тех пор, пока мы не приблизились к реке; подойдя близко, мы поняли, что это дикие гуси: не то десять тысяч, не то двадцать тысяч, очень много диких гусей. Когда множество диких гусей на лету машет крыльями, то их красные перья то виднеются, то скрываются. Там оказались не только эти птицы; на берегах водится бесчисленное, несметное количество всяких других птиц.
На берегу оказалось много птичьих яиц. Двое афганцев, которые пришли на берег /153б/ собирать эти яйца, увидав нас бросились в воду. Несколько человек проплыли за ними с полкуруха и привели их. Они доложили, что вода всю дорогу одинаково мелкая и доходит коням по брюхо. Река там, по-видимому, неглубока, вследствие ровности дна.
Придя к руслу потока, идущего по степи Катта-Ваза и впадающего в Аб-и Истаде, мы стали там лагерем. Это русло сухое и вода обычно никогда там не течет; сколько раз мы проходили мимо, мы никогда не видели в этом русле текущей воды. Но на этот раз, из-за весенних дождей, в русло прибыло столько воды, что мы нигде не могли найти переправы. Хотя русло и не слишком широкое, оно очень глубокое. Коней и верблюдов всех переправили вплавь, а некоторые вещи и пожитки связали веревками и перетащили волоком на ту сторону.
Перейдя это русло, мы миновали Кухна-Нани и плотину Сар-и Дех и пришли в Газни. Джехангир мирза день-два оказывал нам гостеприимство, предлагая угощения и поднося подарки.
В этом году большинство рек поднялось, и через реку Дех-и Якуб нельзя было найти переправы. Я приказал достать лодки, построенные на озере, и спустил их на реку Дех-и Якуб, напротив Камари; люди переправились на лодках.
Миновав Сиджавенд на лодках, мы в месяце зу-л-хидждже[381] /154а/ прибыли в Кабул. Сейид Юсуф бек несколькими днями раньше умер от желудочных колик.
Насир мирза, испросив разрешение, остался в Куш-и Гумбазе; он сказал: «Я доставлю кое-что для слуг и нукеров из окрестных областей и приду следом за ними дня через три-четыре». Расставшись с нами, Насир мирза тотчас же послал свое войско в Дара-и Нур, так как жители Дара-и Нура проявили некоторое неповиновение. О неприступности крепости Дара-и Нур и неровности окружающих ее земель из-за рисовых полей говорилось уже раньше. Начальник [карательного] отряда Фазли вел свое войско без достаточной осмотрительности: на такой неровной дороге с гористой местности он пустил своих людей грабить. Жители Дара-и Нура прогнали разъехавшихся в разные стороны добытчиков; остальные тоже не смогли устоять и побежали; перебив часть людей, враги забрали много коней и оружия. Если над войском начальствует человек, подобный Фазли, положение его всегда будет таково. По этой ли причине или потому, что в сердце Насир мирзы оставалась обида, но он не пришел следом за нами и отстал от нас. Сыновьям Айуба — Юсуфу и Бахлулу (на свете нет больше таких злых, сварливых, надменных и гордых людей) я отдал: Юсуфу — Алингар и Бахлулу — Алишанг. /154б/ Эти двое тоже намеривались захватить что-нибудь из своих областей и прийти с Насир мирзой. Так как Насир мирза не пришел, то они тоже не явились; всю зиму они были собутыльниками и собеседниками Насир мирзы.
Зимой они однажды совершили набег на афганцев Таркалани; летом Насир мирза снял с места и погнал за собой всех аймаков и все пришлые племена с их стадами и домочадцами, которые прикочевали в Нингнахар и в Ламганат, и явился на берега Барана. Когда Насир мирза находился на берегах Барана и в тех местах, пришли известия, что бадахшанцы перебили узбеков и, объединившись, восстали против них. Подробности этого дела таковы.
Шейбани хан отдал Кундуз Камбар бию, а сам ушел в Хорезм. Камбар бий, желая склонить к себе жителей Бадахшана, послал в Бадахшан сына Мухаммед Махдуми по имени Махмуд. Мубарак шах, предки которого принадлежали к числу беков бадахшанских шахов, поднял голову, обезглавил Махдуми и еще несколько узбеков и укрепил крепость Зафар. Раньше она называлась Шаф-Тивар, но он дал этой крепости наименование Зафар. Мухаммед курчи, один из оруженосцев Хусрау шаха, в то время владычествовал в Хамалангане. Он убил в Рустаке садра Шейбани хана и еще нескольких узбеков и укрепил Хамаланган. Зубайр Раги, /155а/ предки которого тоже были беками у бадахшанских шахов, взбунтовался в Раге. Джехангир Туркмен, один из нукеров Вали, брата Хусрау шаха, во время этих смут отложился от своего бека, собрал несколько беглых и отставших воинов и аймаков и потянулся в одно из укреплений. Насир мирза, получив об этом известие, вознамерился овладеть Бадахшаном. Подстрекаемый и побуждаемый некоторыми скудоумными и недальновидными людьми, он согнал домочадцев и скот всех явившихся с той стороны [Аму-Дарьи] пришлых племен и пошел через Шиберту и Аб-Дара.
Когда Хусрау шах и Ахмед-и Касим, убежав из Аджара, ушли в сторону Хорасана, они повстречали в дороге Бади'аз-Заман мирзу и Зу-н-Нун бека и, направившись вместе с ними в Герат, поступили в услужение к Султан Хусейн мирзе.
Эти люди, которые столько лет враждовали с мирзой и оказывали ему всякие неучтивости (каких только язв не было из-за них у Мирзы на сердце!), теперь из-за меня отправились к Мирзе в столь жалком и униженном состоянии и встретились с ним. Если бы я не сделал Хусрау шаха столь слабым, разлучив его со слугами и нукерами, если бы я не отнял Кабула у Мукима, сына Зу-н-Нуна, то их уход и свидание с Мирзой оказались бы невозможны. Ведь Бади' аз-Заман мирза был у них в руках, /155б/ [словно] тесто, и не мог отступить от их слов. Султан Хусейн мирза встал для них всех на место благодеяния и, не вспоминая обид, даже сделал им подарок. Хусрау шах через некоторое время попросил разрешения уйти в свои земли, говоря: «Если я пойду, то заберу все эти области», но так как он пришел [в Герат] без оружия и без средств, то от разрешения всячески уклонялись. Когда эти увертки продлились, Хусрау шах повторил просьбу. Так как он очень настаивал, то Мухаммед Бурундук дал ему прямой ответ и сказал: «Когда у тебя было тридцать тысяч нукеров и все те области находились в твоих руках, что ты сделал? И что ты теперь сделаешь в землях, находящихся под властью узбеков, имея всего пятьсот человек?».
Однако сколько ни убеждали Хусрау шаха и сколько ему ни говорили разумных слов, это не подействовало, ибо пришел его срок. Он стал еще больше настаивать, и, в конце концов, ему дали позволение. Со своими тремя или четырьмя сотнями людей он направился прямо к границе Дехане.
В то время Насир мирза тоже ушел в ту сторону. Придя туда, Хусрау шах встретился с Насир мирзой в окрестностях Дехане. Главари бадахшенцев призывали одного Насир мирзу, Хусрау шаха они не звали; сколько ни старался Насир мирза, Хусрау шаха они не звали; сколько ни старался Насир мирза, Хусрау шах, поняв, как обстоит дело, не соглашается идти в [Хисарские] горы. План Хусрау шаха был таков; взять с собой Насир мирзу в качестве прикрытия, /