В воскресенье двадцать восьмого числа[461] мы двинулись дальше и стали лагерем, выйдя из долины. На этой стоянке Таус хан Юсуфзай, младший брат [Малик] шах Мансура, привел к нам свою вышеупомянутую племянницу.
Так как у жителей Бисута были родичи в крепости Баджаур, то я послал с этой стоянки [в Бисут] Юсуф Али Бакаула, чтобы привести бисутцев в крепость Баджаур.
Воинам, оставшимся в Кабуле, были отправлены приказы явиться [ко мне].
В пятницу третьего сафара[462] мы стали лагерем у места слияния рек Панч-Кура и Баджаура. В воскресенье пятого числа[463] я отправился с этой стоянки в Баджаур; в доме Ходжа-и Калана устроил попойку.
Во вторник, седьмого[464], я созвал беков и знатных афганцев Дилазаков и устроил совет. Мнения сошлись на таком решении: год подходит к концу, от [месяца] Рыбы[465] остается немного дней, весь хлеб в равнинах собрали. Если мы пойдем теперь в Савад, люди не найдут припасов и будут терпеть лишения. /221а/ Следует двинуться через Амбахир и Пани Мали, перейдя реку Савад выше Хашт-Нагара и совершить налет на равнинах афганцев Юсуфзаев и Мухаммедзаев, которые живут в долине вокруг Сангара, [возведенного] Юсуфзаями. А на следующий год надлежит прийти сюда пораньше, ко времени сбора зерна, и хорошенько подумать об этих афганцах.
Порешив на этом, мы на следующее утро, в среду, пожаловали Султан Ваису и Султан Ала ад-дину коней и почетные халаты и отпустили их с милостивыми грамотами; потом мы выступили в поход и стали лагерем напротив [крепости] Баджаур; дочь Шах Мансура я оставил в Баджауре до возвращения туда нашего войска.
На другой день мы двинулись дальше и остановились, миновав Ходжа-Хизр. На этой стоянке Ходжа-и Калан был отпущен в Баджаур. Лишние войсковые запасы и тяжелый обоз отправили с воинами на отощавших конях через Кунар в Ламган.
На следующее утро мы снова выступили в поход. Я поручил Ходжа Мир Мирану верблюдов и тяжелые пожитки и отправил их [вперед] через Кур-Гату, Дарваза и перевал Кара-Куба.
Сами мы налегке с конными отрядами быстро перешли перевал Амбахир и, переправившись через другой высокий перевал, прибыли в Пани-Мали раньше послеполуденной молитвы. Ауган Берди и еще несколько человек послали вперед, чтобы взять языка. Расстояние между нами и афганцами было близкое, поэтому мы не стали выступать спозаранку. Около полудня вернулся Ауган Берди; он захватил одного афганца и отрезал ему голову, /221б/ но обронил ее на обратном пути. Никаких достоверных известий, желательных сердцу, он не привез.
Около полудня мы выступили, перешли реку Савад и остановились незадолго до послеполуденной молитвы, В час молитвы перед сном мы снова сели на коней и быстро двинулись вперед. Когда солнце стояло на высоте копья, Рустам Туркмен, посланный на разведку, привез известие, что афганцы, узнав о нашем приближении, всполошились и поднялись; часть афганцев идет горной дорогой. Услышав это, мы пошли еще быстрей и выслали вперед застрельщиков. Они убили нескольких афганцев, которым отрезали головы, и привели пленных, а также быков и баранов. Афганцы племени Дилазак тоже принесли несколько отрезанных голов.
Повернув назад, мы остановились в окрестностях Катланга. Навстречу Ходже Мир Мирану, которому был поручен обоз, послали проводника с приказанием присоединиться к нам в Макаме.
Наутро мы снялись с лагеря и снова остановились между Катлангом и Макамом. Ко мне прибыл человек от Шах Мансура; я послал навстречу обозу Хусрау Кукельташа и Ахмеда парваначи с несколькими воинами.
Во вторник четырнадцатого числа, когда мы вступили в Макам, обоз прибыл и присоединился к нам.
В тех местах тридцать или сорок лет назад пребывал один еретик по имени, Шахбаз каландар. Этот каландар склонил к ереси часть Юсуфзаев и некоторых Дилазаков. На отрогах горы Макам расположено несколько низеньких пригорков, /222а/ которые господствуют над всей степью; с этих возвышенностей открывается очень обширный и широкий вид. Могила Шахбаз каландара находилась в то время там. Совершая прогулку, я проехал и осмотрел эту могилу. Мне пришло на ум, что в такой прекрасной местности совсем не к чему быть могиле еретика каландара; я приказал ее разрушить и сравнять с землей.
Так как эта местность была очень красива и приятна, то я провел там некоторое время и съел ма'джун[466].
Когда мы уходили из Баджаура, то имели в виду захватить Бхиру. С самого прибытия в Кабул мы все время думали о походе в Хиндустан, но из-за некоторых препятствий осуществить это не удалось. За три-четыре месяца, что мы водили войска, в руки воинов не попало ничего существенного. Так как граница Хиндустана находилась неподалеку от Бхиры, то нам пришло на ум тотчас же направиться туда налегке; быть может воинам что-нибудь и достанется.
Задумав это, мы вернулись назад. Когда после набега на афганцев мы остановились в Макаме, некоторые доброжелатели доложили, что к вторжению в Хиндустан следует основательно подготовиться. Часть войска находится в Кабуле, отряд отборных молодцов оставлен в крепости Баджаур, многие воины, так как их кони выбились из сил, возвратились в Ламган. У тех, кто пришел сюда с нами, лошади тоже до того разбиты, что не могли быстро скакать даже один день.
Хотя такие речи были разумны, но решение было принято, и, не взирая на эти соображения, мы спозаранку /222б/ выступили в поход и двинулись к переправе через реку Синд. Я послал по реке Мир Мухаммед джалабана с его старшими и младшими братьями, а также еще несколько человек, хорошо знавших реку Синд, чтобы осмотреть реку выше и ниже переправы.
Отправив обоз к реке, я направился в сторону Савати, которое называют также Карг-Хана, чтобы поохотиться на носорогов. Мы увидели несколько носорогов, но заросли были очень густы, а носороги не выходили из зарослей. Одна самка носорога с детенышем вышла на полянку и бросилась бежать: в нее пустили много стрел. Заросли были близко, самка кинулась в заросли; мы подожгли их, но так и не нашли ту самку; детеныш носорога, горя в огне, бился и корчился на земле. Его прирезали, и каждый из нас взял свою долю. Возвращаясь из Савати, мы долго блуждали и прибыли в лагерь к молитве перед сном.
Люди, отправившиеся осмотреть переправу, осмотрели ее и возвратились. На следующий день, в четверг, шестнадцатого числа[467], мы перешли реку с конями, верблюдами и пожитками; обоз, пехотинцев и ослов переправили на плотах. Утром, когда мы были у переправы, жители Нил-Аба пришли и доставили в подарок коня в снаряжении и триста шахрухи [деньгами].
Переправив всех людей, мы в тот же день к полуденной молитве снялись с лагеря и шли до первого часа ночи, лагерь был разбит неподалеку от реки Каче-кут. Снявшись рано утром, мы перешли реку Каче-кут, в полдень миновали перевал Сангдаки /223а/ и стали лагерем. Сейид Касим ишик-ага выехал вперед во главе дозорных. Он захватил несколько баджаурцев, которые следовали за обозом, отрезал им головы и принес их мне.
Выйдя на заре из Сангдаки, мы к полуденной молитве перешли реку Сухан и разбили лагерь. Отставшие продолжали подходить до полуночи. Переход был очень длинный, лошади выбились из сил и были изнурены; им было тяжело идти, так что много коней отстало.
В семи курухах к северу от Бхиры стоит гора. В Зафар-наме[468] и в некоторых других книгах ее называют гора Джуд; причина такого наименования была мне тогда неизвестна. Поздней я узнал, что на этой горе живут два племени, происходящие от одного предка; одно называют Джуд, другое Джанджуха. Представители этих племен издревле правят племенами и народами, обитающими на этой горе и между Нил-Абом и Бхирой, но управляют ими по-дружески и по-братски. Они не могут брать у людей все, что им вздумается, а берут лишь столько, сколько установлено искони; правители берут, а подданные дают не больше и не меньше определенных ставок. Эти ставки таковы: с каждой пары быков дают один шахрухи, с каждого хозяйства дают семь шахрухи и, кроме того, идут служить в войско. И племя Джуд и племя Джанджуха разделяется на несколько родов.
Эта гора, которая отстоит от Бхиры на семь курухов, отделяется от гор Кашмира, примыкающих к хребту Хиндукуш, /223б/ тянется на юго-запад и доходит до реки Синда, у подножия Динкута. На половине этой горы живет племя Джуд, на другой половине — Джанджуха. Гору назвали Джуд в связи с названием этого племени. Одного из их знатных вельмож величают рай; других его братьев и сыновей называют малик. [Вельможи племени] Джанджуха приходятся дядьями Лангар хану: вождя племен и народов, обитающих вокруг реки Сухан, зовут Малик Хаст. Его настоящее имя — Асад, но хиндустанцы иногда пропускают такие [краткие] гласные и, [например], вместо хабар говорят хабр, вместо асад — асд, асд постепенно превратилось в хаст.
Разбив лагерь, мы тотчас же послали Лангар хана за Малик Хастом, [правителем] Джанджуха, Лангар хан поскакал за ним, внушил ему надежду на нашу милость и благосклонность и доставил его [в лагерь] к молитве перед сном. Малик Хаст привел мне в подарок лошадь в конских доспехах и изъявил желание мне служить. Ему было тогда двадцать два-двадцать три года.
Вокруг лагеря паслись большие стада и отары, принадлежавшие Джанджуха. Так как я постоянно помышлял о завоевании Хиндустана и так как эти области, то есть Бхира, Хут-Аб, Чин-Аб и Чиниут, некоторое время были во власти тюрка, то мы смотрели на них, как на свои владения. Силой или миром, мы твердо решили их взять и завладеть ими. Поэтому было обязательно и необходимо /