их двух стран нам пойти.
Касим бек, Ширим бек и их приспешники стояли за то, чтобы пойти в Бадахшан. В то время среди бадахшанцев высоко держали голову Мубарак Шах, Зубайр, Джехангир Туркмен и Мухаммед курчи; они выгнали Насир мирзу /213б/, но не подчинились узбекам.
Однако я и некоторые приближенные беки предпочитали идти в Хиндустан, и мы направились в Ламган.
После взятия Кандахара я пожаловал области Калата и Тарнака Абд-ар-Раззак мирзе и оставил Абд ар-Раззак мирзу в Калате. Когда узбеки пришли и осадили Кандахар, Абд ар-Разак мирза не мог оставаться в Калате и ушел, бросив город; ко времени нашего выхода из Кабула он прибыл к нам. Мы оставили Абд ар-Раззака в Кабуле.
Так как в Бадахшане не было государя или царевича, то Хан Мирза, вследствие своего родства с Шах биким или с ее одобрения, возымел склонность двинуться в Бадахшан;
разрешение на это было ему дано. Шах биким отправилась с Мирза Ханом; моя тетка Михр Нигар ханум также пожелала отправиться в Бадахшан; ей больше подобало бы остаться со мной, так как я был ей сродни, но сколько я ее не удерживал, она не дала себя уговорить и тоже направилась туда.
В месяце джумаде первой[447] мы выступили из Кабула в Хиндустан. Пройдя через Малый Кабул, Сурх-Рабат, мы спустились в Курук-Сай. Афганцы, живущие между Кабулом и Ламганом, даже в мирные времена сами воруют и другим помогают воровать: они страстно желают и не могут дождаться подобных [военных] событий. Когда они узнали, что я оставил Кабул и иду в Хиндустан, их дурные качества умножились в десять раз; даже добрые люди из них обратились к злу. /214а/ Дошло до того, что в то утро, когда мы выступили из Джагдалика, тамошние афганцы вздумали преградить путь через Джагдаликский перевал. Они построились в горах на северной стороне и пошли, ударяя в барабаны, размахивая саблями и громко крича. Как только мы сели на коней, я приказал воинам подниматься на гору со всех сторон. Воины во весь опор поскакали вверх по холмам и гребням. Афганцы не устояли ни минуты; они даже не смогли пустить ни одной стрелы и бросились в бегство. Преследуя афганцев, я поднялся на гору. Один афганец, убегая, промчался внизу мимо меня; я выстрелил [и попал] ему в руку. Этого раненого афганца и еще нескольких афганцев схватили и привели. Некоторых из них для острастки посадили на кол.
Мы остановились в Нингнахарском тумане перед крепостью Адинапур. Не проявив дальновидности, мы не подумали заранее, где бы обосноваться, ни места, куда идти, не было установлено, ни земли, чтобы жить там, не было намечено. Мы просто вышли и бродили то вверх, то вниз, пока не узнаем чего-нибудь нового.
Была поздняя осень; в долинах большей частью уже убирали рис. Люди, знавшие земли и воды страны, доложили, что вверх по реке Алишенгского тумана, в Миле, кафиры сеют много рису. Есть вероятность, что воинам удастся раздобыть там съестные припасы на зиму.
Выйдя из долины Нингнахара, мы быстро двинулись вперед, переправились [через реку] у Сайкала и прошли до ущелья Пурамин. Воины захватили много рису. Рисовые поля /214б/ тянулись у подножия горы; их хозяева убежали; некоторые кафиры были убиты. В ущелье Пурамин мы поставили на высоком валу несколько йигитов. Отступая, кафиры быстро поднялись на гору и начали пускать стрелы. Одна стрела попала в Пурана, зятя Касим бека; кафиры схватили его и хотели изрубить топором, но тут наши йигиты вернулись назад, напали на врагов, обратили их в бегство и увели Пурана. Мы провели одну ночь на рисовых полях кафиров и, захватив много зерна, вернулись в лагерь.
В те дни, когда мы находились в пределах тумана Мандравар, Мах Чучук, дочь Мукима — теперь она замужем за Шах Хасан беком — выдали за Касим Кукелъташа. Так как мы [все же] не сочли за благо идти в Хиндустан, то Мулла Баба Пашагири с несколькими йигитами был послан в Кабул. Покинув пределы Мандравара, мы пришли в Атар и Сива. Несколько дней мы провели в тех местах. Из Атара я прогулялся в Кунар и Нургал и возвратился из Кунара в лагерь на плоту. Раньше я никогда не плавал на плотах; это мне очень понравилось; потом [плавание на] плотах стало обычным делом.
В эти дни от Насир мирзы прибыл Мулла Мирек Фиркати. Он подробно доложил о том, что Шейбани хан захватил внешние укрепления Кандахара, но не мог взять арка и отступил. После ухода Шейбани хана Насир мирза по некоторым причинам бросил Кандахар /215а/ и ушел в Газни. Спустя несколько дней Шейбани хан неожиданно напал на Кандахар. [Защитники города] не сумели удержать внешние укрепления и сдали их. [Войска Шейбани хана] сделали в разных местах вокруг арка подкопы и несколько раз начинали бой. В этом тяжелом положении Ходжа Мухаммед Амин, Ходжа Дуст и Мухаммед Али Пияда соскочили вниз со стен крепости и бежали. Защитники крепости пришли в отчаяние. Когда они уже собирались сдаваться, Шейбани хан завел речь о мире и ушел из-под Кандахара.
Причиной того, что Шейбани хан оставил Кандахар, было следующее: отправляясь в поход, он отослал своих женщин в Нирету, а потом один человек поднял в Нирету голову и захватил крепость. По этой причине Шейбани хан заключил нечто вроде мира и ушел.
Хотя была середина зимы, мы возвратились в Кабул через Бад-и Пич. Я приказал вырезать на камне выше Бад-и Пича тарих нашего прохождения мимо этого места, Мирек Юсуф вырезал надпись, а Устад Шах Мухаммед исполнил дело резчика. Вследствие спешки он вырезал надпись не очень хорошо.
Я пожаловал Газни Насир мирзе; Абд ар-Раззак мирза получил Нингнахарский туман, Мандравар, Дара-и Нур, Кунар и Нургал.
До той поры потомки Тимура, хотя я обладал царской властью, называли меня «мирза». Теперь я приказал величать себя падишахом.
В конце того года, вечером во вторник четвертого числа месяца зулка'да[448], /215б/ когда солнце было в созвездии Рыб, в кабульском арке родился Хумаюн. Маулана Сайиди, стихотворец, нашел тарих его рождения в словах «Султан Хумаюн хан». Один из мелких кабульских стихотворцев нашел тот же тарих в словах «Шах Фируз Кадр».
Через три-четыре дня [младенца] нарекли именем Хумаюн. Спустя пять или шесть дней после рождения Хумаюна, мы вышли в сад и справили той[449] по случаю его рождения. Старшие и младшие беки, большие и малые вельможи — все принесли в подарок деньги; серебра оказалась большая куча; никогда раньше не было видано такого множества серебряных денег в одном месте. Очень хороший вышел той!
События года девятьсот четырнадцатого
В ту весну я разбил в окрестностях Мукура отряд афганцев-Мехмедов. Через несколько дней после того как мы вернулись с набега и стали лагерем, Куч Бек, Факир Али Каримдад и Баба Чухра задумали бежать. Узнав об этом, я послал им вслед людей; их поймали ниже Истаргача и привели. При жизни Джехангир мирзы они тоже, как мне докладывали, говорили неподобающие слова; я приказал подвергнуть их всех наказанию на базаре. Когда этих преступников привели к воротам базара и накинули им на шею веревку, чтобы их повесить, Касим бек прислал ко мне Халифу и настойчиво просил простить им их вину. Чтобы угодить Беку, я подарил им обоим жизнь и приказал бросить их в тюрьму.
Хисарцы и кундузцы, /216а/ нукеры Хусрау шаха и предводители моголов: Чалма, Али Сейид Шикма, Шир Кули, Ику Салим, а также джагатайские нукеры Хусрау шаха во главе с Султан Али Чухра и Худа Бахшем, пользовавшиеся его милостью, и туркмены под начальством Шахназара и Сиюндука, — их было две-три тысячи добрых молодцев — в это время вступили в переговоры и, столковавшись, задумали [против меня] дурное. Те, кого я упомянул, находились перед Ходжа-Риваджем, между полянами Сунг-Курган и Чалак. Абд-ар-Раззак мирза, пришедший из Нингнахара, находился в Дех-и Афгане. Мухибб Али курчи и Халифа раз или два предупреждали Мулла Баба о сговоре мятежников; мне тоже намекали на это. Но это не казалось мне вероятным, и я не уделял их словам внимания.
Однажды вечером я сидел в Чарбаге, в помещении дивана. К ночи, в час молитвы перед сном, Муса Ходжа и еще один человек быстро подошли и сказали мне на ухо: «Моголы действительно решили поднять мятеж. Мы не узнали наверное, удалось ли им привлечь на свою сторону Абд-ар-Раззак мирзу; они еще не решили, произойдет ли восстание именно сегодня ночью».
Притворившись ничего не знающим, я через некоторое время отправился в гарем. В то время мои женщины находились в саду Баг-и Хилват и в саду Баг-и Юрунчка. Когда я подошел к женщинам, телохранители и стражники удалились. После их ухода /216б/ мы с Сарвар Кулом направились в город. Я дошел до рва и до Железных ворот, и тут ко мне подбежал, сто стороны базара, Ходжа Мухаммед Али[450]...
События года девятьсот двадцать пятого[451]
В понедельник, в первый день месяца мухаррама[452], в нижней части долины Чандавала произошло сильное землетрясение. Оно продолжалось около получаса по звездному времени.
На следующий день мы выступили со стоянки и стали лагерем близ крепости Баджаур, намереваясь взять ее приступом. Мы послали в Баджаур одного уважаемого афганца из племени Дилазак, чтобы он посоветовал баджаурскому султану и жителям города изъявить мне покорность и сдать крепость. Эти глупые злополучные люди не приняли совета и прислали бестолковый ответ, и я приказал воинам готовить лестницы, щиты и все, что нужно для взятия крепости. Ради этого мы провели один день на той стоянке.
В четверг четвертого мухаррама[453] вышел приказ воинам надевать доспехи, вооружаться и садиться на коней. Левое крыло должно было выйти вперед, перейти реку у переправы выше крепости Баджаур и встать к северу от крепости; /